Однако я так не сказала.

А вместо этого заявила:

— Знаю уже около двенадцати лет.

Несмотря на сильнейший ужас, я говорила правду. Такая смелость шокировала меня столь же сильно, насколько потрясла маму. Какое-то время никто из нас не мог произнести ни слова. А затем она произнесла:

— Двенадцать лет. Ты знала все это время и привела его в мой дом, позволила сидеть за моим столом?

— Это и мой дом, Шарлотта, — робко подал голос отец. Он пробовал примерить свой новый облик самоуверенного мужчины, но тот не очень хорошо на нем смотрелся.

— Тихо, Брайан. — отрывисто произнесла миссис Бикерстафф. — Не верится. Как ты могла так со мной поступить, Эми?

Она выглядела так, словно ее ранили в самое сердце. Думаю, она не смотрела бы на меня с большим осуждением, даже если бы я проткнула ее ржавым мечом. Все это должно было разозлить меня. Я имею в виду, явное лицемерие. Женщина, которая написала ужасные вещи, исполненные ненависти, на двери церкви и которая, давайте не забывать, устроила возню с проклятым садовником, повстречавшимся ей на выставке цветов в Челси. Потом именно она набралась наглости заявлять, что папа завел интрижку. А теперь к тому же винит меня? От такого я должна была бы вскипеть от злости, но почему-то молчу. И чувствую, как начинаю испытывать привычное всепоглощающее чувство вины. Мне бы хотелось, чтобы внутри меня поднялась злость, ведь я знаю, что только с помощью чего-то вроде ослепляющей ярости (или наркотиков) смогу пройти через подобный кошмар. Но злость так и не появилась, и поэтому мне оставалось лишь униженно разглядывать туфли.

— Раз ты все знала, почему позволила ему так просто стать священником? — добавила мама, показывая, что я задела не только ее чувства, но и чувства Господа Бога. — Будто бы в мире недостаточно зла без того, чтобы они глумились над…

— Хочу тебе сказать еще кое-что, — пробормотала я, испытывая настоящий ужас от того, в чем мне предстоит признаться.

Я не выдержу, если она сейчас пустится в рассуждения о священниках-гомосексуалистах. Поэтому, сделав глубокий вдох, я объявила:

— Это не священник.

Мама изумленно открыла рот, а отец начал кашлять, но я не обращала на них ни малейшего внимания. В окно я увидела Энта, стоявшего прямо за мамой и смотревшего на меня через ажурные занавески. В школе он всегда отличался умением выбрать самое неподходящее время, и это было ужасно забавно. Приятно убедиться, что Энт ничуть не изменился. Но чего, Боже мой, он добивается? Неужели не понимает: узнай мама о его приходе — и гарантированно прольется его кровь? Как Энту взбрело в голову, будто его появление поможет? Я начала отчаянно жестикулировать, чтобы друг ушел, но он лишь сильнее прижался носом к стеклу. Конечно же, родители обернулись и посмотрели в сад, но Энт понял мою жестикуляцию и как раз вовремя успел присесть и спрятаться под подоконником.

— Что происходит? — поинтересовалась мама.

У меня не было подходящего ответа, но, к счастью, Лиза все сделала за меня.

— Какой-то парень. Похож на продавца. Наверное, хотел предложить двойное остекление.

— Ладно, не важно, — рявкнула мама, снова вернувшись к главному вопросу. — Почему ты представила его в качестве священника? Как ты могла позволить мне поверить в это?

— Потому что она боялась рассказать тебе правду, мама, — сказала Лиза, которая, слава Богу, опять вмешалась в разговор.

— О чем ты? — переспросила мама.

— Ну а как бы ты отреагировала, услышав, что Энт эмигрирует в Америку и собирается работать в ночном гей-клубе под названием «Семинария»?

— Ну, я, конечно, расстроилась бы, но…

— Да ладно тебе, перестань. Ты бы поступила, как и вчера, и начала беситься. Эми просто решила избежать конфликта и… Да, она скрыла правду.

Мама оцепенела. Похоже, раньше этой женщине даже в голову не приходило, что ее могут бояться. Словно расписывать дверь церкви краской из баллончика — каждодневная обязанность респектабельного столпа общества и вовсе ничуть не странно. Потом печальным тихим голосом она произнесла:

— Но я всегда старалась воспитать своих детей честными людьми. Сколько еще лжи вы мне наговорили?

Она уставилась на меня широко открытыми, грустными глазами. Такого выражения я не видела даже в рекламном проспекте Королевского общества по борьбе с жестоким обращением с животными. Видимо, стремится набрать сочувствующие голоса. Действительно работает. Теперь я чувствую себя ужасно. Лиза слегка толкнула меня локтем: наступила моя очередь поразить маму самым большим секретом.

Но я никак не отреагировала на ее намек, ведь я вообще ничего не могу сделать.

Для мамы молчание является лучшим доказательством того, что человек осознает свою вину. Конечно же, теперь она начала болтать какой-то бред, жалеть себя. Я уже слышала подобное тысячу раз, и это всегда действует на меня.

— Я всегда пыталась поступать правильно и прививать вам моральные ценности. И только посмотрите, что я получила взамен. Одна дочь мечтает убежать в Гонконг с китайским гангстером, которого ей даже стыдно привести домой. А другая не в состоянии рассказать правду собственной…

Она остановилась, поскольку зазвонил телефон.

В моем кармане.

Мой мобильный.

Выудив его из кармана, я молча уставилась на вибрирующий в моей ладони предмет.

— Ну, может быть, ты наконец ответишь? — Мама решила еще помучить меня. — Наверное, звонит твой друг со странностями.

Я приложила телефон к уху.

— Ну что, уже добралась до самого главного? — спросил мой «друг со странностями».

К чему беспокоиться? Зачем нужно было мне звонить? Почему он просто не крикнет из-за куста гортензий?

— Сейчас неподходящее время, — ответила я, будто действительно собиралась ответить на его вопрос позже.

— Послушай, все в порядке. Ничего не говори! — воскликнул Энт. — Но если твоя мать вытащит ружье или что-нибудь в таком духе, ты сможешь заставить ее замолчать с помощью всего четырех слов: «Выставка цветов в Челси».

В трубке раздались гудки.

— Продавец, хотел предложить нам двойное остекление, — объяснила я, — ха…

Папа слабо улыбнулся, а мама совсем меня не слушала. Она заметила «Мейл» на кофейном столике, взяла газету в руки и взглянула на фотографию, с которой на нее буквально смотрела правда.

Черт, не придется ничего рассказывать — мама все увидит сама. Я задержала дыхание, ожидая, когда же наступит момент истины… Но ничего не произошло. Через некоторое время она заявила: «Как грустно, мы живем в таком ужасном мире. Кто может покупать роман этой…»

Мама остановилась, не найдя подходящего слова, чтобы выразить все отвращение к написанному мной произведению. Тут Лиза снова толкнула меня локтем, и очень сильно. Вот сейчас уж точно должна прозвучать моя реплика, на небесах ее явно поместили в сценарий специально для меня.

Но я все-таки не сумею этого сделать и даже не знаю, куда мне смотреть. Я не могу заставить себя взглянуть на маму или заглянуть через ее плечо в сад, потому что Энт снова появился из-за кустов, а теперь еще к нему присоединился Льюис. Как раз это мне и нужно: мой недавно приобретенный парень занимает первый ряд на шоу «Мы — чокнутая семья».

Просто ад. Как вынести такой кошмар? Видимо, тяжело было не только мне. Лиза решила наконец положить конец моим мучениям:

— Послушай, Эми, все так глупо! Ты расскажешь им правду, или это сделать мне?

Она бросила на меня взгляд, чтобы приободрить меня, но получилось что-то вроде: «Пожалуйста, положи конец нашим страданиям и покончи с этим раз и навсегда».

— Что ты хочешь рассказать? — робко спросил папа, вылезая из своего вязаного убежища на пуговицах.

— Эми хочет…

— Я сама, Лиза, — сказала я. Ко мне снова вернулся голос.

Лиза права. Все должно закончиться. — Послушайте, — начала я дрожащим голосом, — возможно, в это труд, но будет поверить. Я даже сама не верю. Знаю, вы не будете в восторге, но как мои родители вы обязаны знать правду…

Боже, несу та-а-акой вздор! Просто не знаю, с чего начать. Я сфокусировала взгляд на маме и попыталась последовать совету Энта. Вызвала мысленный образ того, как мама катается по цветочному бордюру с Пэтом, садовником, но он почему-то был похож на румяного старого Макдональда из детской песенки. Совсем не помогает. Сосредоточься, Эми. Скажи ей.

— Мама, ты права, — продолжила я, решив добавить еще несколько общих фраз, чтобы смягчить предстоящий удар. — Мне стоило быть честной с тобой по поводу Энта…

Очередной блестящий план моего друга! Вот что нужно!

— Нужно быть честными друг с другом, верно? — продолжила я, пока еще не представляя, как у меня получится использовать четыре магических слова Энта, но почему бы не рискнуть? — Хочу сказать, все мы… Возьмем… например… папу.

Мама выглядела озадаченной. Папа выглядел испуганным: «Возьмем меня куда?»

— Представь, он бы сказал, что собирается… хм… в деловую поездку, а на самом деле тайно отправился бы развлекаться…

Теперь мои слова заинтриговали маму. Наконец представилась возможность вывалять в грязи не только меня, но и отца.

— …на… хм… выставку цветов в Челси.

Теперь уже мама впала в настоящую панику.

— Зачем мне туда ехать? Садоводством увлекается твоя мама, — возразил отец, лицо которого перекосилось от смущения.

Мама ничего не сказала. Первый раз за свою жизнь я видела ее такой жалкой и съежившейся. Сейчас у меня получится все. Спасибо тебе, Энт.

— Чисто гипотетически, папа, — сказала я. — Просто пыталась дать понять, что мы все должны стать более откровенными… Я собираюсь именно так поступить сейчас, быть с вами честной… Поскольку сейчас я сообщу кое-что…

— Что ты собираешься ему рассказать? — Мама в дикой панике практически подпрыгнула на месте. Но что она может сделать со мной? Она напугана, а я уже почти добралась до цели. Да, все получится…