— Да, так уж получилось… Кстати, тебе знакомо имя Шоко Лад?

«Черт возьми! — снова вмешался внутренний голос. — Как далеко ты зайдешь?»

Я и сама не имела ни малейшего представления.

— Сейчас о ней невозможно не слышать, — проговорил он устало, обрадовавшись возможности сменить тему. — Забавно, но мой издатель как-то с ней связан, и меня попросили написать аннотацию к следующему изданию ее книги. Я пытаюсь найти хоть немного свободного времени, чтобы закончить работу в срок. Как будто у меня и без этого мало хлопот. А почему ты спрашиваешь?

Я была слишком потрясена, чтобы ответить. В моем воображении подобная сцена могла произойти в любой другой обстановке, но уж точно не в баре. В конце концов, мне удалось выдавить из себя:

— И что же это за аннотация?

Я попыталась придать голосу безразличный тон, насколько это возможно.

— А зачем тебе?

— Просто любопытно.

— Я ожидал увидеть перед собой очередную усыпляющую, приторную, глупую книжонку с описаниями сексуальных сцен, которые предвещают изменения в сюжете, но прочитанное меня приятно удивило. Роман написан в немного жестком стиле и очень образный.

— Она хороша? — Я знаю, что ответ будет утвердительным, но теперь настала моя очередь хитрить.

— Да, хороша. Видимо, книга Лад предназначалась любительницам литературы для девушек, но она достойна лучшего. Обсуждая произведение Шоко в прессе, основной акцент делают на секс, но книга намного глубже. Вообще-то сейчас я употребляю слово «ее», но мы с редактором полагаем, что Шоко на самом деле парень.

— Неужели? — поинтересовалась я.

— Ты ведь не слишком осведомлена в тонкостях издательского дела, верно? Книга написана с умом.

Писательница явно поняла, какая ниша занята «Сексом в большом городе», и разрушила все прежние представления. Но загвоздка в том, что я никогда не встречал женщину, способную на такую прямоту и откровенность, как Лад. Чтобы написать подобное, надо быть мужчиной. Нелишне вспомнить, что «Секс в большом городе» также творение мужчины. Нет, готов поставить деньги на то, что автор взял такой псевдоним, желая завоевать симпатии женской аудитории.

«Высокомерный и нахальный тупица! Ты ведь не собираешься все так оставить?»

Мне с трудом удалось проигнорировать визг внутреннего голоса, и, поборов желание прихлопнуть его, я сквозь зубы произнесла:

— Значит, женщины не вправе писать о сексе? У них недостаточно знаний? А когда все происходит в постели?

— Нет, я просто утверждаю, что женщины не могут писать о сексе, не поддавшись желанию придать действию слащавую сентиментальность. Ну, ты понимаешь, они постоянно возвращаются к ароматическим свечам и непременно к признаниям в любви.

— Боже, я никогда до конца не осознавала, какой ты шовинист!

— Теперь понимаешь, о чем я говорил? Ты озлобленная и напряженная. Мы даже не можем вести цивилизованную беседу — ты сразу включаешь защитную реакцию. В любом случае не имеет значения, кем является автор — мужчиной, женщиной или зверюшкой, но книга Лад необыкновенно хороша. Непременно почитай, вдруг это поможет тебе стать ярче и проявить себя. Ты красивая умная девушка, но настолько скованная, что никто не замечает твоих лучших качеств. Рискни хотя бы время от времени повести себя по-другому. А вдруг тебе на самом деле понравится? — Он откинулся назад, и уголки его рта приподнялись в снисходительной улыбке.

«Забудь о проклятой анонимности, девочка моя, расскажи ему все! — вскричал внутренний голос, отбросив всякую сдержанность. — Начни с того дня, когда он тебя бросил, и проучи заносчивого мерзавца. Интересно посмотреть, куда денется его чувство превосходства, когда Джейк наконец узнает, что Шоко Лад не кто иной, как Эми».

Но я не поддалась порыву и сдержалась. Джейк не мог даже представить себе, сколько усилий мне пришлось приложить для этого.

— Вообще-то абсолютно случайно я прочитала книгу. И она на многое открыла мне глаза.

— Что, теперь ты целуешься с открытым ртом? — ухмыльнулся он.

«Придурок», — завопил внутренний голос.

— Ты, придурок, — повторила я, хватая свое пальто, — верно говорят, размер имеет значение. А ты точно самый большой мерзавец, которого я когда-либо встречала.

«Отлично сказано, — одобрил внутренний голос, — жаль, что я до такого не додумался».

Я пошла к выходу не оглядываясь. И снова увидела Джейсона Донована. А может быть…

«Если ты думаешь, не взять ли у него сейчас автограф, не стоит. Это не круто. Занавес опускается, ты покидаешь сцену. Уходи немедленно!»

Внутренний голос оказался прав. Делая вид, что Джейсон мне абсолютно безразличен, я прошмыгнула мимо его столика и выскочила из «Гручо-клаб» на улицу.

Когда я выходила из автобуса в Крауч-Энде, то чувствовала себя просто отвратительно. Возбуждение от одержанной победы, которое я испытала, выйдя из «Гручо», длилось всего пять минут. И настроение мое начало резко портиться. Я даже не взяла автограф у Джейсона.

Теперь я устало брела обратно в свою квартиру, а перед моими глазами стоял образ отца с той блондинкой — разрушительницей семей, и я все не могла избавиться от него. Никак не получается смириться с мыслью, что кто-то из родителей занимается… ну, этим. И моя реакция вполне банальна и объяснима. Однако свидание отца не самое ужасное, с чем я сталкивалась ранее. При этой мысли мне стало грустно и не по себе. Почему папа не мог довольствоваться своим «Уоркмэйтом»? Я видела рекламу, в которой вешалки магическим образом раскладываются, складываются, образуя тысячи новых вариаций, словно в Камасутре. Разве этого недостаточно, чтобы утолить его желания?

Какая-то частичка меня хотела верить, будто нечаянно увиденное мной происшествие абсолютно ничего не значит. Возможно, существует какое-то объяснение. Но какое?

«Эми, я солгал твоей маме, сказав, что уехал по делам в Бирмингем, поскольку она никогда не верила в меня. Не верила, что я способен пойти в самый-самый модный бар Сохо и обсудить там возможности превышения кредита с моим банковским менеджером, которая случайно оказалась молодой привлекательной блондинкой, имеющей склонность к экзотическим кубинским коктейлям и босоножкам с завязками».

Боюсь, вопрос закрыт.

Я приблизилась к дому, когда вдруг открылась передняя дверь и кто-то в чем-то блестящем и фиолетовом сбежал вниз по ступенькам. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать: это моя мама. Инстинктивно я успела спрятаться за вишневое дерево. Я слышала, как ее каблучки стучат по тротуару все громче и громче, и про себя поблагодарила Бога за то, что мое пальто по цвету идеально гармонировало с корой дерева. Может быть, мне повезет и я останусь незамеченной?

Но, Господи, почему Ты не наградил меня плоской грудью? Мои выпуклости торчали по обеим сторонам дерева, словно надувные указатели, говорящие: «Эми находится здесь». Я съежилась, когда мама поравнялась со мной и… не увидела меня. Она брела, опустив голову, погруженная в свои мысли. Я увидела, как она села в машину и отъехала от моего дома. Паника, которую я испытала при ее появлении, сменилась еще более сильным волнением. Что, черт возьми, она делала в моей квартире? Я подняла глаза на окно. Свет был включен — видимо, Энт сейчас находится дома. Что же там такое случилось? Лучше даже не думать, поэтому я и не стала этого делать. Вместо этого уже второй раз за день я совершила небольшой кросс.

Я ввалилась в гостиную и сразу же увидела Энта, лежащего на диване. Все намного хуже, чем я предполагала. Его лицо было мертвенно-бледным, руки дрожали, а челюсть отвисла, будто вывихнутая.

— Что случилось, Энт? Что мама тебе рассказала? Она ведь не знает о…

— Нет, не знает… Зато я знаю о ней намного больше, чем мне казалось возможным.

— О чем ты?

— Я только что провел свою первую, клянусь Богом, настоящую исповедь.

— Что, прости?

— Она призналась мне в своих грехах. И я отпустил их.

— Но ты же не священник.

— Она думает иначе, вот в чем беда.

— Мама даже не католичка, она ненавидит католиков.

— Твоя мама пришла повидаться с тобой и была не на шутку расстроена. Очевидно, хотела поговорить и…

— Ты выслушал ее признания? Да как ты мог?! Какой низкий и подлый поступок!

— Но это была не моя идея, и миссис Бикерстафф не оставила мне никакого выбора. В любом случае, вспомни, кто придумал ложь о священнике? Или ты предпочла бы, чтобы я сказал: «Извините, миссис Бикерстафф, но я на самом деле вовсе не служитель Господа Бога. Просто ваша дочь решила таким образом скрыть от вас тот факт, что я уехал в Нью-Йорк, чтобы вести развратную жизнь двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю»?

Я сдалась, мне известно, как мама умеет… хм… убеждать, когда желает получить что-то. Могу себе представить, в какой угол она загнала бедного Энта.

— Не понимаю, как тебе это удалось? — удивилась я. — Хочу сказать, когда ты в последний раз ходил на службу?

— Когда мне было пятнадцать. Это оказалось непросто, никак не мог вспомнить слова в том отрывке про «во имя Отца и Сына». По-моему, я благословил ее именем Клавдия I.

— Так в чем она призналась тебе?

— Не могу рассказать, — произнес Энт с негодованием. — Ведь это конфиденциальная информация. Только Бог является свидетелем того, что говорится между желающим получить отпущение грехов и исповедником.

Я рассмеялась, но мой друг даже не улыбнулся.

— Энт, но ведь ты не священник и не давал никаких обетов. В чем она призналась?

— Не могу, не хочу обманывать ее доверие.

— Перестань вести себя как идиот. Что ты узнал?

— Эми, ты не сможешь скрывать от мамы, что тебе известна правда. Она поймет, что я все рассказал, и это станет настоящей катастрофой для всех нас.