– Вы что, шутите? – Тон директрисы был еще более негодующим, чем обычно.

– Это вопрос жизни и смерти!

– Вы имеете представление, сколько стоит каждый из этих браслетов? Это копии браслетов, некогда созданных Мадемуазель, пятьсот тридцать евро каждый, а их шесть, да еще цепочки, это новый комплект для морских прогулок, будущий бестселлер!

На пороге обморока я, должно быть, ощутила, что мне вынесен приговор, потому что глаза мои закатились куда-то далеко, к мозгу, где царила сплошная тьма.

Вспоминаю, что в этот момент до меня донесся восхитительный аромат духов – шик и шок, позвякивание брелоков на цепочке, прикосновение напудренной щеки, чуть шероховатой и очень нежной, затем губ – и после звука поцелуя раздался величественный приказ исполнить предписание врача.

– Откройте витрину, быстро! Вы что, не видите, что эта молодая женщина – Дарлинг, не так ли? – умирает?

Мадам Ламарк была вынуждена капитулировать перед лучшей клиенткой.

– Не теряйте времени, – приказала МТЛ. – Через час я позвоню вам, чтобы узнать, как дела.

Бутик закрыли, выставив оттуда нескольких зазевавшихся покупательниц. Мадам Ламарк велела декоратору разобрать витрину, вызвала двух одевалыциц, которых обычно во время показов приставляли к Наоми Кэмпбелл и Клаудии Шифер, распорядившись снять с меня форму и облачить в желтый костюм.

Милые феи принялись за работу, их маленькие умелые руки стягивали, скручивали, расстегивали, освобождали, чтобы затем натягивать, застегивать, сжимать. Свершилось чудо: я превратилась в Белоснежку, разбуженную поцелуем нежной ткани. Желтый костюм подействовал на меня подобно благодетельной волшебной мази, наложенной на пылающую рану. Юбка ласкала мои длинные ноги, этот легкий бриз, птичьи трели, физическое удовольствие обретения личности; мне вернули имя, дом, красоту, рабыне была возвращена свобода. Я хорошо помню шаловливо-резкий поворот Клаудии на подиуме в день показа коллекции. Юбка, надетая сегодня на меня, обвевала ее колени, вторила ее шагам, ее походке, движениям невероятных ног. Магия этого ансамбля крылась в контрасте тканей; короткий рукавчик лишь прикрывал плечо, подчеркивая юность облика, жакет с его точно рассчитанным кроем чуть обнажал полоску кожи на животе и пупок, стоило Клаудии приподнять руку.

Я все твердила: желтый, органза, шерсть букле, Коко, босоножки, – до тех пор, пока вся одежда и аксессуары с извлеченного из витрины манекена не перешли ко мне. И тогда моя кожа перестала бунтовать, спазмы прекратились, стиснутая удушьем грудная клетка открылась дыханию жизни, глаза возвратились в орбиты. Я была спасена! Желтый костюм вернул меня к жизни. А значит, к любви. Известно, что от несчастной любви может освободить только новое чувство. Так и новый костюм освободил меня от заклятия.

Новизна для меня – это нечто абсолютно недоступное никакой интерпретации, никакому сравнению; это мой галлюциноген, мой тайный наркотик – заряд жизни мне дает только мода.

Жизнь можно купить. Я возродилась, открыв секрет вечной юности: одежда не есть лишь объект потребления, сведенный к низко меркантильной функции, – для посвященных это подлинная жизненная ценность. Нужно оставить понятия творчества, классики, не выходящей из моды, чтобы повернуться к экзистенциальному торжеству эфемерного.

Здесь мода соприкасается с жизнью, она умирает как цветок в венке из роз и алых пионов, что я люблю надевать.

Мадам Ламарк пришлось не по душе это преображение. Она выдвинула гипотезу о несносном капризе, тогда как врач подтвердил, что речь шла именно о «шизофреническом, диссоциативном и непроизвольном психозе», он заверил, что я смогу продолжать работать в сем благословенном доме лишь при условии, что мне позволят свободно выбирать одежду, поскольку униформа мне категорически противопоказана.

Я потеряла работу, но обрела сообщницу – МТЛ. Несмотря на возрастные и социальные различия, протянувшаяся меж нами желтая нить сблизила нас навсегда.

Я больше не работала у Шанель. Желтый костюм, так же как и большая часть аксессуаров, достался мне в качестве возмещения за ущерб.

На белом пластиковом чехле я надписала: «желтый костюм + аксессуары Коко Шанель, весна», и поместила его в свой шкаф – в раздел «кладбище». Я больше никогда его не надену. Немыслимо быть с такой вещью на короткой ноге.

Вещи должны хранить верность. Платье-соучастник, ставшее овеществленным воспоминанием, необходимо повесить в шкаф, его нельзя больше носить.


Аллергическая гиперчувствителъность IV типа к униформе Шанель.

Все же это нелепо, что из-за шмоток может возникнуть смертельное заболевание.

Не следует презрительно относиться к магии вещей, они могут отомстить. Тело, что ни день облекаемое в ту же самую оболочку, может взбунтоваться, это доказано... Господь даровал мне ранимую кожу, кожу, которая легко утомляется; у меня аллергия не на какую-то конкретную ткань, а на ее повторение; рутина убивает меня, быть может, мне противопоказана скука?

Доктор Ратавель высказал это на свойственном ему языке: мой организм стал жертвой аллергической гиперчувствительности IV типа, замедленной клеточной реакции, вызывающей аллергический дерматоз, проявляющийся при контакте кожи с некоторыми тканями.

Лучшее средство при этом – избегать, насколько возможно, любых контактов с вызвавшим реакцию аллергеном.

Мне следовало впредь воздерживаться от ношения униформы или, по меньшей мере, носить ее под строгим медицинским надзором, начав с минимальных доз, постепенно увеличивать время соприкосновения с аллергенами Шанель, что будет способствовать образованию антител, которые впоследствии смогут блокировать аллергическую реакцию. Мсье Ратавель сообщил, что подобное лечение оказывается эффективным в двух случаях из трех, но сам курс занимает самое малое три года. Возникающие при этом нежелательные побочные эффекты, как-то: раздражение кожи, отеки, сыпь, астматические приступы, анафилактический шок, – выражены настолько ярко, что разумно вообще оставить мысль о ношении любой формы. Короче, целительный выход для меня – это сознательно отдаться своей страсти: шопингу.

Психиатры, должно быть, знают, что в случае малейших физических болей следует доискиваться до их невротического происхождения. Так, перемещая мое пристрастие к шмоткам от головы к телу, Ратавель превращал меня из виновной в жертву. Что мне, собственно, и пришлось по вкусу.

Однако затраты на лечение подобных заболеваний страховкой не предусматривались. Впрочем, у меня в запасе были два комода в стиле Людовика XV – на черный день; когда деньги от их продажи будут истрачены, придется задуматься о замужестве.

Платье, в котором можно отправиться на поиски ЕдинственногоМужчины

С мужчинами я комедиантка и лгунья. Сколько раз я говорила «люблю тебя», когда не испытывала любви, когда я действительно любила, я этого не говорила.

Поиск мужа начался с нескольких капель духов, нанесенных за ушами, и желания пробуждать желание, что и определило мой выбор.

Ансамбль, в котором я устремилась на поиск, составился как частицы головоломки. Меня ведет и влечет ткань... Мне случалось одеться и выйти из дому только потому, что какая-нибудь шаль желала продемонстрировать себя.

Все же досадно констатировать власть вещей. Есть платья, повлекшие за собой разрыв или же свадьбу. Некоторые люди своим появлением на свет обязаны какому-нибудь балкончику. Да, вечером на балконе собирается общество, и вот девять месяцев спустя рождается новенький младенец. Поди знай, где гнездится желание! Можно считать его вместилищем взгляд лавандово-голубых глаз – это более романтично, – но куда реалистичнее переместить непристойность на уровень прозрачных трусиков или черно-красных подвязок.

Одежда – вкупе со всем гардеробом – это, по существу, союзник. В зависимости от повестки дня я обращусь за советом к этому платью, а не к другому (так открывают душу подруге), и подсказанные ими решения будут различными. Есть определенная сложность, своеобразные трудности доступа: одни платья предназначены для вечера, утром они неуместны, другие твердят: «смотри на меня, но не трогай!», правда, это зачастую приводит прямо к противоположному призыву: «трогай меня, но не смотри!» — но, ни на моих вешалках, ни в ящиках таких вы не найдете.

Отказ от предложения, когда на тебе надето черное платье из «Comme des Gargons», может порой завести куда дальше, чем предложение выпить по стаканчику, когда ты в красном сатине от Аззаро. Это все тонкости гардероба Я говорю «гардероб», как сказала бы «сейф» или «часовой на посту», потому что платья – это телохранители, что дают советы и защищают меня. Я восседаю в своей гардеробной – она заменяет мне кабинет, место размышлений, – и разглядываю подолы юбок над своей головой.

Нет ничего прекраснее, чем юбочный небосвод; ни закат в Индийском океане, ни северная утренняя зорька не сравнятся с красотой купола платья – кружевной свод, его волюты, его волны, извивами, уходящие в бесконечность, как виражи горной дороги с ее расселинами и туннелями, ведущими к телу, к коже после первых ласкающе-нежных слоев ткани.

Прежде всего я думаю о верхе и только затем вспоминаю о нижнем слое. Белье – это легко, достаточно, чтобы оно всегда было на тон светлее, чем одежда (белье телесного цвета помогает разрешить массу проблем). Мой любимый бюстгальтер  приподнимающий грудь «balconette». И еще маленькие трусики с заниженной талией или боксерки, они могут быть нежно-розового цвета, украшенные пайетками тон-в-тон; от «Capucine Puerari» или «Антик батик», где их расшивают кружевом цвета слоновой кости с мотивом бабочки, к примеру. Я представляю себе своего будущего мужа, который поднимает пуловер или блузку, опьяняясь этой глянцевой фактурой. Маслянистая ткань – это оплавленная смазка, одновременно гламурная и чувственная. Костюм, в котором отправляются на поиски мужчины, состоит из множества предметов. Боди, пожалуй, еще более нежное, даже из микроволокна, следует исключить: на первый раз в поисках женского тела мужчина должен ощущать под тканью свободное дыхание, на разных уровнях его должны ждать маленькие награды (как кусочек сахара для любимого песика), никаких высоких воротничков или бус, открытая шея, взывающая к поцелуям, пояс не нужен, сверху топ, шелест юбки, притом не облегающей, а свободной, никакого стягивания, никаких пуговиц в районе пупка, плоть должна быть доступна руке, рука вольно снует по телу, оценивая свою награду, чтобы преодолеть первый страх, сорвать первые ласки.