— В этом году еще не звонили.

Я засмеялась, выдохнув.

— Уже почти сентябрь. Год скоро закончится.

— Мне все равно.

— Почему?

— Не знаю, Габриэлла. Мы просто не близки. Во многих семьях такие отношения.

— Я была близка со своей семьей.

— Ты даже не помнишь их. У тебя амнезия, или уже забыла?

— Замолчи. Я все еще люблю их. Знаю, что так и было.

— У меня же все наоборот. Мой старик работал водителем грузовика, развозил апельсины по западному побережью. Мать была шлюхой. Она изменяла ему, сколько я себя помню, а его либо не было дома, либо он был пьян в стельку. Ты не единственная, у кого было трудное детство. Такое происходит изо дня в день по всей земле.

Я надавила пальцами на напряженные участки над тазом.

— Знаю. Я не говорила, что такого не происходит. Ты всегда был один? Без братьев и сестер?

— У меня была сестра. Она умерла.

Мои пальцы остановились на секунду, пока я осознавала эти слова.

— Что случилось?

— Ее сбил грузовик в первый день в детском саду.

И снова мои пальцы остановились, я подавила вздох.

— Мне так жаль, Пэкс, это ужасно.

— Мне было два. Я даже не помню ее. Никогда ее не знал.

— Да, но ты не думаешь, что это как-то связано с поведением твоей матери или пьянством отца? Каждый своим способом справляется с проблемами.

— Да, но у них все еще был другой ребенок. У них все еще был я.

— Мне жаль, что у тебя была такая жизнь, Пэкстон, но знаешь что?

— Хм?

— Ми говорит, что на все есть причины и следствия. Может, тебе пришлось пережить все эти невзгоды, чтобы стать хорошим отцом для Роуэн и Фи.

Пэкстон приподнялся и перекатился на спину, так что теперь я была поверх его талии.

— Что ж, если дело в этом, я ни о чем не жалею.

— Я тоже.

— Прости.

Мои пальцы блуждали по глубоким отметинам от ногтей на его груди.

— И ты меня. Боже, это я сделала?

— Тебе не за что извиняться. Мне понравилось. Это было очень странно, детка. Все это время я говорил тебе быть шлюхой, а потом ты теряешь память и — бам! ты…

— Следи за языком, дружок.

— Это был комплимент.

Я провела покрытыми красным лаком ногтями по животу и хмуро посмотрела на него.

— Почему мне кажется, что я должна обижаться?

Пэкстон водил руками вверх-вниз по моим ногам и смотрел на меня так, словно я была ему небезразлична, действительно небезразлична, словно он любил меня.

— Я взорвался, когда ты сделала это вчера. Твое туловище извивалось невероятным образом, ногти впивались мне в кожу, и все твое тело испытывало оргазм. А минеты! Ты похотливая плохая девочка, и мне это чертовски нравится.

— Я не похотливая плохая девочка.

Пэкстон пошевелил бедрами, чтобы привлечь мое внимание, и я посмотрела на него.

— Это комплимент. Скажи спасибо. Хотя мне нравится твое отношение к оральным утехам. Кажется, будто ты наслаждаешься ими не меньше меня.

Я бросила на него взгляд, размышляя над кое-чем другим.

— Думаешь, я не ценю того, как много ты для нас делаешь? Ценю. Очень. И я благодарна за то, что ты делаешь, чтобы забрать Вандера.

— Знаю. Прости, что сказал это. Я мудак.

— Сочувствую по поводу твоего детства.

— Ложись.

Я слезла с Пэкстона и легла на кровать, готовая снять напряжение под телом своего мужчины. Вот только произошло не это. Пэкстон снял покрывало, и я прижалась к нему, спиной к его груди. Он обнял меня и поцеловал мои волосы, тяжело вздохнув. Устало. Черт.

Я пыталась незаметно потереться попкой о его пах, но он не пошевелился. Новая поза и нога поверх его талии тоже не возымели должного эффекта. Он сказал мне вести себя хорошо. Что за черт?

Он так и не открыл глаза, только провел рукой по моему бедру.

— Ложись спать. Мне рано вставать утром.

— Нет. Завтра у нас визит. Придет соцработник, — напомнила я, проводя по его ноге своей гладкой ножкой.

— Веди себя хорошо. Они придут после обеда. Я к тому времени буду дома.

— Скажи, что заболел.

Его теплое дыхание коснулось моих волос, когда он засмеялся.

— Я начальник.

— «Я начальник». Скажи, что тебя охватила похоть.

— Ты просишь секса?

— Типа того… Эйнштейн.

— Мне нравится. Попроси меня завтра снова.

Я застонала и перевернулась на бок, вжавшись задом в его пах.

— Спокойной ночи.

Пэкстон поцеловал меня в макушку.

— Я люблю тебя.

— Ага, хорошо.

Уже через несколько минут Пэкстон глубоко спал и расслабленно дышал, уткнувшись мне в волосы. Всего минут пять, не больше. Я лежала в его объятиях, пытаясь сконцентрироваться на Вандере, а не на всем остальном. Было сложно. Я знала, что Пэкстон использовал мое доверие к нему, обращаясь со мной как с щенком, найденным на пляже, как с животным. Но также я была уверена, что он скрывал что-то еще. Да и по правде, не думаю, что меня это заботило. Может, люди могут меняться. Может, Пэкстон мог измениться. К сожалению, я заснула не с мыслями о Вандере. Я заснула с чувством безопасности и радости, но в то же время неуверенности.

Следующее воспоминание: я просыпаюсь из-за ярких лучей, проникающих через стеклянные двери, и двух девочек, которые залезли в кровать. Роуэн и Офелия, по одной с каждой стороны. Улыбки на их лицах были такими же яркими, как солнце. Мне нравилось, что они просыпались такими веселыми по утрам.

— Привет тебе и тебе, где ваш папа?

Роуэн ответила мне так, словно я снова потеряла память.

— По понедельникам он работает, помнишь?

— Да, глупенькая. Я помню, но всегда просыпаюсь вместе с ним и провожаю его вкусным завтраком.

— Значит, теперь у него будет болеть животик, — добавила Офелия, затем напомнила, что сегодня ее день с Ми. — Сегодня мы поиграем с Ми.

— Мы пойдем в кино, — напомнила ей Роуэн.

— Замолчи, Роуэн.

— Фи, ты не можешь так говорить с Роуэн. Это некрасиво. Если бы твой отец услышал эти слова, он бы поставил твою маленькую попку в угол на час-другой. Извинись.

— Но мне не жаль.

Я застонала, скрывая улыбку.

— Пойдем. Приготовим завтрак.

Я отправила их восвояси и пошла в ванную, качая головой и слушая их, пока они спускались по лестнице. Роуэн сообщила Фи о своем намерении рассказать отцу о словах последней, Офелия же напомнила своей старшей сестре о Барби, спрятавшейся в фильтре бассейна. «Это спа. Она на отдыхе», — объяснила ей Роуэн. Я сделала мысленную пометку проверить фильтр бассейна, прислушиваясь к диалогу, который перетекал в далекое бормотание. Они снова спорили. Ох уж эти двое…

— Чем хотите позавтракать? — спросила я, заходя на кухню, и снова закачала головой. — Что вы делаете?

— Облизываем окно? — объяснила с сарказмом Офелия, как две капли воды похожая на отца. Словно я сама этого не видела.

— Зачем?

— Оно холодное.

— Возьмите льда. Прекратите. Это противно. Что приготовить?

— Овсянку с коричневым сахаром, — произнесла Роуэн, не отрывая глаз от каталога игрушек на кухонном островке, поджав под себя ноги.

Конечно, Офелия тоже должна была сделать свой заказ.

— Яичницу с тостом. Я получу это на день рождения, — сообщила она сестре, указав на что-то в журнале.

— Нет, следующий день рождения не твой, да, мам?

— Но я получу игрушку. Можно, мам?

Я повернулась к девочкам и, набирая сообщение Пэкстону, наградила их взглядом, который они прекрасно понимали.

— Технически, следующие дни рождения — мой и отца, но твой будет раньше, чем у Фи. Фи, у тебя только недавно был день рождения.

— Это было давно.


Габриэлла: Ты не разбудил меня. Поел? Мог бы разбудить.


Обе малышки уже наполняли свои голодные животы к тому времени, когда Пэкстон ответил мне.


Пэкстон: Я не мог. Ты так умиротворенно спала, уткнувшись попкой в мой член. Нужно было уйти, пока не пришлось прогуливать работу по причине похоти.


На моих губах появилась мгновенная улыбка. Мне нравилось, что я так влияла на него, и еще больше мне нравилось то, что он говорил мне об этом.


Габриэлла: Можешь прийти похотливым домой.

Пэкстон: Прекрати!!! Я не могу одновременно думать об этом и ровнять бетон.

Габриэлла: Тогда лучше тебе прийти домой и заняться мной.

Пэкстон: Пока, люблю тебя.

Габриэлла: Да-да.


Все утро я ничего не могла делать. Была просто бесполезной. Нервозность, вызванная неизвестностью, не позволяла мне чем-либо заняться. Я еще раз прибралась, протирая то, что в этом не нуждалось, пока не пришла Ми.

Прежде всего она дала девочкам их новые камни. Об этом они подумали в первую очередь: не успела она переступить порог, они тут же напомнили ей об обещании. За час до этого девочки ругались из-за трехсотдолларового курортного домика для барби, который не получит ни одна из них. А сейчас просто радовались камням. Глупым камням, которые, по мнению Ми, имели волшебные силы. Конечно же, они в это верили.

Выражение на их лицах, когда Ми дала им эти простые маленькие подарки, были бесценны. Это были не просто новые камни, они были обрамлены в клетку из проволоки и свисали с серебристых цепочек.

— Смотри, Роуэн. Ты можешь поменять его, — объяснила Ми, снимая спиральную проволоку с камня, показывая тем самым, как она может поменять камни. — Видишь, у меня тоже такой есть.