не получится, Лёша ждал её в машине. Она вернулась на слабых ногах к мужу. Он даже не

посмотрел на неё.

— Лёш...

— Ни слова больше. — Отвернулся к окну.

Водитель тронулся с места, а они развернулись, каждый к своему окну, и погрузились в

размышления. Ирина не находила себе места. Было больно, очень. ОН достал её даже

здесь, в её новой жизни. Превратил из хищника в жертву. А ведь это была изначально ее

игра! Дождь хлестал по окну, словно давал ей пощёчины. Умереть бы на чьих-нибудь

сильных руках. Хочется жить, но не получается. Сильные руки мужа не имели больше над

ней власти. Она передала эту власть ЕМУ. И умирала снова. От его слов, его поступков, его жестокости.

Алексей Викторович молча вышел из машины и прошёл в дом. Дождь его мало заботил и

просьбы жены остановиться — тоже. Она начала переступать границы, и он не потерпит

этого впредь.

— Сядь, — приказал ей, когда она начала подниматься наверх.

Ирина села на диван в гостиной и приготовилась к нотациям.

— Я не буду тебя отчитывать. Не буду тебе указывать. Не буду ругаться. Я просто скажу, что мне больно от того, что ты делаешь. А как поступать дальше — решай сама.

— Да что я такого сделала?

— Ты позоришь меня уже во второй раз на глазах посторонних людей. Какой выбор ты

мне оставила сегодня? Либо запретить тебе идти с ним, тем самым показав себя деспотом, либо отпустить, тем самым показав себя тряпкой. Я, как видишь, выбрал второе. Знаешь, почему?

— Потому что любишь меня...

— Да. Однако твоей любви я не вижу. И не надо, Ира. Можешь не любить меня, люби хотя

бы себя. А ты снова возвращаешься в прошлое.

— Я не...

— Я не хочу ничего слушать. Устал говорить с пустотой. Ты заткнула уши и не хочешь

меня слышать. Значит, так тому и быть. Еще одна подобная выходка, и я отстраню тебя от

дел компании.

— Да, пожалуйста.

— Ты ведёшь себя, как ребёнок, Ира. Я не нанимался быть тебе отцом! Что ты делаешь за

моей спиной? Что ты с ним обсуждаешь? Может, спишь? Я теперь ничему не удивлюсь.

— Что?! — Она задохнулась от подобной наглости. — Как ты смеешь такое говорить?

— Смею. Делай выбор сама. Я могу выйти из тендерной гонки, могу поставить точку в

этой истории. Я устал от тебя, Ира. Но мне интересно, как долго ты будешь мучить сама

себя?

— Сколько захочу, столько и буду! Не твоё собачье дело! — Крикнула она и выбежала из

комнаты. Закрылась в гостевой спальне и вышла на балкон.

Только теперь позволила себе слёзы.

— Что ты сделал со мной? — шептала дождю, всё так же бившему по стеклу. — За что? За

что ты ненавидишь меня? И моего малыша? — Вытерла слёзы рукавом и обхватила колени

руками.

Он бы убил её дочку снова. Снова! Подонок. Мразь. Урод. И Лёша... Ему она тоже

причиняла боль. Всем вокруг. Просто потому, что было больно самой.

«Я бы избавил мир от твоего выродка снова!»

Нет, нет, нет! Слёзы затопили её рекой. Она отомстит ему. Отнимет у него всё. А если

представится возможность — и жизнь тоже.


Макс влетел в номер, точно дикий зверь. Было лишь одно желание — разнести всё к

чёртовой матери.

— Макс, постой. Что она тебе сказала? — Стефан пытался сдержать его. В машине брат

молчал, только иногда выплевывая оскорбления в адрес Зары.

— Ничего! Ничего, твою мать, хорошего не сказала! — проорал тот, доставая из кармана

пиджака телефон, ключи и портмоне. Всё полетело в стену.

— Успокойся!

— Отвали! — Толкнул Стефана, проходя в ванную. Холодная вода не помогла потушить

пожар злости. — Пожалуйста, оставь меня одного, — уже спокойней добавил он. — Всё

хорошо. Мне нужно побыть одному.

— Но...

— Не «но»! Выйди! Я сам потрахаю себе мозги, сделаю работу за тебя. Оставь меня

одного.

Стефан вышел, ничего не понимая. Что она могла ему такого сказать? Когда эти двое

научатся сосуществовать в одной реальности?

Макса поглотила до боли знакомая трясина воспоминаний, стала засасывать его в себя всё

глубже. Вот они вместе в Голливуде, снова ссорятся, а потом жарко мирятся. Она готовит

ему завтрак, секс, её крики и его рычание. Опять ссорятся, она целуется с Эндрю, а он

изменяет с Алисией. Боль. Измены. Унижения. Опять боль. Сливки на её теле и нежные

слова, смех и обещания измениться, её слёзы... Комната. Игра на людях. Боль. Измена с

Дастоном. Ребёнок. Аборт. Конец. Не конец... С ним всегда была БОЛЬ.

Открыл мини-бар и с сожалением подумал о том, что это именно МИНИ-бар. Но ему

должно хватить. Бутылка коньяка с трудом открылась, не желая поддаваться его дрожащим

пальцам. Нервное возбуждение застало врасплох. Дастон и аборт. Думал ли он когданибудь, что ребёнок был его? Думал, сука, думал! И почему же тогда не спросил её, слепо

доверяя своей злости? Он, словно слепой котёнок, идёт по жизни. А когда наступает

прозрение — изменить ничего нельзя.

— Это был мой ребёнок, да? — спросил бутылку севшим голосом и отпил ещё. — Я убил

своего сына? Или свою дочь? — Ещё глоток, и память срывается в агонию.

Ей было больно от его слов, он видел. И он не хотел делать ей больно. Твою мать, пусть

она причиняет ему боль! Пусть танцует на его костях, имеет право. Пусть заберёт всё, даже душу, хотя этого у него, точно, никогда не было. Просто монстр в человеческом

обличии.

— Мой ребёнок... Что, если это был мой ребёнок? — Шептал, находясь в дурмане. Открыл

вторую бутылку, но вкус уже не чувствовал. Лишь горечь воспоминаний во рту. — Мой...

Он бы заплакал, если бы умел. Каждый день изнуряющих тренировок в спортзале, работа

допоздна, сон в свободное время — и он не помнил о ней. Стоило один раз столкнуться с

Зарой... нет, Ириной, и он пропал. То, что он убивал в себе три года подряд, воскресло

вмиг и теперь убивало его самого. Десятки женщин прошли через его жизнь после неё, но

он не помнил их. Модели, актрисы, телеведущие, даже спортсменки. Тела, стоны, банальные фразы на утро... Но лица?.. Кем они были? Её лицо было высечено в граните на

постаменте его жизни.

Шлюха... Журнальный столик в центре комнаты врезался в стену. Это слово заклеймило...

его душу. Совсем не её, а его. Мамаша управляла его жизнью все грёбаные сорок лет. Она

насмехалась над ним даже после смерти, ведь он остался таким же несчастным, каким был

и при её жизни. Она ушла, а он остался гнить дальше. Сын шлюхи. Зара была права. Его

Зара. Не Ира, не Ирина Валерьевна Нарватова! Старый урод не сделает её своей. Никогда

этому не бывать.

Гостиничный номер расплывался перед глазами, руки уже не удерживали бутылку. Макс

понял, что зашёл слишком далеко — он добрался до своей души, которая, все-таки, была

у него. Наполненная гноем, умирающая душа. И она скорбела по Заре и прошлой жизни.

Но злобная часть шипела, что она — шлюха, что все они — шлюхи, нельзя ей иметь детей, и он не должен убиваться из-за неё.

«Заткнись, заткнись!» — проорал он про себя, пытаясь усмирить подонка, живущего

внутри.

Слабые пальцы достали блистер с таблетками. Было так плохо. Он запутался в паутине, тело было скованно, конечности оплетены металлической паутиной. По рукам шла кровь, паутина эта колючей проволокой врезалась в них. Это кровь его ребёнка... Он узнает, чей

это был ребенок. А сейчас нужно принять меры, или он просто сдохнет. Выдавив на

ладонь две таблетки, Макс уже поднес их ко рту, но внезапно остановился. Нет... Нет...

Никакого допинга, никакого усыпления нервной системы. Никакого отключения сознания.

Он хотел жить САМ. Мыслить самостоятельно и решать проблемы без стимулирования

мозга. САМ! Таблетки отправились к остальным вещам, то есть — в стену. Впервые в

жизни он самостоятельно примет удар, самостоятельно решит, что делать. Что делать с

ней...

Разум окончательно покинул его больную голову. Допив коньяк, он отбросил бутылку в

сторону. Телу нужна была разрядка. Этому он не мог сопротивляться. Откопав в хаосе

вещей на полу телефон, мужчина набрал номер.

— Венди, зайди ко мне.

Глава 5.

Стефан с трудом дождался утра, не находя себе места в комнате. Что происходило с

Максом? Лишь бы ничего плохого. Чёртов отель был настолько хорош, что из-за

шумоизоляции не было слышно ни звука! Разнообразные мысли уже завернули его мозг в

спираль. Марина, Макс, Зара... Всё те же люди, все та же боль. Мужчина бросил взгляд на

наручные часы. Пусть братишка ещё поспит перед тем, как он придёт к нему с нотациями

и поучительными пинками.

Больше всего его сейчас заботило другое, точнее, другая — Марина. Боже, он до сих пор

чувствовал лёгкий аромат шампуня на её волосах, руки покалывало от воспоминаний, как

он касался её. Закрывая глаза, он переставал жить здесь и сейчас. Он был где угодно, но

только не здесь. С ней. Сердце навсегда отдано ей. Какого черта она целовала этого