Что за голоса? Кто они такие? И какой катетер… Где она была? Слова рождались в голове, она понимала смысл своих мыслей, но вот сказать это вслух было гораздо трудней. Губы

словно онемели, будто она никогда раньше не говорила.

— Где… я… — пошевелила сухими губами, стараясь артикулировать четко, но мышцы

лица не слушались.

— Все хорошо, милая. Вы в больнице, — говорил уже женский голос.

Ирина открыла глаза, делая это очень медленно и осторожно. Все расплывалось. Светлые

стены, очертания каких-то предметов, совсем рядом, перед ней, белая фигура. Она

протянула к ней руку, но та упала. Слишком слабая…

— Больная пришла в себя? — спросил доктор, возвращаясь.

Больная? Девушка прыснула от смеха. Она не больная. Но так смешно! Ирина

закашлялась, в горле запершило от смеха.

— Вижу, все хорошо. Смех — первый признак стабильного состояния. Или…

психических отклонений, когда смех не в тему, — весело добавил он и посмотрел на

пациентку. — Какой вариант выбираем, Ирина Валерьевна? Первый или второй?

— Первый.

— Вот и отлично. Сейчас я введу внутривенно вам лекарство, станет лучше.

— Не станет, — сказала она и отвернулась. Воспоминания всегда появлялись быстро, не

давали шанса оттянуть этот болезненный момент, когда ты все вспомнишь. И боль начнет

свою кровавую игру с тобой опять…

— Станет, станет, — приговаривал врач, пуская по трубкам лекарство. — Милая, вы такая

молодая, красивая девушка. И нервное истощение! Где ж это видано? Еще и алкоголь

принимать, когда организм чуть ли не кричит о надвигающейся катастрофе.

— Пусть больше не кричит. Это неважно.

— Нет, важно! Я не психиатр, и не буду выпытывать, что у вас случилось. Просто знайте, здоровье — не единственное, чем можно пожертвовать, чтобы решить проблемы. Жизнь у

вас всего одна. Все решаемо, не нужно доводить себя до такого состояния.

— Ничего не решаемо. Его не вернуть, и он никогда уже меня не простит, — прошептала

Ирина, закрывая глаза. Лучше бы не приходила в себя.

— Простит, куда он денется. Сейчас позову его, и он сам вам все скажет. Что с вами?

Глаза девушки расширились. В смысле «сейчас его позову»? Джека?!

— Пульс участился. Что вас заставило нервничать? Ничего не пойму!

Мужчина открыл дверь и кого-то позвал. Ирина задержала дыхание. Если сейчас появится

Джек, значит, она, точно, сошла с ума. В палате появился Леша.

— Господи, какая я дура… — еле слышно прошептала она, и слезинка скатилась по щеке.

— Людочка, поправьте катетер, и оставим их наедине, — сказал врач и вышел, качая

головой. Пациентка находилась в ужасном состоянии.

Медсестра все доделала и тоже вышла.

— Не плачь, Ира. Все хорошо. Как же ты меня напугала. — Леша дотронулся до ее руки, но она ее выдернула.

— Не трогай руки убийцы, не отмоешь их потом.

— Успокойся. И посмотри на меня. Посмотри, Ира.

— Я не Ира. Не хочу быть Ирой. Она монстр! — Слезинки мокрыми дорожками

прорезали бледную, истонченную кожу. — Боже мой, Леш, что я наделала? Он же умирал

там… Все случилось слишком быстро, но мне хватило времени, чтобы сделать неверный

выбор.

— Ты — Зара, и, наконец-то, поняла это. Не беги от себя. Остановись. Хватит бежать. Ты

устала, я вижу. Просто, остановись.

— Я на краю. Толкни меня, дай уже упасть, — всхлипнула она.

— Ты можешь отойти от края, Ира. Сделай шаг назад. Останови эту кровавую бойню, жертв слишком много, и ты — среди них.

— Как ее остановить? Джек мертв, я убила его. Я никогда не хотела такой быть. Правда.

Клянусь. Это не судьба, Леш, это я такая, да? Зло всегда жило во мне. Ты был прав, мне

место в аду. Поскорей бы туда отправиться. И больше не мешать жить никому: ни тебе, ни

ему, никому…

— Ты не мешаешь мне.

— Не надо, не ври. Я знаю, что между нами все кончено, причем, давно. А может, ничего и

не начиналось, чтобы кончаться?..

— Может, и так. Только ты можешь знать, были ли чувства. Оставь правду при себе, мне

она не нужна.

— Ты уже перевез мои вещи? Или после выписки съехать из твоего дома?

— Мой дом — твой. И пока ничего не изменилось. Решай сама, когда тебе съезжать и

съезжать ли вообще.

— Съезжать. Ты ничем не заслужил «счастье» в лице меня.

— Этот вопрос мы обсудим позже. У меня есть новости. Комиссия вынесла решение по

тендеру в нашу пользу.

— По идее, это должно было меня обрадовать, — губы девушки дрогнули в нервной

улыбке. — Но, не радостно…

— Тендер станет официально и безвозвратно нашим только после подписания бумаг, —добавил Алексей.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что мы можем отказаться от него.

— Отказаться?! Ты с ума сошел? Мы так долго к нему шли.

— Не мы, Ира, не мы. Ты. Поставь точку — сама, своей рукой. Отдай ему этот тендер, и

все закончится. Он уедет, вы больше никогда не увидитесь.

— Какой смысл теперь давать заднюю? Уже поздно ставить точку, стоит многоточие.

— Я не буду ничего подписывать, пока ты в больнице. У тебя еще есть время. Подумай

обо всем. Это — реальный шанс.

— Да на что шанс? — взорвалась Ирина. — Получить скидку в аду? Убила старика, но

отдала тендер Максу? Так, да? Пусть черти посмеются!

— Ира, я сорвался с работы из-за этого происшествия, мне нужно идти. Но у меня для

тебя есть сюрприз. Думаю, он приведет тебя в чувство. — Леша наклонился и чмокнул ее

в лоб.

— Прости меня, Леш. За все. Я встану перед тобой на колени, когда поправлюсь. И буду

стоять до тех пор, пока ты не простишь меня, дуру.

— Тебя, дуру, я давно уже простил. Осталось тебе простить себя. Все, я пошел.

Выздоравливай, дорогая. Еще зайду.

Он ушел, а в дверь заглянул тот самый сюрприз. Маринка! Ирина широко улыбнулась, но

улыбка быстро погасла, когда подруга втянула за собой Стефана. А этот сюрприз был уже

не таким приятным.

— Привет! — Маринка аккуратно обняла ее. — Как ты? Лучше себя чувствуешь?

— Лучше я никогда себя уже не почувствую, — тихо сказала Ирина.

— Не надо, дорогая Зара. Зачем ты довела себя до такого состояния? Ну, зачем? Ты же

знаешь, что мы делим одну душу. Мне тоже плохо, так же, как и тебе.

— И тебя я обидела. Прости. Господи, днями перед всеми извиняюсь. Что со мной

случилось?

— Ты запуталась, очень запуталась. — Марина встала на колени у ее кровати и взяла

подругу за руку. — Я не обижаюсь на тебя, просто не могу. Я же люблю тебя.

— Я убила его отца, — заплакала девушка и посмотрела на Стефана. — Убила! А ты

говоришь, что любишь меня! Совсем больная! — Выдернула руку из руки Марины и

закрыла лицо ладонями, давясь слезами. Присутствие Стефана, как всегда, спокойного и

невозмутимого, еще больше добавило.

— Да, люблю. И всегда буду любить, — шептала Марина, гладя ее по голове. — Стефан

расскажет тебе все. Не плачь, а то позову доктора, он поставит тебе болючий укол.

Ирина слегка улыбнулась шутке про укол и перевела взгляд на Стефана. Если он сейчас

начнет читать ей нотации и винить в смерти Джека, ее сердце разорвется.

— Я дам вам поговорить, позовете, как закончите.

— Не уходи, Мариша. Ты можешь и должна слышать все, что он ни скажет.

— Хорошо. Я в уголке посижу, — сказала она и села подальше в угол, чтобы даже вздохом

не разрушить такой важный и откровенный момент. Момент, когда две половинки ее

жизни, наконец-то, найдут общий язык и сойдутся.

Стефан занял место на стуле, а Ирина с трудом отняла руки от заплаканного лица, но не

посмотрела на него.

— Прости меня, Стефан. Перед тобой я должна встать на колени — в первую очередь.

Всю жизнь я должна стоять на коленях.

Он видел, что, вот-вот, и отчаяние поглотит ее. Как бы он ни был зол или расстроен, человек всегда в нем брал верх. Ему было жаль ее, слезы, что текли по щекам, были

пропитаны горечью, а глаза полны раскаяния. Стефан сжал ее пальцы в своей руке.

Девушка замерла и подняла на него недоверчивый, испуганный взгляд, но сжала его

пальцы в ответ.

— Ты не виновата в смерти моего отца. — Ее глаза еще больше распахнулись, а пульс

застучал сильней. — У него не было таблеток в пиджаке.

— Нет, ты врешь. Тебе жалко меня сейчас, поэтому ты врешь. Он… он сам просил достать

таблетки.

— Видимо, забыл, что их не было. Макс рассказал мне об этом. Они утром торопились, и

отец не мог найти таблетки. Так и ушел без них…

— Нет…

— Да, Зара, да! Это правда. Иначе я бы не держал тебя сейчас за руку и, вообще, не

пришел бы сюда.

Слезы бежали ручьями по ее щекам, которые уже должны были размокнуть, столько она

плакала. Он свободной рукой вытер ей глаза, но она заплакала сильней.

— Не плачь. Все хорошо. У Джека был врожденный порок сердца, его время пришло.

— Боже, — всхлипнула она. — Боже, я… не знаю, что сказать. Будто в конце тоннеля