— Не вини себя, Стеф. Единственный человек, который во всем виноват — я. И только я.

Я болен, знаю. Я не знаю только, что делать сейчас.

— Нет, я виноват. Я просто смотрел на твои зверства. Чертово чувство единения! Ты

знаешь, что я всегда буду молчать и делить с тобой всё, что бы жизнь тебе не подкинула.

Ты стал мне родным, это даже не обсуждается. Не требуется слов, красивых фраз, признаний. Я всегда буду стоять на твоей стороне, но мне от этого больно. Потому что я

привык поступать правильно, а это… это ни разу не правильно. Но… ты важней, чем

условности и понятия общества.

— Стеф…

— Теперь ты молчи. Я всегда буду на твоей стороне, но не сейчас. Не могу, не могу

принять то, что ты выбираешь суку, убившую твоего отца!

— Это не так… Точнее, не совсем. В общем…

— Хоть сейчас прекрати врать и выпутываться. Так и скажи, что любишь её. Что вы

чертовы Бонни и Клайд в извращенной версии. Нет, Сид и Нэнси больше подходят. Такие

же чокнутые. Правда, по степени сумасшествия вы переплюнули всех. Теперь, когда ваши

руки по локоть в крови, вы поняли, что любите друг друга. — Стефан открыл новую

бутылку и приложился сразу к горлышку. К чёрту манеры.

Макс вскочил, чуть не швырнув стул в стену, и остановился к Стефану спиной.

— Она не виновата в его смерти.

— Ещё раз скажешь это, я дам тебе бутылкой по голове. Ещё раз выгородишь эту тварь, я

лично придушу тебя!

— Я не выгораживаю её. У Джека был врожденный порок сердца. С детства, протекал в

скрытой форме.

— Что за ахинею ты несёшь? Какой порок сердца? У него было просто слабое сердце, которое стало еще слабей из-за твоих выкидонов!

— Дай мне сказать, бл*ть! Бухай и молчи. У него был порок сердца. Первый удар

случился после автокатастрофы, в которой погибла Марта. Потом он долго лечился, но

врачи пророчили ему недолгую жизнь. Как видишь, он смог обставить всех, — с

гордостью за отца сказал Макс.

— Почему я не знал об этом? — с обидой спросил брат. — Почему ты знаешь, а я — нет?

Хотя я всегда был ему ближе.

— Он рассказал мне об этом, когда я валялся в больнице. Сказал, что нужно жить, вопреки

всему, бороться за жизнь, даже если говорят, что осталось недолго. Потому что только мы

отмеряем время своей жизни. Можно прожить тридцать лет, но прожить их ярко, не

оставив за собой сожалений и обид. А можно волочить жалкое существование все

восемьдесят лет и умереть, поняв, что в этой жизни ты оставил от себя лишь труп.

— Хорошо. У него был порок сердца, о котором я не знал. Как это связано с тем, что сука

не виновата в его смерти?

— Он должен был умереть. Джек и так прожил дольше, чем живут люди с таким недугом.

Он и так один раз обманул смерть, — Макс посмотрел на Стефана, собираясь с силами, чтобы сказать ту самую правду. — И…

— Чего ты все тянешь? Ну, же, давай, скажи, что она не виновата! Потому что ты любишь

чертову убийцу!

— Не в этом дело! У отца не было в пиджаке таблеток, — выдохнул Макс и закрыл глаза.

Стефан застыл на месте. У него галлюцинации.

— Повтори.

— У него не было с собой таблеток.

— Но как?! Он же всегда их носил с собой. Что за бред? Сердечник, с пороком сердца, и

без таблеток! Ты врёшь.

— Я тебя сейчас изобью, брат. Можешь думать как угодно плохо обо мне, но не смей, слышишь, не смей обвинять меня во лжи касательно отца! Так случилось, что мы тем

утром опаздывали, сильно опаздывали. Джеку нужно было перед посещением офиса

Нарватова куда-то заехать, и время поджимало. Он что-то искал по всей комнате, скорее

всего, таблетки, и не мог найти. Я его поторопил, и он, сказав, что протянет пару часов, не

умрет, пошёл без них.

Макса разрывало на части. Виноват был он. Во всём. Всегда. Везде.

— Куда ты, мать твою, так торопился?! — прошипел Стефан, припечатывая брата к стене.

— Куда? — Схватил его за рубашку. Глаза мужчины были налиты кровью. Он был в

неадекватном состоянии. — К своей любимой бабочке, да? Так хотел её увидеть, что не

дал отцу времени найти жизненно важные таблетки?

— Отпусти меня. — Оттолкнул Стефана. — Встреча была назначена у Джека, а не у меня.

К Заре мы поехали после.

— Всё равно, она не помогла ему. Ты сам сказал, что она сидела рядом и ничего не делала.

Ни-че-го не делала!

— Да, но это не имеет значения. Она могла носиться вокруг него, делать массаж сердца, лить на него воду, да всё на свете она могла делать. Какая разница? Помочь могли только

таблетки, и то, не факт.

— Когда ты узнал про таблетки?

— Когда приехал забирать одежду Джека и таблетки. Доктор сказал, что ничего такого при

отце не было. Он ещё удивился…

— Я тоже удивлен. — Стефан стукнул кулаком по стене рядом с Максом. — Ты всем

причиняешь боль. Всех губишь.

— Стеф…

Но тот развернулся и направился к двери, безразлично махнув на брата рукой. Ему нужно

было время. Много времени. Макс проводил Стефана взглядом и отвернулся к окну. Он

был не достоин жизни. Но он жил, а его ребёнок и отец — нет.


Девушка шла по лабиринту, с трудом различая оттенки темноты перед собой. Руки

цеплялись за холодный мрамор стен, ноги спотыкались о камни. Она не могла понять, куда

идет и, главное, зачем. Над головой каркали вороны, небо стреляло грозовыми разрядами, давление в ушах нарастало. Куда же она шла? И зачем? Почему всё это происходило с ней?

Она вскрикнула, когда мертвая птица упала к её ногам. Побежала вперед, но ноги

наткнулись на лезвия. Алая кровь прорезала слепящую темноту. Боль сдавила сердце.

Карканье ворон оглушало. Зара закричала и закрыла уши руками, но это не помогало.

Раздался детский плач и слова: «Мама, зачем же так? Зачем, мама?» Еще одно мертвое

тело упало перед ней. Девушка забилась в истерике, отползая дальше от тела по грязной

земле. Труп повернул к ней голову. Джек. На лице — улыбка челси.

— Нет! Нет! Не-ет!

Ирина распахнула глаза, часто дыша. Пот заливал глаза. Очередной сон, словно картина из

«Капричос» Гойи. Очередной кошмар длиною в жизнь. Теперь её будут преследовать эти

картинки, изматывать душу, лишать сна и покоя. Она убрала с лица прилипшие волосы, стёрла пот и закрыла лицо руками. Скоро и её сердце откажет. Невозможно было такое

вынести. Невозможно! Чувствуя себя разбитой и опустошенной, Ирина встала с постели и

прошла в ванную. Её вырвало. Недомогание и слабость мешали жить. Она словно

спускалась в преисподнюю. Каждый день превратился в ад. И она осталась одна…

Девушка нервно проводила расческой по волосам, со злостью сжимая ручку. Что-то

произойдет, что-то случится… Скоро. Тьма тянула к ней свои руки. Душила. Может, она

она должна умереть? Если так, то нужно было сделать одну важную вещь — покаяться.

Иначе душа не перестанет кровоточить. Не хотелось бы умереть, захлебываясь кровью.

Она сбежала вниз, схватила яблоко со стола и стала быстро одеваться. Никакого макияжа, причесок, вычурной одежды. Джинсы, резиновые сапоги, куртка и главное — капюшон, чтобы никто не видел её лица. Ирина даже не проверила Алексея, был ли он дома. Всё

равно. Их отношениям пришёл конец, это было очевидно. Оставалось лишь ждать, когда

он выставит её из дома.

Она давила на педаль газа автомобиля изо всех сил, желая быстрее оказаться на месте.

Алтуфьевское кладбище. Опять жизнь привела её на кладбище. Порочный круг. Не жизнь, а круговорот бесконечных смертей и расплат за грехи. Почему было больно ей самой?

Ведь Макс получил по заслугам. Почему же боль отрикошетила в неё саму? Слёзы снова

подступили к глазам. Когда она их уже все выплачет, эти чертовы слёзы?! Припарковав

машину, Ирина побежала к могилам. Она знала наизусть, где находится могила Джека. Он

же снился ей каждую ночь. Его могильная плита стала её могильной плитой.

— Простите, Джек! Молю, простите, — заплакала она, падая на колени перед надгробием.

— Всем, что есть, молю — простите! Боже, разве я хотела когда-нибудь стать убийцей? Но

это написано на моей судьбе. На чертовой, поганой судьбе! Простите, Джек… — Девушка

села на мокрую землю и разрыдалась. — Я не хотела, правда. Не знаю, как это вышло.

Сам дьявол тогда вселился в меня. Ваши слова о моей малышке… Поймите, я любила её, хоть и знала о беременности всего ничего. Любила! Так же, как вы любили своего сына. —Ирина зашлась в слезах. — Это не оправдывает меня, знаю. Господи… Как тяжело.

Простите меня, Джек. Простите… Вернуть бы всё назад. Но если Бог заберёт мою жизнь, он правильно сделает. И пусть никто не поможет, как я не помогла вам. Ведь таблетки

могли вас спасти!

Реальность закружилась вокруг неё, голова еще сильней затрещала по швам. Ирина

отползла к ограждению и оперлась на него. Слезы молчаливо текли по щекам, она

держалась из последних сил. Струны души уже рвались, лопались, забрызгивая ее кровью.

Здесь, рядом с ней, под землей лежал мертвый человек. И его убила она… Её тело