– Попытайтесь, – попросил он. – Обещайте мне, что вы попытаетесь.

– Хорошо, – сказала она. – Я обещаю. Он вспомнил, как прикоснулся к ее губам в ту первую ночь, думая, что этот поцелуй станет только прелюдией к ночи удовольствий, к которой, как ему казалось, она его открыто приглашает. Он вспомнил, что возбудился еще до того, как поцеловал ее. Она выглядела такой желанной, а губы были такими влажными и зовущими, когда она откинулась на кровати с поднятым вверх лицом и закрытыми глазами.

– Могу я поцеловать вас? – спросил он. Ее глаза распахнулись, и она покраснела.

– Мы же помолвлены, – сказал он. – Могу я поцеловать вас?

Мгновение он думал, что она так и не ответит. Но она кивнула, почти незаметно.

Ее губы были сомкнуты и неподвижны. Такие теплые. «Она пахнет мылом», – подумал он, склоняясь над ней. До этого момента он не осознавал, насколько прочно сексуальная страсть ассоциируется у него с резким запахом духов. Ему понравился запах мыла. Он даже предпочитал именно его.

Ее глаза с беспокойством смотрели прямо на него.

Он слегка обнял ее, прежде чем поцеловать: одной рукой – за талию, другой – за плечи. Она потеряла равновесие, покачнулась и оказалась прижатой к нему, опираясь о его грудь руками. Ее фигура лишена пышных форм, но вместе с тем она – воплощенная женственность подумал, он. И какие длинные, стройные ноги. Он целовал ее легко, не желая смущать, хоть и позволил себе слегка провести кончиком языка по линии губ, чтобы ощутить их вкус.

– Вы никогда не целовались, – сказал он, отрываясь от нее и выпуская из объятий. Он тут же пожалел, что сказал, но это было так ново для него, что он не смог сдержать удивления. Кажется, он обидел ее. Он понял это, увидев, как она прячет глаза.

– Те несколько раз, когда меня пытались поцеловать, – сказала она, – это делали мужчины, которым хотелось куда большего, чем просто поцелуй.

Он подумал, не вспоминает ли она и ту ночь в гостинице.

– Я больше никому никогда не позволю обидеть или оскорбить вас, – тихо сказал он. – Даю вам слово чести.

– Этому меня тоже придется учить, – продолжила она, глядя вниз. – Когда придет время, вы станете моим учителем. Постараюсь быть прилежной ученицей, ваша светлость. Я невежественна во множестве областей, верно? – В ее голосе звучала легкая горечь.

– Но это не невежество, – сказал он, – а, скорее, невинность, которую каждый мужчина рад обнаружить в своей невесте, мисс Грей. Не извиняйтесь. Да, я буду учить вас. А вы будете учить меня. Мы научим друг друга приносить удовольствие. Но сейчас, полагаю, мне пора идти, хотя мать еще не вернулась. Может быть, вы используете время, оставшееся до обеда, для себя лично, например, чтобы поспать?

– Да, – сказала она. – Благодарю вас.

– Пойдемте, – сказал он. – Я провожу вас до лестницы. Я оставлю матери записку, что вы отдыхаете.

Он подставил ей руку, чтобы она оперлась на нее. Несколько минут спустя он смотрел, как она идет к своей комнате, после чего пересек холл и, оставив дворецкому записку, покинул дом.

Он больше не размышлял о том, насколько все получится. Он знал, что поздно отступать и пытаться изменить ситуацию. Нравится ему это или нет, но через месяц он станет женатым человеком. Он женится на мисс Стефани Грей. Она – умная женщина, размышлял он, с врожденными манерами, хоть у нее мало уверенности в том, сможет ли она стать герцогиней. Мать проследит за тем, чтобы к концу недели она была готова. А за следующие три недели, оставшиеся до свадьбы, он вместе с матерью сгладит все острые углы и отшлифует этот камень до совершенства.

Да, она справится, думал он. Он действительно был более уверен в этом, чем вчера – гораздо более уверен. И было еще кое-что, что позволило ему расслабиться и откинуться на бархатном сидении кареты.

Ему понравится интимная сторона их брака. Он хотел ее, когда принял за легкомысленную актрису. Но и как мисс Стефани Грей, его невеста, она была почти такой же желанной. Даже больше. Он действительно счел ее невинность – полное незнание того, каким может быть поцелуй – почти эротичной.

Да, сегодня он чувствовал себя куда лучше.

* * *

Стефани чувствовала себя куда хуже, чем до его визита, если только это возможно. До этого, поняла она уже позже, она до конца не осознавала, что ее помолвку нельзя расторгнуть. Как бы плохо ни шли дела, она всегда могла себе сказать, что можно отступить, найти другого жениха до истечения указанного в завещании срока, или – последний вариант – просто вернуться к прежней жизни.

Но теперь она знала, что пути назад нет. Только вперед. Но как же ей идти вперед? Это невозможно. Только полностью изменив себя, она сможет жить в новом мире. А как она могла изменить себя, если ей уже двадцать шесть? Если определенные принципы и идеи были внушены ей с самого детства? И если она нравится себе такой, какая есть?

Но она должна измениться. И если ей нужна веская причина, чтобы измениться, у нее она есть – действительно веская. Она изменится ради него. Она никогда не забудет, как он спас ее от кошмаров, поджидавших в пути, и от весьма вероятной смерти две недели назад. И она никогда не забудет, как порядочно он себя вел – за исключением одного раза, когда она сама соблазнила его, не желая этого. И что он единственный относился к ней, как к достойному уважения человеку, тогда как остальные косились на нее из-за того, как она выглядит. Она никогда не забудет, как он настоял на том, чтобы довести ее прямо до Синдон-Парка, хотя полностью осознавал, что тем самым налагает на себя обязательство жениться на ней. И она никогда не забудет, как он настаивал, чтобы она приняла его предложение, и как продолжал настаивать на этом сегодня, только чтобы избавить ее от унижений.

Она обязана ему всем, даже самой жизнью.

И тем не менее она не была уверена, что он настолько же нуждается в их браке, как она. Он молод и хорош собой. Он – богатый человек и герцог. У него есть все, чтобы привлечь любую женщину, какую он выберет себе в жены. Но он был вынужден – из-за собственного благородства – жениться на ней. Она задумалась, мечтал ли он когда-нибудь о любви. Она плохо разбиралась в мужчинах, но ей казалось, что они так же должны мечтать о любви, как и женщины.

Значит, она изменится ради него – чтобы стать достойной его герцогиней. И чтобы.., принести ему удовольствие. Именно это слово он употребил. Они будут учить друг друга, он сказал. Они будут учить друг друга приносить удовольствие. Она ничего не знала о том, как можно доставить удовольствие мужчине. Но ей стало спокойнее от того, что он сказал, что каждый мужчина надеется, что его невеста окажется невежественной в этих вопросах. Что ж, он должен быть доволен. Она – полная невежда.

Она была потрясена тем, как он целовал ее. Его губы приоткрылись – она чувствовала теплое дыхание на своих губах. Она чувствовала вкус его губ. И он коснулся ее языком. Но больше всего она была потрясена собственной реакцией. Она ощущала его поцелуй не только губами. Она чувствовала его всем телом, начиная со странного напряжения в груди и в самых интимных частях своего тела. Ноги почти подломились под ней.

О да, если ему нужна невинность – он ее получит в полной мере.

Она изменится для него – и ради него.

Поэтому весь следующий день – и четыре последующих дня – она безропотно стояла долгими часами, пока личная модистка герцогини снимала с нее мерки и прикладывала к ней образцы, демонстрируя бесконечные тюки тканей и разнообразнейшие детали отделки. Она следовала всем советам ее светлости герцогини и модистки, всего несколько раз осмелившись возразить. Она недоверчиво отнеслась к количеству одежды, подобранному для всех мероприятий, в которых ей придется участвовать последующие шесть месяцев – а потом, конечно, ей потребуются более просторные платья. На это она ничего не сказала.

Дома – в доме герцогини – она просиживала еще более долгие часы, пока Патти, ее новая горничная, очень разговорчивая и не менее умелая, укладывала волосы в изобретательные прически самых разных стилей. Она прислушивалась к отзывам герцогини и терпеливо сдерживала желание схватить расческу и расчесать эти элегантные сооружения.

Дома она также ходила вслед за герцогиней и слушала, какие распоряжения та отдает экономке, повару, дворецкому. Она запомнила манеру ее светлости разговаривать и отдавать приказы целому сонму прислуги. Она искренне восхищалась спокойной холодностью, с которой ее светлость обращалась со слугами, но все же задумывалась, так ли ужасно будет, если прибавить немного теплоты. Ей приходилось отгонять подобные мысли. Если герцогиня именно таким образом управляет домом, она должна выучиться тому же. Когда придет ее время, она не расстроит его, попытавшись завести друзей среди слуг.

В личной гостиной герцогини, где они подолгу просиживали над вышиванием – Стефани это занятие нравилось больше, чем штопка и пришивание заплат, которыми ее заставляли заниматься по вечерам у Бернаби, – она слушала и запоминала рассказы о высшем свете, его обычаях и морали. Она запомнила все те мелкие детали, которые помогут избежать недоразумений, как например то, что она может протанцевать с одним и тем же мужчиной, даже со своим женихом, всего два танца за вечер, или то, что приветствовать леди либо же джентльменов без титула нужно иначе, чем вдовствующих графинь и герцогинь. И что сейчас, пока она только мисс Стефани Грей, ей следует кланяться ниже, чем когда она станет герцогиней Бриджуотер.

Она узнала, что ей не следует ожидать что она часто будет видеться с мужем после замужества. Высший свет осудит, если они будут постоянно находиться вместе. У мужчин свои собственные интересы, и они не любят, когда жены относятся к ним собственнически. Если ее супруг пожелает завести любовницу после женитьбы – ее светлость говорила об этом как бы между прочим, как обо всем остальном, – ей следует сделать вид, что она об этом не подозревает. Ревность – признак дурных манер. И если она решит завести любовника, это можно будет сделать, только приняв все меры предосторожности, очень тайно и только после того, как подарит герцогу сына.