Что она чувствует при этом? Если она считает себя изголодавшейся без мужчины, одинокой неудовлетворенной женщиной, должен ведь секс доставить ей хоть каплю радости! Но Марго постоянно ловила себя на мысли, что ничего в ней не изменилось с той поры, когда она еще была замужем за Сергеем.

Только сейчас она была покорной и терпеливой, в ожидании, что все же произойдет нечто, заставящее ее забыть обо всем. Поэтому она не испытывала к Борису, сотрясающего ее тонкое нежное тело своими мощными толчками, раздражения и неприязни. Она принимала его ласки как необходимое лекарство — горькое, неприятное, но крайне полезное. Она старалась расслабиться, думать о том, что многие получают от физической близости немыслимое удовольствие, не закомплексовывать себя рассуждениями о том, что с ней что-то не так. Марго, раскинувшись на простынях, разглядывала мутные отблески свечей на потолке, слушала музыку и частое дыхание мужчины, который, забыв о себе, пытался разгорячить ее холодную кровь. А в его глазах она читала только одно — страстную мольбу: «приласкай!» и поэтому старалась не смотреть в его глаза.

Ее руки были непослушны, она не могла заставить себя шевельнуть ими, чтобы всего лишь обнять любящего ее мужчину.

Больше всего Марго ненавидела утренний секс, которым ежедневно мучил ее бывший муж. Она считала это даже не мукой, а откровенным издевательством, когда Сергей, вроде бы ласково, но на самом деле бесцеремонно и грубо входил в нее, разрывая очарование предутреннего сладкого сна. Каждый раз после этого она поднималась с головной болью, разбитая, изможденная долгими, а порой многократными безжалостными соитиями. Часто ночью она плохо спала, дожидаясь, что вот — вот снова ощутит внутри себя агрессивную захватническую твердость, и нечуткие руки мужа стиснут ей грудь, его бедра механически быстро задвигаются, а глаза и губы будут требовать ласки в ответ. Как ее тогда мучительно тошнило от всех слов и ласк, она ненавидела их, терзалась, ожидая снова. Но теперь ей всего этого будто бы даже хотелось.

Возненавидеть весь этот род мужской с их жадными руками и раздевающими взглядами, могущий грубо обладать, подавлять, заставлять покорно отдаваться всякий раз, когда этого желает мужчина. Как жаль, что подвернувшийся Борис чрезмерно нежен, чуток, ласков и тактичен. Вот Сергей бы за пару ночей заставил ее забыть про всяческие томления и неудовлетворенность на добрый десяток лет! И не прятать глаз от сексуально — озабоченного мальчишки, а наоборот возненавидеть его заранее, только за то, что он посмел признаться ей в любви, посмел смотреть на нее раздевающим взглядом. Даже Женька заметил это! А она, как гимназистка, не нашлась, что ответить, чтобы сын прикусил язычок. Ну, теперь вот целуй нелюбимые губы, ощущай в себе чужого мужчину, слушай его дыхание, прячь глаза и разглядывай тени на потолке. Если не можешь иначе взять себя в руки!

НО она не могла.


Однажды воскресным утром Женька столкнулся в дверях кухни с Борисом Ивановичем. Вчера ночью после концерта в ночном элитном клубе, Марго впервые пригласила Бориса Ивановича к себе. Марго не рассчитывала, что сын, обычно с превеликим трудом поднимаемый с постели на завтрак, встанет сам и так рано.

— Доброе утро, Борис Иванович, — подавив смешок, произнес Женя, окидывая взглядом директора.

— Доброе утро, — немного растерянно отозвался тот, машинально поправляя пиджак и воротничок белой рубашки под ним. Галстук остался в комнате Марго на стуле.

— Что вы предпочитаете на завтрак? — продолжал Женька, лукаво поглядывая на директора. — Кофе?

Тосты? Яичницу?

— Женька! — раздался голос Марго из комнаты, — не умничай!.. Иди, умывайся и не задерживайся в ванной!

— Жень, — вслед ему неуверенно проговорил директор, — мы собирались сегодня с Маргаритой Николаевной за город ко мне на дачу на шашлыки, пока не выпал снег. Поедешь с нами?

— Нет уж, Борис Иванович! Мне вашего общества достаточно шесть дней в неделю в школе!

— И то верно, — промычал директор в закрывшуюся дверь ванной.

— Совсем распустился этот оболтус, — сердито сказала Марго, выйдя из своей комнаты, — позволяет себе разговаривать со старшими в таком тоне! Но хоть в школе прекратил мне действовать на нервы.

— Перестали с Васильевым наскакивать друг на друга?

— Ну, как я поняла, Женька мне пообещал … — неопределенно пожала плечами Марго. — Надеюсь, мир и покой восстановятся.


Но Женя вовсе не собирался ничего Егору прощать и забывать. Его программа мщения отнюдь не была исчерпана. Только на время он затаился и наблюдал, и кое-что ему стало вдруг очень не нравиться. На уроках матери он не находил себе места, вился ужом за партой и несколько раз получал предложение от Маргариты Николаевны выйти из класса или успокоиться.

— Ты можешь сидеть спокойно? — недовольно спрашивала Ксюша, — я и так ничего не понимаю, а еще ты тут возишься!

— Нет, ты погляди, как он на нее пялится!!! — возмущенно шептал ей в ответ Женя. — Откровенно и нагло! Сволочь!

— Кто? Егор? Ну и пусть себе пялится, всем давно известно, что он неравнодушен к Маргарите Николаевне… Успокойся, ты только повод ищешь, чтобы снова с ним сцепиться.

— А ты думаешь, поводов мало?… Просто я как бы ей пообещал, что не трону больше этого гада. А он расслабился, ты посмотри, глаз не сводит, даже не пишет ничего!

— Ты тоже не пишешь и мне мешаешь.

— Потерпишь! — отрезал Женька и покосился на Ксюшу, — А может, мне тебя ему подсунуть, отвлечешь его от Марго немного… Он обрадуется, подумает, что мне насолил…А?

— Хватит, Женя. Я понимаю, что ты обо мне невысокого мнения, но в твои дурацкие жестокие игры я играть не буду.

— Ой, бедная овечка… Ладно, я уже почти простил… Да и Васильеву не больно-то ты нужна. Он использовал тебя, дурочку, чтобы повыпендриваться, героем-любовником прикинуться и меня разозлить.

Теперь о тебе в классе мнение соответственное, благодаря нашему отличнику. Знаешь, что народ думает? Не то, что я тебя у Васильева отбил, а то, что подобрал из жалости.

— Сколько в тебе злости, Женя…

— Столько же, сколько в тебе подлости!


Они оба напряженно замолчали. Женьке нисколько не доставляло удовольствия мучить Ксюшу, иногда он чувствовал перед ней вину, но еще не был готов к тому, чтобы забыть обиду. А вот Ксюша, кажется, его простила. Очень быстро простила, это не нравилось Женьке. Или она прикидывалась такой чистенькой и непорочной, а на самом деле только и мечтала скорее с кем-нибудь трахнуться? Попонтовалась немного для порядка и снова заглядывает ему в глаза. И Женя не мог теперь относиться к ней, как относился раньше. Он мог относиться к ней только так же, как к папашиной Алиске. Женька был почти уверен, что, затяни он Ксюшу в укромное место, и она сама снимет трусики. И он бы уже давно провел этот эксперимент, но его внимание целиком переключилось на Васильева, не отрывающего своих похотливых глазок от Марго.

На геометрии, Васильев, доказав вперед всех теорему подошел с тетрадью к учительскому столу.

Маргарита Николаевна указала ему, видимо, какую-то неточность и Егор склонился к ней так низко, что Женька едва усидел за партой.

— Ну, мразь!! — прошипел он, — видишь, куда он запустил свои зенки? Это похоже, что он смотрит в тетрадь?! Он всю ее своим взглядом ощупал!


— А ты запрети ему вообще смотреть на свою учительницу! — не выдержала и раздраженно ответила Ксюша, — Вот будет смешно!

— А ты думаешь, я так всю оставлю? — зло ответил Женя.

— Ну, Марго-то до лампочки его взгляды. Она даже не смотрит на него!

— А вот это особенно интересно! — возмущенно, громко сказал Женька, так что Маргарита Николаевна направила на него недовольный взгляд.

— Раньше-то она чуть не облизывала его — поглядит ласково, похвалит, едва по головке не погладит… А теперь практически стоит к нему спиной!

— Мне кажется, у тебя навязчивая идея какая-то! Кто на кого смотрит, как смотрит, как стоит, как сидит…

— Хочешь сказать, крыша у меня поехала?

— Очень похоже! Если ты додумался до того, что Марго каким-то образом небезразличны взгляды Егора…

— Никитин, Наумова — последнее замечание! — вдруг прервал их разговор сердитый возглас Марго.

Женя и Оксана подняли головы:

— А когда было первое? — не удержался и спросил Женя.

— Если не закроете немедленно рты, — проигнорировала его вопрос Марго, — Никитин отправится заниматься в мой кабинет, а Наумова за родителями.

Женька хотел было еще что-то брякнуть в ответ, но Ксюша взмолилась:

— Хватит, перестань! Ты не представляешь, что со мной отец сделает!

Женя примолк и до конца урока не раскрывал больше рта. Он снова углубился в наблюдение за Васильевым и Марго. И чем дольше он следил за ними, тем больше убеждался, что поведение обоих было более чем странным. Васильев, казалось, гипнотизировал взглядом Марго, а она слишком уж демонстративно глядела в противоположную сторону. Это не было похоже на игнорирование, ее поведение было сродни страху лишний раз выдать своим вниманием к Егору какое-то особое чувство.

Еще через день Женя был абсолютно уверен, что между матерью и Васильевым что-то происходит.

Пока на расстоянии, будто телепатически, но есть нить, связующая их. И она никак не рвется, потому что настойчивые взгляды Васильева оказываются сильнее невнимания к нему Марго. Что все это значит? Не наговорил ли Васильев Марго чего-то лишнего?

И это «что-то лишнее» очень ее задело.

— Она к нему неравнодушна, — заявил Женька Ксюше, когда они шли из школы, — она просто от него тащится…

— Кто? Марго? От Егора?

— От него самого… то-то она мне все уши прожужжала: Егор, славный мальчик, замечательный, умный…. Даже меня самого умудрилась выставить виноватым в том, что он меня третировал, прикинь?…

Только бы я не трогал ее замечательного Егора! Она в него влюбилась!