— Ah, a la jamais! [14] — вскричала она с внезапной яростью, невольно перейдя на французский. — За кого ты меня принимаешь — за содержанку? Ты меня не содержишь, я тебе не любовница. Я независима, у меня своя жизнь. Об этом и не заикайся!

Кожа на высоких скулах Джоша натянулась, он в испуге склонил голову.

— Вэлентайн, милая, мне так жаль… Я больше никогда не буду… я подумал… Непростительная глупость…

Она обхватила руками его склоненную голову и притянула к лицу, ероша своим дыханием короткие темные седеющие волосы, и наконец поцеловала в печально сложенные губы.

— Ты думал, что в подобных обстоятельствах следует поступать именно так? Ты вычитал эти мысли в юридических книжках? Вас в Гарварде учили, как вести любовные дела? Где твоя романтика? Это, наверное, не входило в комплекс изучаемых предметов, правда? Нужно исправить дело, и немедленно.

Через несколько дней, сразу после получения калифорнийских водительских прав, Вэлентайн, движимая любопытством, в котором сама себе не признавалась, проехала на новом маленьком «Рено» мимо дома Джоша Хиллмэна на Норт-Роксбери-драйв. Строение стояло на углу, окруженное высоким забором. Вэл разглядела сетчатую ограду теннисного корта и верхушки высоких деревьев. Беленый кирпичный фасад огромного дома свидетельствовал о прочном, как скала, благосостоянии, дорожку к парадному входу обрамляли сотни цветущих розовых кустов, свидетельствуя о заботливых руках по меньшей мере двух садовников. Вэлентайн не связывала увиденное с Джошем, еще меньше это надежное жилье связывалось с ней. В доме ощущалась надежность, незыблемость, право занимать это место, такое неоспоримое, что Вэл не могла представить хозяина этого дома живущим где-то еще.

Она стряхнула с себя воспоминания о доме, к которому больше не приближалась, и задумалась о предстоящих выходных. Наступает Четвертое июля, и она приглашена на ежегодный праздник к Джейкобу Лейсу. Билли и Спайдер — тоже, но они не собираются ехать. Вэлентайн не могла устоять, хоть это означало перелет за три тысячи миль всего на несколько дней. Там соберется весь цвет мировой моды, и теперь, став бесспорным членом этого сообщества, Вэлентайн из «Магазина грез» хотела возвратиться в Нью-Йорк и посмотреть, каким он покажется ей с позиции равной среди равных.

Мисс Стелла из «И. Магнии» в ноябре 1976-го ушла на покой, и Вэлентайн осталась единственным в Соединенных Штатах дизайнером, занимающимся шитьем на заказ в крупном магазине. На самом деле «Магазин грез» был не просто универмагом («Бергдорф» в Нью-Йорке копировал на заказ модели из парижских коллекций): мастерские Вэлентайн, разросшиеся за счет появления в них бывших портних, закройщиц и швей мисс Стеллы, были завалены многочисленными заказами женщин Западного побережья, для которых слова «готовая одежда» звучали как неприличные. Билли была абсолютно права, говоря о престиже, который придаст магазину дорогое шитье на заказ. Им удалось не просто вернуть вложенные деньги, восторженно думала Вэлентайн, они, слава богу, приносят немалую прибыль.

Джош тоже ехал с ней на вечер к Лейсу. Она не спрашивала, как ему это удалось, не хотела знать, какие объяснения он представил жене, но он твердо намеревался сопровождать ее, утверждая, что в такой огромной толпе они не обязательно все время будут оказываться на виду, как в ресторане, и что ежегодный праздник у Лейса не освещается прессой.

Единственным облаком на ясном горизонте Вэлентайн легла необходимость собирать вещи. Когда дело дошло до упаковки собственного чемодана, ее, женщину, чья профессия состоит в подборе и создании гардероба для других, охватило мрачное, тревожное оцепенение. Лишь вчера она полностью одела клиентку на лето, причем программа этой дамы включала путешествие на острова в Грецию, конференцию в Осло и присутствие на свадьбе особы королевской крови в Лондоне. Вэлентайн смоделировала ей наряды для всех этих случаев, и под них потребовалось всего два чемодана. Она взглянула на костюм, который сшила себе для вечера у Лейса: плиссированная блузка из яблочно-зеленого шифона с вырезом лодочкой до плеч и длинным рукавом, заправляется в широкую юбку-колокол из восьми слоев сиреневого батиста, и к ней — широкий тугой пояс из зеленого бархата под цвет ее глаз. Очень fete champetre — в духе сельских празднеств, подумала озадаченная Вэлентайн, но как его упаковать? Конечно, в отдельный чемодан! Она вспомнила Эллиота в его новой роли диктатора моды.

Пока Вэлентайн упаковывала вещи, Спайдеру Эллиоту, пребывавшему в праздности, было очень себя жаль, но он не понимал почему. Подобное состояние было ему чуждо и ново. Он растянулся у бассейна с дозволенным в пятницу вечером стаканом алкоголя в руке и попытался исправить свое настроение, составляя перечень своих достижений.

Например, недавно арендованный дом. За углом от Доэни-драйв, к северу от Сансет, втиснутый в глухой тупичок, дом являл собой вдохновляющий образец великолепного благоустройства, которого может достичь мужчина, не имеющий на шее ни жены, ни детей. Он был перестроен домовладельцем Спайдера, знаменитым режиссером, отцом девятерых детей, который после пятого развода принял обет нецеломудренной холостяцкой жизни. Этот обет, записанный кровью его застройщика, воплощался в большом, обсаженном цветами бассейне с гидромассажем, устроенном в одном углу двухэтажной гостиной. Что-то в этом бассейне неправильно, или, напротив, чрезвычайно правильно, подозревал Спайдер, потому что недавно режиссер женился снова, и шестая жена отказалась жить в доме, где витал запах избытка запретных игр и развлечений.

Игры и развлечения, угрюмо подумал Спайдер. Неужели кто-то и вправду развлекается или они просто обманывают себя? Он снова принялся вспоминать свои достижения. «Магазин грез» стал достопримечательностью торгового мира, и во многом это его, Спайдера, заслуга. Да здравствует Билли Айкхорн Орсини, ибо магазин принадлежит ей! Женщины Беверли-Хиллз и его северных, южных и восточных окрестностей приступом берут магазин и с криками требуют, чтобы Спайдер научил их смотреть на себя другими глазами. Для них он важнее парикмахеров, важнее домашних врачей, важнее даже теннисных тренеров. Да здравствуют добрые женщины Беверли-Хиллз! Может быть, однажды Спайдер станет незаменимым, как психоаналитик или пластический хирург. Нет, только не пластический хирург. Его подруга Вэлентайн высоко взлетела, по праву считаясь ведущим модельером, о ней пишут «ВВД», «Вог» и «Базар». Да здравствует Вэлентайн О'Нил и ее маленькая тайна, в чем бы она ни заключалась, и ни черта, ни хрена он знать не хочет, если Вэл решила скрываться от людей, как рок-звезда, за спинами охранников. Испорченная, противная девчонка, скрытная, хитрая француженка. Слава богу, он не успел с ней спутаться. Еще одно достижение, прошу учесть!

Зазвонил телефон. Спайдер поспешил ответить. Может быть, Вэлентайн проверяет, на месте ли он, чтобы напомнить о магазине, ведь она завтра улетает, чтобы красоваться на вечеринке у Лейса. Нет, это с телефонной станции передавали ему два сообщения, полученные за день. Одно было от Мелани Адамс: она сообщала, что хотела просто поздороваться с ним, и второе тоже от Мелани Адаме, отменявшее первое. На станции не были уверены, хочет ли он получить эти сообщения, и решили на всякий случай передать и то, и другое. Спайдер повесил трубку. Да здравствуют они оба! Настанет ли конец его достижениям? Он единственный мужчина в Голливуде, у которого сносно работает телефонная служба.

Мелани Адамс. Мысли о ней больше не будоражили его. Он специально, чтобы убедиться, сходил на ее фильм. Он полагал, что должен за нее порадоваться, хотя считал, что от него требуется слишком много, но она была рождена, чтобы заниматься любовью перед камерой. Хотя на фотографиях она была само совершенство, гений-оператор Джон Алонсо удвоил ее красоту, уловив грациозность движений.

В последние две недели она взяла за обыкновение звонить ему, когда была уверена, что его нет дома, оставляя телефонной службе ни к чему не обязывающие сообщения и через час неизменно отменяя их. Он не понимал, что за нездоровую ребяческую игру она затеяла, но, как бы то ни было, сам он в нее играть не собирался. Неужели всего год прошел с того Четвертого июля, с вечера, когда они вместе пошли к Лейсу? Казалось, прошло лет десять. В этом году на Четвертое июля Спайдера пригласили на пять вечеринок сразу, и он решил побывать на всех. Если и дальше продолжать перечислять свои достижения, останется только утопиться в одном из них — в бассейне.

Телефон зазвонил снова. На этот раз он выждал шесть звонков и только потом снял трубку.

— Спайдер?

Он не мог не узнать этот голос: дымящийся лед, манящий голос призрака сладострастной, избалованно-жеманной южной красавицы. Он не смог ответить.

— Спайдер? — повторила она. — Спайдер, я знаю, это ты, а не телефонная служба, они всегда со мной разговаривают.

— Здравствуй, Мелани. До свидания, Мелани.

— Не вешай трубку! Прошу тебя. Просто позволь поговорить с тобой минутку. Я так давно думаю о тебе, Спайдер, но у меня не хватало духу позвонить, когда ты дома.

— В чем дело?

— О, боже, я понимаю, почему ты так недружелюбен, и ты прав. Я так и не простила себе то письмо…

— Какое благородство!

— Нет, пожалуйста, я тебе объясню — это… ну, наверное, страх… Я не понимала, что пишу. Это была неправда, в самом деле, но я так боялась привязаться к тебе… О, Спайдер, у меня просто все из рук валилось, мне приходилось быть чудовищем, потому что я так боялась…

— Мелани, мне в самом деле все равно. Ничего не случилось. До свидания.

— Подожди! Подожди, пожалуйста! Мне нужно увидеться с тобой, Паучок. Ты здесь единственный, кто когда-то любил меня, и я хочу поговорить с тобой… Мне вправду нужно увидеть тебя.

— А как этот твой Свенгали — Уэллс Коуп? Разве он тебя не любит?

Гореть мне в аду за то, что продолжил этот разговор, подумал Спайдер, но он никогда не слышал в ее голосе таких явно умоляющих интонаций. Она всегда была так непроницаемо и неизменно далека, одной рукой манила, другой отталкивала.