— Добро пожаловать в Рим, мисс Макгрегор! — Более того, оказывается, он говорит по-английски без акцента, да еще изящно поцеловал ей руку.

— Боже мой, — начала Мэгги, любившая вставлять шокирующие, нарочито неловкие замечания. — Я думала, вы гораздо старше.

— Мне тридцать восемь, — сообщил Вито, одарив ее улыбкой, которая ясно давала понять, что хоть она и впечатляюще молода, но и он не стар. Улыбка таилась в глубине его глаз, нос отличался проконсульским рельефом, а кожа была бронзовой. Вся его внешность словно излучала блеск. Значительностью облика он напоминал великого оркестрового дирижера.

— Скажите, — спросила Мэгги, сохраняя самый наивный вид, — а что именно делает кинопродюсер? — Она решила, что неведение будет выглядеть не слишком прилично, но вполне сработает: с его помощью можно вытянуть из него комментарии, о которых он всю жизнь будет жалеть. Такие интервью всегда становятся лучшими.

— Слава богу, что вы поинтересовались, — сказал Вито. — Вы даже не представляете, сколько людей брали у меня интервью, понятия не имея — даже самого смутного, — о том, что я делаю. Они слишком ленивы, чтобы попытаться выяснить. Я расскажу вам все. Но не сейчас: мне через пятнадцать минут нужно быть на студии. Может быть, вы сегодня вечером поужинаете со мной? Тогда и поговорим.

Словно леденец дает ребенку, подумала Мэгги, согласно кивая.

— Я заеду за вами в восемь и отвезу в мое любимое место. Кстати, не забывайте, что магазин «Гуччи» здесь такой же дорогой, как в Нью-Йорке, так что не теряйте голову.

У кинопродюсеров, которым удается выжить, неизбежно развиваются высокие экстрасенсорные способности.

* * *

Этим вечером в «Остариа дель Орсо» Мэгги не понадобилось ничего из ее набора интервьюерских приемов: ни умение брать за горло, задавать неверные вопросы, чтобы получить именно те ответы, которых ждут, ни способность открывать себя ровно настолько, чтобы отвести подозрения, ни навык быть чересчур почтительной или слушком уютной и располагающей. Ей нужно было только слушать. Вито рассказывал, не переставая, три часа подряд и при этом утверждал, что лишь коснулся поверхности.

— Сжальтесь, Вито, я больше не могу. У меня кончилась кассета, случился писчий спазм, я уже знаю больше, чем нормальный человек сможет прочесть.

— Я всегда так поступаю. Вам не следовало меня спрашивать. Вас никто обо мне не предупреждал, правда?

— Никто мне ничего не говорил. Просто велели сесть в самолет и побеседовать с вами.

— Почему бы нам не вернуться в отель и не поговорить о вас?

— Вот не думала, что спрашивать будете вы.

* * *

С Вито Мэгги поняла, что волновало ее при соитии со звездами. Это были не просто занятия любовью. Вито Орсини оказался великим романтиком. Когда Мэгги легла с ним в постель, она вдруг почувствовала, что стала звездой этой отдельно взятой постановки. Впервые она осознала, что ее большие груди и пышный зад могут служить огромным преимуществом, если не сравнивать свой торс с американским идеалом. Она узнала, что существует на свете один знаменитый человек, который не считает, что, одарив ее своим фаллосом, он оказывает ей великую честь. Ни в первую ночь, ни в последующие, проведенные с Вито, у нее не возникали те чувства, которые она бессознательно подавляла во всех эпизодических связях со звездами, не появлялось и ощущение, что она — человек второго сорта, лишь на краткий миг допущенный к жизни великих. Вито раз и навсегда излечил ее от, как он говорил, «комплекса поднявшейся наверх служанки», по вине которого она сияла лишь взятой напрокат славой.

Той теплой ранней осенью 1974 года Мэгги пробыла в Риме две недели, каждые три дня посылая в редакцию телеграммы о том, что ей никак не удается взять интервью у Орсини, потому что он слишком занят, чтобы встретиться с ней. Все в «Космо» прекрасно ее понимали. Они хорошо знали итальянских кинопродюсеров. Это невозможные люди. Мэгги и Вито стали добрыми друзьями, в некотором смысле товарищами по конспирации, скрывавшимися от некой безымянной силы, искренне восхищавшимися телом и умом друг друга. Мэгги время от времени спрашивала себя, сойдет ли на нет эта связь после выхода статьи, подобно всем остальным кратким любовным приключениям, но постепенно она научилась доверять Вито: они не всегда будут любовниками, но друзьями останутся навсегда.

Вито позволял Мэгги присутствовать на всех его совещаниях, слушать все разговоры по телефону, ходить за ним по пятам по съемочной площадке, просматривать вместе с ним отснятый за день материал. К концу второй недели она знала о механике и деловых сторонах кинопроизводства больше, чем кто-либо из пишущих о кино в Соединенных Штатах, и это знание сослужило ей хорошую службу в работе над телепередачами. Но до нового вида деятельности оставалось еще шесть месяцев, в течение которых Мэгги написала еще пять очерков о кинозвездах и обнаружила, что для того, чтобы написать об актере, не обязательно с ним спать. В сущности, именно это умение соблюдать дистанцию стало впоследствии ее самым сильным оружием. Только перестав нуждаться в любви, пусть на одну ночь, она обрела умение ясно видеть личность кинозвезды, научилась помещать их в фокус. Ее интервью потеряли присущее всем материалам подобного рода свойство, благодаря которому создается ощущение, что в интервью больше рассказывается о чувствах репортера к кинозвезде, чем о самой звезде. Перечитывая свои первые очерки, она сожалела об упущенных возможностях написать ошеломляюще правдивые статьи, ибо ей помешали в тот момент воспоминания о склонившемся над ней еще одном симпатичном лице.

Летом 1975 года, через шесть месяцев после расставания с Вито в Риме, она узнала, что он снимает в Мексике новую картину — «Нерасторопная лодка». Исполнитель главной роли Бен Лоуэлл, один из пяти самых кассовых актеров Соединенных Штатов, обычно играл сильных, решительных людей, им восхищались и мужчины, и женщины. В главной женской роли снималась пользовавшаяся дурной славой блестящая английская актриса Мэри Хейнс, имевшая репутацию дьявола в постели и ярлык обладательницы самого грязного и язвительного языка на обломках Британской империи.

Мэгги убедила начальство «Космо», что настала пора взять интервью у Бена Лоуэлла, самого американского из актеров, оказавшетося на экране в том возрасте, когда американские мальчики редко снимаются в кино. Истинной причиной для ее поездки на съемочную площадку Мексики, непопулярную из-за жары, неудобств и плохого питания, было, конечно, непреодолимое желание снова увидеть Вито.

Мэгги была единственным представителем прессы, у кого достало духу поехать на эти съемки. Джо Хайемс, Джейн Хоуард, Лора Каннингэм и сонм менее значительных авторов вежливо отклонили приглашение на долгую поездку в специально заказанном самолете, доставившем пассажиров в ветхую рыбацкую деревушку на побережье, привлекавшую лишь сравнительно спокойным морем да истинно тропической убогостью. Бывают и гораздо более привлекательные приглашения… Всегда найдутся.

Когда Мэгги, спотыкаясь, вышла из маленького самолета и ступила на плохо ухоженную полосу, ее обнял Вито.

— Как твоя картина? — промурлыкала Мэгги, даже не поздоровавшись.

— Барахло.

— С чего ты взял?

— Чую запах крови.

— Что это значит?

— Не могу сказать определенно — причин много. Я пока знаю лишь некоторые, — ответил Вито. — Но я чую его, Мэгги, я уверен.

Проведя день на съемочной площадке, наблюдая и делая заметки в уме, как это бывало обычно перед интервью, Мэгги почувствовала, что сбита с толку, причем так сильно, как ни разу с тех пор, когда начала писать. Она привыкла к размеренному ходу съемок, но на съемочной площадке «Нерасторопной лодки» в воздухе стояло напряжение, какого она никогда не ощущала. Едва пройдясь но площадке, Мэгги испытала приступ раздражения, но она уже научилась держаться в стороне от шумных ссор: они имели для нее свою выгоду. Репортер не должен ощущать личную причастность к дорожному происшествию, которое он освещает.

Она остановилась в комнате по соседству с Вито в лучшем из трех заросших грязью мотелей городка, арендованных для размещения актеров и съемочной группы. Мотели были построены для калифорнийских любителей подводной ловли и пилотов частных самолетов, единственных немексиканцев, посещавших эту богом забытую дыру.

Вито и Мэгги ужинали вместе в походной столовой, устроенной для всей киногруппы. Местная пища служила верной гарантией гастрита, и о нуждах всей съемочной компании заботились калифорнийские повара, готовившие привычные блюда. Продукты доставлялись по воздуху из Сан-Диего, ближайшего крупного города, хоть до него было восемьсот километров по воздуху. Врача для компании тоже привезли из Мехико, потому что в этой засиженной мухами деревушке не было ни одного лекаря.

Вернувшись в мотель, Мэгги переоделась в халат, прошла в комнату Вито и юркнула к нему в постель.

— Вито, если б я не любила тебя, я бы завтра же улетела домой, и плевать мне на Бена Лоуэлла. Но я люблю тебя, и очень нежно, поэтому расскажи мне, что здесь, черт возьми, происходит и почему краса и гордость Виа Венето оказался в таком месте… А ты вообще можешь назвать это местом?

— Мэгги, ты когда-нибудь слышала старую поговорку о том, что рыба гниет с головы? Это дело пошло неладно с самого первого дня. Я поддался на уговоры и назначил день начала съемок, хотя знал, что со сценарием не все в порядке. Деньги дает одна из шишек — чертово скопище бандиток, — и они хотят, чтобы фильм был выпущен к Рождеству. Поэтому нам пришлось искать море и солнце — иначе картины не будет. Дождь идет во всем мире, кроме этой дыры и Саудовской Аравии, извини за выражение. И к тому же это единственное время, когда Бен Лоуэлл и Мэри Хейнс свободны, и, если я не сниму их сейчас, я уже не смогу собрать их вместе года два. Так что сейчас или никогда, и мне пришлось сдаться. Со мной это случается не в первый раз, но раньше нам удавалось кое-как проскрипеть. А на этот раз все складывается просто невообразимо: мой сценарист заболел, ничего не может делать, у него рвота и понос, думаю, он наелся здешних лепешек. Мой постоянный электрик сломал ногу, его пришлось отправить самолетом в Лос-Анджелес, генератор во время ночных съемок ломался раз десять, секретарша глуха, или слепа, или и то и другое вместе. Я нанял ее в последнюю минуту, когда моя постоянная секретарша собралась замуж… Можно продолжать, но к чему это?