Когда осенью 1975 года перед самым открытием магазина умер Эллис, Билли осознала, что давно перестала скорбеть по нему. Истинной прощальной скорбью сопровождались первые два долгих, ужасных года его болезни. Она всегда будет любить Эллиса, за которого в 1963 году вышла замуж, но тот, кто умер, а именно парализованный, полумертвый старик, — абсолютно не Эллис, и не стоит лицемерить. Но она назовет свое детище «Магазин грез». Пусть он будет данью памяти, торжественным салютом в честь тети Корнелии, напоминанием всему благопристойному Бостону, Кэти Гиббс и так терзавшейся душой Уилхелмине Ханненуэлл Уинтроп, что некогда уехала в Париж и вернулась преображенная. Пусть магазин станет символом пережитого, пределом всех терзаний, которых она отныне не испытывала. На всем белом свете, может быть, одна лишь Джессика оценит эту шутку, но Билли этого достаточно. Она выстроила нечто в благодарность самой себе, взяв реванш за годы, прожитые в заточении в башне Бель-Эйр. В глубине души Билли согревало название «Магазин грез».

Сейчас, лежа в постели, она с отчаянием думала: как хорошо все начиналось! Первое время, похоже, все богатые женщины от Сан-Диего до Сан-Франциско рвались посетить новый магазин. Они приходили, покупали, покупали, и несколько пьянящих новизной и успехом месяцев Билли казалось, что дела с магазином обстоят прекрасно. «Вумен веар дейли» внимательно отслеживала новое предприятие. Имя Билли Айкхорн и прежде не сходило со страниц журнала, а уж если светская женщина решила заняться коммерцией, то это всегда сенсация. Газета отвела целый разворот фотографиям Билли на фоне строившегося магазина и серии ретроспективных снимков из ее жизни с Эллисом. Позже, когда магазин открылся, они посвятили событию еще один разворот — это вдвое больше, тайно злорадствовала Билли, чем они уделили Гест с ее патентованными комбинезонами, книгой по садоводству и ароматизированным репеллентом. По сравнению с таким начинанием, как «Магазин грез», самодовольно думала Билли, эти дамы занимаются просто пустяками. Особенно ей нравилась ее собственная мысль сделать интерьер универмага точной копией обстановки дома Диора.

Она хорошо помнила, какие чувства испытала, когда пятнадцать лет назад вместе с графиней вошла в знаменитые двери на Монтеня, как с благоговейным трепетом ждала, пока для них найдутся места в главном зале, как, затаив дыхание, смотрела на окружающую красоту, а перед ее глазами плыли коллекционные модели, словно материализовавшиеся из мечтаний, из другого мира. Затем они с Лилиан де Вердюлак с безнадежным интересом осмотрели прилавки магазина, расположенного на первом этаже, прекрасно понимая, но не признаваясь себе в том, что ни одна из них не может себе позволить эти восхитительные мелочи и безделушки. Теперь все это у нее будет. Диор в Беверли-Хиллз.

Конечно, Билли всерьез не рассчитывала, что «Магазин грез» будет приносить доход. Джош Хиллмэн настойчиво напоминал ей, что деньги, которые она, не считая, вкладывает в землю, здание и внутреннее убранство, выброшены и пропадут навеки. Не может такого быть, говорил он, чтобы прибыль от продажи дорогой одежды покрыла расходы на магазин, даже если реализовать одежду в розницу на сто процентов дороже первоначальной ее цены.

— Джош, — ворчала она, — я не собираюсь извлекать из этого деньги. Вы знаете, что мне не грозит растратить весь свой доход. Даже с тем, что я ежегодно жертвую на благотворительность, со всеми этими миллионами, мои доходы все равно растут. Я хочу побаловать себя, и никто не смеет утверждать, что я не могу себе этого позволить. Конечно, могу, и вы это знаете. Это касается только меня!

Если бы, горько подумала Билли, это касалось только ее! Не следи за ней с таким интересом «Вумен веар», она сейчас так не горевала бы. Одно дело видеть, как исчезают деньги, которые ей все равно некуда было бы потратить, проживи она хоть десять тысяч лет, и совсем другое, когда о ее неуспехе на весь мир раструбят газеты и прознают те, чьим мнением она дорожит. Недавно в журнале появился ряд заметок о «глупостях Билли», подписанных псевдонимом «Луиза Дж. Эстергази», — несомненно, это мнение редакции «ВВД», и Билли уловила дуновение грядущих ветров неудачи. Когда опубликуют следующий полугодовой отчет о ее жизни, над ней будет смеяться весь торговый мир. Она почти не надеялась, что сумеет помешать публикации данных о положении дел в своем предприятии. Несмотря на то что об убытках имели представление только ее собственные бухгалтеры, ибо Билли владела магазином единолично, кругом были шпионы и информация утекала в разных направлениях. Даже если бы осведомителей не было, достаточно прийти в магазин любому клиенту, и он тут же убедится, что там почти ничего не продается. Будто на пороге лежит самый красивый в мире труп, думала Билли, а ты не в состоянии убрать его и понимаешь, что вот-вот проснется вся округа и люди начнут дознаваться, откуда идет это странное, ужасающее зловоние.

Почему, черт возьми, она всегда действует по первому побуждению? Она вспомнила телефонный разговор с Вэлентайн, и ей захотелось визжать от ярости, щипать себя до синяков. Ей так нужна была эта девушка! Билли была уверена, что ателье пошива под началом талантливой Вэлентайн — это именно то, что нужно магазину, и потому она просто подкупила Вэлентайн, чтобы та приехала в Калифорнию. Но разве может шитье на заказ поправить дело! Даже Сен-Лоран, Диор и Живанши, как и все парижские дома моды, жалуются, что шитье приносит одни убытки, позволяя сохранить честь имени и уж затем под этим именем продавать по всему свету духи и готовую одежду. Французское шитье финансово погибло. Оно существовало только до Второй мировой войны, поддерживая образ и дух Парижа: оно вдохновляло закупщиков универмагов и изготовителей одежды, и те дважды в год наведывались в Париж. Женщинам, покупавшим за триста долларов готовое платье от Ива Сен-Лорана, предоставляли возможность почувствовать, что снежинки парижской магии оседают и на них. Билли хорошо понимала это. Винить некого, кроме себя. А теперь она наняла двух полнейших дилетантов, чтобы они выполняли работу, с которой может справиться только профессионал.

Но все же… Все же… Может быть, думала Билли, может быть, не так плохо, что она прислушивается к своим импульсам? Если вспомнить, разве не по внезапному порыву она поехала в Париж, разве не такой порыв заставил ее пересечь коридор там, в гостинице на Барбадосе, и ринуться в объятия Эллиса Айкхорна? Правда, было дело, как-то один такой порыв заставил ее вообразить себя французской графиней только потому, что ее лишил девственности охочий до богатства граф, а другой — поверить, что, проучившись один год в школе Кэти Гиббс, она получит подготовку, которая позволит ей добиться успеха в деловом мире. Лежа в темной спальне, Билли поняла, как много раз в жизни она ожидала, что чудо произойдет уже потому, что она этого хочет, и горестно покачала головой. Например, «Магазин грез». Но в конце концов, она же вернулась из Парижа похудевшей, вышла замуж за Эллиса и семь лет была счастлива. Кем бы она сейчас была, если бы не дурная привычка слушаться своих побуждений? Уж точно, карикатурно толстой бостонской учительницей, обретшей все же смысл жизни, но такой жизни, которая хуже смерти. Она была бы вечной неудачницей, отверженной и одновременно пленницей узкого круга бостонской аристократии, к которому она «принадлежала», но совершенно в него не вписывалась. А к чему привели ее порывы? Она божественно стройна, сказочно богата, необыкновенно элегантна. Классическая веселая вдова. Ах, если бы ей было весело! И во всем виноват этот магазин. Он стал бедствием, чем скорее она поймет это, тем лучше. Слишком часто она следует своим порывам.

* * *

На следующее утро, едва проснувшись после короткого сна, настигшего ее лишь на рассвете, Билли Айкхорн позвонила Джошу Хиллмэну домой — дурная привычка, которую она переняла у Эллиса Айкхорна в дни его власти и славы.

— Джош, какими обязательствами я связана с этой парой, Эллиотом и Вэлентайн?

— Ну у них, конечно, есть контракты, но эти бумаги всегда можно у них выкупить меньше чем за половину той суммы, что им причитается за целый год, если вы это имеете в виду. Вряд ли они обратятся в суд. Скорее всего, им нечем платить хорошему адвокату, и, по-моему, маловероятно, чтобы порядочный человек взялся за их дело на условиях неопределенно гарантированного гонорара. А что?.. — В его голосе прозвучала несвойственная ему нотка неуверенности.

— Просто прикидываю свои возможности. — Билли не хотела открыто признаться, что собирается избавиться от Спайдера и Вэлентайн. Сидя на хлипких качелях невысказанного опасения и силясь предугадать действия партнера, она не желала позорно приземлиться в то время, как юрист возлетит кверху в своей правоте. Проснувшись, она всерьез подумала о том, чтобы продать магазин, и поняла, что все же в одном была права: земля уже сейчас стоит больше, чем она за нее заплатила, а здание, может быть, захотят купить «Нейман — Маркус» или «Бендел». Даже если его удастся продать лишь по самой мизерной цене. Зато, по крайней мере, у нее не будет камнем висеть на шее захиревший магазин. Гораздо лучше сделать вид, что она просто потеряла интерес к «Магазину грез», чем цепляться за него до тех пор, пока подруги не начнут смеяться над ее претензиями и втайне радоваться неудачам. На нее накатило уныние. Она так надеялась на магазин. Он был ей как дитя. Но публичного унижения она не перенесет. Из всех напастей больше всего она боялась этого. Невзгоды, сопутствовавшие первым восемнадцати годам ее жизни, отдалились, но и только: шрамы останутся навсегда. Эти невзгоды изуродовали ее, и, что бы с ней ни происходило, забыть прошлое не удастся.

Через несколько часов, когда она одевалась, позвонил Спайдер.

— Билли, я ночь не спал, все думал, как нам реанимировать «Магазин грез», добиться от него толку. Мы сможем поговорить сегодня?

— Я сейчас не в настроении. Если честно, эта тема начинает мне надоедать. Вчера вы плясали чечетку на потолке, расписывая мне ресторан и массажный кабинет. Сегодня я просто не готова к вашим новым бредовым идеям, Спайдер.