Нофаро, бледная, как морская пена, кивнула.

— Тогда повторяй потихоньку за мною! — велела Кирилла, и губы Нофаро зашевелились.

И в следующее мгновение общий крик вырвался у всех присутствующих, потому что ее сжатые пальцы вдруг стали ярко-красными, словно обагренными кровью!

Почти тотчас пальцы Нофаро вновь приобрели нормальный цвет. Потрясенная девушка покачнулась, чуть не падая, и Никарета протянула ей руку, чтобы поддержать.

Этот жест говорил о многом, и Лаис поняла, что они победили.

— Да, она воистину девственна, — пробормотала Никарета. — Пальцы обманщицы стали бы черными… Спасибо тебе, пифия Кирилла.

Старушонка улыбнулась, отчего ее лицо собралось вовсе уже неисчислимыми морщинами, и посоветовала, как может мать посоветовать дочери:

— Никарета, отправь поскорее девчонку из храма. Деньги нужнее ему, чем Нофаро, которая так за свой девичий пояс трясется, что с жизнью расстаться готова!

— Хорошо, — кивнула великая жрица. — Афродита Пандемос и храм богини принимают твой выкуп, стражник, и отпускают Нофаро. Забери свою будущую жену.

Дарей, от растерянности забыв подняться, на коленях пополз к Нофаро, а она стояла, ошеломленно озираясь, словно не верила в происшедшее.

— Пятьдесят мин? — вдруг возмущенно воскликнул Паталий. — Да я могу заплатить за нее больше! Я могу…

Дядя Нофаро дернул его за руку так, что он чуть не упал, и прошипел:

— Молчи, дурак!

А потом он с оскорбленным видом обратился к Никарете:

— Будь по-твоему, великая жрица. Мы уезжаем. Но отец этой девушки ставил условие, что она получит свое приданое, если станет женой человека, которому была предназначена с самого детства, то есть Паталия. Если же она предпочла другого мужчину, то приданое, по закону Триполиса, должно перейти к обманутому жениху. Поэтому ты, стражник, получаешь голую бесприданницу! — с издевкой поглядел он на Дарея. — Идем, Паталий! Уйдем побыстрей из этого… из этого… — Он захлебнулся оскорблениями, которые не посмел высказать вслух, и потащил бывшего жениха прочь, крича: — Откройте нам ворота! Выпустите нас отсюда!

Никарета ударила в диск, висевший рядом с ее возвышением.

Прибежал привратник. Выслушал приказ выпустить двух мужчин с их ослами, поклонился великой жрице и степенно направился во двор.

Лаис смотрела на дядю Нофаро и ее бывшего жениха, которые почти бежали за привратником, подталкивая его, чтобы шел быстрее, а сами то и дело косились друг на друга и с трудом скрывали ухмылки. Легко догадаться, что эта парочка мошенников задумала в очередной раз ограбить бедную простодушную толстушку и увезти с собой ее приданое. И если бы Лаис не проявила чудеса предусмотрительности, им это удалось бы!

Лаис покосилась на Гелиодору, которая по-прежнему сидела на заветном узле, подмигнула ей… И вдруг кинулась вслед удаляющимся с криком:

— Если вы не вернете приданое Нофаро, оно обратится в песок и камни, лишь только вы доберетесь до Триполиса!

Мошенники обернулись на нее, издевательски расхохотались и ринулись вон из храма.

Лаис подбежала к высокому окну, выходящему во двор, и увидела, что привратник едва успел приоткрыть створки ворот, а трипольцы уже протиснулись в них, волоча за собой некстати заупрямившихся ослов, по-прежнему навьюченных тяжеленными мешками… мешками с песком и камнями.

Итак, этим обманщикам не хватило ума даже заглянуть в мешки! Серебряное сверканье пятидесяти мин, невесть откуда взявшихся у оборванного стражника, не навеяло им никаких подозрений.

Ну что ж, глупость и жадность должны быть наказаны!

— Глупость и жадность должны быть наказаны, — прошелестел за спиной шепот Кириллы, словно эхо мыслей Лаис, — верно! Но и тебе, о дитя, очень плохо придется… Помни же, девочка, что означает имя твое! И прощать научись! Научись, даже если нет сил…

Лаис оглянулась. За спиной никого не было. Кирилла стояла довольно далеко от нее, однако ее пронзительные глаза не отрывались от Лаис, а в ушах все еще звучал ее голос, полный и сочувствия, и непонятной настойчивости.

Дрожь пробежала по телу, Лаис ощутила, что кожа покрылась мурашками. Она хотела спросить, что значат эти слова, но вдруг поняла, что спрашивать нельзя. Кирилла не ответит… Рано или поздно Лаис поймет все сама…

— Мы можем уйти, великая жрица? — вывел ее из оцепенения голос Дарея, державшего Нофаро за руку и глядевшего только на нее.

— Разумеется, — кивнула Никарета.

— Тогда мы завтра же отправимся в Мегару, где меня ждет новая должность, — сообщил он радостно.

— Не забудь свои вещи, Дарей! — подсказала Лаис, указывая глазами на колонну, за которой лежал пресловутый узел.

Стражник подхватил одной рукой узел, другой Нофаро — и поспешил прочь, не дав Нофаро даже толком проститься с подругами, только шепнул напоследок:

— Если сможете, приходите на рассвете проводить нас к Афинским воротам!

Его спешка была понятна: он до смерти боялся, что Никарета вдруг возьмет да передумает — и он лишится Нофаро!

— Ну вот, — вздохнула Гелиодора. — Были три подруги, а остались две.

— Ничего, это ненадолго, — злобно прошипела Маура, проходя мимо.

— Она что, имеет в виду, что мы подружимся еще с кем-то так же крепко, как с Нофаро? — удивилась Лаис. — Ну, это вряд ли возможно, верно?

Гелиодора не успела ответить — великая жрица снова ударила в медный диск, и все поспешно собрались к ее возвышению.

— Лаис, — сказала Никарета, когда диск перестал дрожать, наполняя воздух легким звоном, — ты, конечно, понимаешь, что нарушила сегодня множество правил школы.

— В самом деле, — чуть слышно проворковала Маура, — некоторым для этого понадобился бы целый год!

— Ты содействовала тому, что Афродита Пандемос лишилась одной из своих служительниц, — начала перечислять Никарета, — ты без разрешения покинула школу!.. Слушайте меня, аулетриды! Если хоть одну из вас еще раз увидят за пределами храма и узнают, что она отправилась куда-то самовольно, я прикажу на три дня распять ее на воротах для устрашения прочих девушек! И не стану слушать никаких оправданий! Все поняли?!

Девушки испуганно притихли, а Лаис и Гелиодора с тоской переглянулись: значит, им не удастся сбежать из храма завтра утром, чтобы проститься с Нофаро…

Между тем Никарета продолжала перечислять прегрешения Лаис:

— Ты бегала по Коринфу нагая, а это ни в коем случае не дозволено аулетридам, ты провела в священные пределы храма незнакомого мужчину…

— Какой же он незнакомый? — возмутилась Гелиодора. — Это же стражник Дарей!

— Молчи! — приказала Никарета. — Молчи, не то ты тоже будешь наказана так же сурово, как Лаис!

— Сурово наказана?! — ахнула Гелиодора, но Лаис схватила ее за руку и принудила умолкнуть.

— Да, сурово наказана! — металлическим голосом повторила Никарета. — Пусть она лучшая из аулетрид и все наставницы наперебой хвалят ее, но правила школы были установлены первой Никаретой по внушению самой Афродиты, и нарушать их — значит кощунствовать против нашей богини! А это не дозволено никому, даже тебе, Лаис!

Девушка покорно склонила голову. Она понимала, что должна понести наказание, и, хотя ничуть не жалела ни об одном своем поступке, все же ей было не по себе.

Мысленно прикинула, что ее ждет. Хорошо, если бы все ограничилось верхней темницей. Конечно, Лаис выдержит и порку, однако тело будет изуродовано, и надолго, ведь рубцы заживут не скоро! Но самое главное — не попасть бы в темницу кошмаров. Но она вроде бы не сделала ничего такого, чтобы заслужить самое страшное наказание. Лаис пожалела, что до сих пор не разузнала, что же за кошмары там заключены, в этой темнице, и от неизвестности становилось еще страшней.

А у Кириллы был такой печальный голос!.. Неужели все же Лаис ждет наказание кошмарами?!

В это мгновение Никарета вынесла приговор:

— Ты проведешь сутки в верхней темнице, Лаис. Надеюсь, на первый раз этого довольно!

Лаис чуть не подпрыгнула от радости: никаких плетей, никаких кошмаров, хвала Афродите!

— Это слишком мягкое наказание! — завизжали, как злобные кошки, Майра и Клития, но Херея вдруг рявкнул:

— Не смейте спорить с великой жрицей, глупые аулетриды!

Лаис с Гелиодорой, как они ни были огорчены, едва удержались от смеха: похоже, Маура своей неиссякаемой скандальностью надоела даже своему вечному заступнику Херее! Вдобавок он, наверное, сильно рассердился за то, что Маура выставила его лжецом перед Никаретой.

— Тебя тоже бы надо подержать в темнице за твою вечную привычку соваться не в свое дело, — пробурчал Херея, сверля взглядом Мауру.

Та побледнела от возмущения, но все же промолчала.

Гелиодора с надеждой воззрилась на Никарету, однако Лаис мысленно взмолилась о пощаде Мауре. Вот чего ей совершенно не улыбалось, так это оказаться с Маурой в заточении одновременно. Тогда любое место, даже самое светлое и приятное, станет темницей кошмаров!

— Тебя предупредили, фессалийка, — строго сказала Никарета. — Следующая очередь — твоя. Херея, отведи Лаис в верхнюю темницу, а ровно через сутки выпустишь. Принеси ей воды и лепешку. Остальные девушки пусть отправляются на ужин. Все эти хлопоты нас слишком задержали, время уже позднее, так что матиома по таинствам мастерства гетеры будет продолжена завтра.

Лаис и Гелиодора быстро обнялись на прощание, а потом Херея схватил Лаис за руку и потащил за собой так напористо, что она едва успевала перебирать ногами, в который раз дивясь силе и проворству женоподобного евнуха.

Внезапно кто-то тронул ее за плечо. На бегу Лаис оглянулась. Сзади никого не было, но она отчетливо увидела, что пронзительные глаза Кириллы устремлены в ее глаза.

Девушка вспомнила слова старой пифии — и не смогла сдержать невольную дрожь…