— Что — хотел? Сделать тебе предложение?

Даже в темноте она почувствовала, как краска заливает ей лицо.

— Ну, старый хитрец… — начал Стивен.

— Вообще-то он не делал мне предложения, — быстро пояснила Грейс. — Но у меня такое чувство, что он все для себя решил! Сегодня, наблюдая, как вы танцуете с Нэнси, я подумала, что вы, наверное, пришли к какому-то соглашению.

— Грейси, дорогая! — Он заправил несколько прядок ей за уши. — Ни к какому соглашению мы не пришли! Иначе… неужели ты думаешь, что я бы сейчас тебя целовал? А? Иди сюда!

И они снова целовались. Она ничего не могла с собой сделать, настолько это было прекрасно. Но когда их губы наконец разомкнулись, она выпалила:

— А как же Нэнси?

— А что Нэнси? — Он по-прежнему крепко обнимал ее. — Ты хочешь спросить, целовал ли я ее, как тебя?

— Нет, я не об этом.

— Я буду честен с тобой, Грейс! Если бы она была здесь вместо тебя, я бы целовал и ее! Вы красивые девушки, такие похожие и такие не похожие друг на друга, и каждая из вас становится еще более индивидуальной и еще более ценной из-за существования другой! Как пара картин, ваз и так далее. Любой здравомыслящий человек хотел бы вас обеих.

— Уходи от меня! — Она принялась вырываться из его объятий и наконец вырвалась. — Ты совершенно аморальный тип, Стивен Уилкинс! И хочешь сказать, что Джордж такой же, как ты!

Он склонил голову набок.

— Но ты такая же, Грейс! Признайся самой себе. Куда ты идешь?

Она было направилась прочь, ветки хрустели у нее под ногами, но он побежал следом, чтобы поймать ее.

— Ты бы никогда не целовал меня так, если бы не уезжал! Что за распущенность!

— Но я уезжаю! — Он поравнялся с ней. — И если ты хочешь, чтобы я сделал выбор между тобой и твоей сестрой, если ты хочешь быть моей возлюбленной и посылать мне надушенные письма и маленькие локоны, скучать по моим поцелуям, что ж, для меня не может быть большей чести, Грейс! И я буду скучать по тебе и ждать встречи с тобой.

— Напрасно ты думаешь, что я буду ждать твоего возвращения!

Они вернулись к дому. Несколько мужчин стояли на террасе, курили сигары и пили бренди. Среди них был Джордж.

— Эй, старший братец! — позвал Стивен.

— Простите. — Грейс не хотелось видеть ни того ни другого. Быстро удалившись через французские двери в головокружительную атмосферу танцевального зала, она прямо сквозь ряды танцующих прошла в холл.

Слезы застилали ей глаза, и она ощупью направилась в ванную. Она больше не знала, что думать и во что верить. Она едва начинала разбираться в собственных чувствах. Грейс знала, что они были пылкими, и это особенно отвратительно! Неужели она действительно настолько легкомысленна?

— Грейс!

Дверь открылась, и в ванную впорхнула Нэнси. Она немедленно обхватила Грейс и сжала ее в тесных объятиях.

— Я должна кое-что сказать тебе, но не смей говорить маме и папе…

— Ах, Нэнси, слушай…

Но Нэнси, раскрасневшаяся и возбужденная, даже слишком возбужденная, не слышала Грейс.

— Джордж хочет жениться на мне, Грейс! Пока это тайна, но… ах, дорогая, разве это не потрясающая новость?


18 апреля 1927 года.

«Жители Уэст-Энда!

Вы помните, что с тех пор, как в прошлом году побывала в Париже (ах, эта мода, еда и украшения — может ли жизнь еще где-нибудь быть такой же яркой?), я тщетно искала в Лондоне кафе, где подаются по-настоящему хорошие пирожные. Фактически даже просто приемлемых булочек было бы достаточно, чтобы влажным весенним утром вызвать улыбку на бледном лице жителя Уэст-Энда. Так вот, дорогие любители хорошей выпечки, у меня наконец есть новости. В начале этой недели мне стало известно о заведении на Бейкер-стрит с красочным названием «Утренняя слава», где, говорят, подаются круассаны не хуже, чем на улице Риволи. Что мне оставалось, как не пойти туда, к тому же у меня самой изо рта текли слюнки.

«Утренняя слава» представляет собой забавное местечко. Довольно яркий свет, столики стоят несколько близко друг к другу, а столовые приборы, чего уж греха таить, чистотой не блещут. Но круассаны… круассаны! Лучшее из того, что я пробовала (а я кое-что пробовала, и боюсь, скоро у меня на бедрах отложится лишний жир), было приготовлено по датской технологии. Круассаны, конечно, не соответствовали стандартам Правого или Левого берега, но в них, по крайней мере, чувствуется дыхание Франции. Также там представлен потрясающий выбор блюд из яиц, которые подавала устрашающего вида женщина с усами.

А где же провести время ночью? Если верить почти надежным слухам, Бен Берни, неоспоримый король нью-йоркских танцевальных оркестров, пересечет океан ради короткого сезона в «Кит-Кат-клаб». Вы обязательно должны пойти, попали вы на него в прошлом году или нет. Никто так не заставляет мои ноги плясать так, как этот человек!

Я вас задержу еще ненадолго. Отдаю себя на вашу милость. Дело в том, что я достаточно побыла Умной Женщиной. Что толку в хорошо смазанных мозгах в этом нашем огромном «современном» городе? Вы не получаете должного признания на работе, даже если постоянно затмеваете абсолютных посредственностей, с которыми работаете. Вы также не можете воспользоваться этим великим органом, чтобы выразить свою точку зрения на выборах правительства, пока не разменяете четвертый десяток (в моем случае меньше чем год назад, так что я еще не голосовала). И что, вероятно, больнее всего, мужчины — те мужчины, от которых хочется получить некоторое внимание, — просто хотят поговорить. Поговорить!

Я, видите ли, умна. Я обладаю опытом и культурой, и они хотят знать мою точку зрения по следующим вопросам: новейшая популярная театральная пьеса, обед в «Тур Эффель», как правильно носить шарф или как привлечь внимание бесцветной девушки, в которую безнадежно влюблен. Что хорошего в таком разговоре, я вас спрашиваю? Если бы я была скучной, им, может быть, пришлось бы найти более интересный способ провести со мной время. Вот и все. Или нет… не все.

На прошлой неделе меня недолго (очень недолго, как оказалось) развлекал в «Савое» некий Дьявол в Обеденном Костюме. Да, для тех из вас, кто внимательно читает эту колонку, я раньше пыталась представить дело так, что моя сестра, а не я встречалась с этим человеком. Простите, что вводила вас в заблуждение, дорогой читатель (я получила заслуженный удар по запястью), но девушка должна думать о такой мелочи, как достоинство. Как бы то ни было, вышеназванного джентльмена быстро вызвали из «Савоя», даже шампанское еще пенилось в его бокале, но он обещал найти меня через эту газету. Читатель, я не получила ни одного послания! Вот что я вам скажу, сэр: я не люблю людей, унижающих мое достоинство! Если вы не объявитесь в ближайшее время, тогда охоту начну я, и позвольте заметить вам, Дьявол, что характер у меня такой же ершистый, как и моя стрижка.

Дайамонд Шарп».


Глава 4


Предположительно, это случилось воскресным утром. Голова болела сильнее обычного; в горле першило от разного курева («табак испытан и не раздражает горло» — ах, перестаньте, пожалуйста!). В зеркале отражалась вытянутая, искоса смотрящая физиономия с бледной кожей и винного цвета губами.

— Боже правый, — произнесла Грейс неузнаваемым (даже для нее самой) голосом и неверными шагами робко направилась к двери.

За дверью царило веселье: Тилли играла с двумя соседскими девочками. Она с деловым видом таскала игрушки, а те рядами расставляли их на лестнице для игры в магазин игрушек. Девочки спорили, кто будет продавщицей, а кто покупательницами (все хотели быть продавщицей). Феликса не было видно, но его крик доносился из какой-то дальней комнаты и время от времени перекрывался знакомым голосом с ирландским акцентом, голосом Эдны, их «прислуги» и неофициальной няни детей: «Нет, Феликс. Я сказала нет!» Более отдаленным, но более резким был дрожащий голос матери Грейс, исполняющей партию альта из фрагмента «Мессии» Генделя.

— Тетушка Грейс, Летиция ведет себя по-свински! Скажите ей, чтобы она перестала!

На щеках Тилли красовались круглые пятна, как у куклы, вероятно нарисованные помадой, украденной у матери или у тети. У других двух девочек были такие же кукольные щечки.

— Не сейчас, солнышки. — Грейс, опираясь на перила, пробиралась между игрушек. — Тете Грейси нездоровится.

— Но…

— Помни наш уговор о воскресных утрах, Тилли…

Девочка фыркнула и недовольно сложила руки. Грейс вяло хлопнула рукой, чтобы отогнать от себя это зрелище, затем спустилась по лестнице и направилась к столовой.

— Смотри. Тесто поднялось!

Нэнси, свежая, с ярко блестящими волосами, сидела за столом с чашкой чая и бисквитами «Виктория». Напротив их сосед-американец, Джон Крамер, наливал чай из прекрасного серебряного чайника. Он тоже сиял и имел цветущий вид. У него были ярко-карие блестящие глаза, цветом напоминающие конские каштаны, которые они с Тилли собирали прошлой осенью.

— Боже правый! — Грейс зажала у шеи хлопчатобумажный халат. Если бы только она могла сжаться, превратиться в ничто в своем балахоне.

— Очаровательно, — заметила Нэнси.

— Так приятно снова видеть вас, мисс Резерфорд!

— Называйте ее Грейс, — поправила Нэнси. — Она всегда считает, что «мисс Резерфорд» ее старит, и вообще так обращаются к старым девам, не так ли, сестренка?

— Простите. Я… Извините меня! — Грейс направилась к двери, но Крамер пододвинул тарелку к ближайшему свободному креслу и произнес:

— Очень вкусный торт! А для двоих слишком много.

— Что ж, спасибо! Но я попробую его позже. Я лучше… — Она повернулась к Нэнси. — Я опоздала на завтрак?