Анна Дэвис - Шкатулка с драгоценностями

«Пиккадилли геральд», 4 апреля 1927 года. «Жители Уэст-Энда!

Вчера вечером в только что открывшемся кафе с танцевальной площадкой «Саламандра» на Ковентри-стрит (там подают лучшие в Лондоне бифштексы с перцем под живые, захватывающие джазовые мелодии) некий подозрительный джентльмен в цилиндре до изнеможения танцевал со мной чарльстон. Избавиться от него было совершенно невозможно. Сегодня я официально «на поправке», а для этого требуется вечер, проведенный дома, сандвич с рыбным паштетом и кружка какао. Ведь у меня не только болит голова, это не привычный звон в ушах и не першение в горле и бурление в животе. Нет, сегодня мои лилейно-белые ножки тоже все в синяках. Читатель, я едва могу ходить!

Как вам известно, чарльстон уже более года тому назад сошел со стапеля и обосновался в наших лучших ночных клубах. Его щегольски танцуют в Париже и Нью-Йорке. Так не пора ли и лондонцам научиться как следует его танцевать? Мужчины обычно танцуют хуже. Есть что-то откровенно конвульсивное в этих брыкающихся, вертящихся ногах. В «Саламандре», когда вы ступаете на танцевальную площадку, ваша жизнь в ваших руках. Кстати, я не советовала бы садиться за столик возле танцевальной площадки. Но многие представительницы прекрасного пола от комплексов не страдают. Вон сколько этих куриц вышагивает по Уэст-Энду, клюя и маша крыльями.

Каков выход? Разумеется, уроки. Поверьте мне, девочки, это не пустое времяпрепровождение! Подозреваю, что вы танцуете чарльстон, как только что вылупившиеся птенцы, пища и быстро хлопая крыльями. Поэтому настоятельно советую вам как можно быстрее разыскать мисс Летицию Харрисон (известную своим друзьям как Тини-Вини), из Мейфэра. Запомните: это изменит вашу жизнь! В идеале к Тини-Вини надо бы привести с собой дружка или бойфренда, но если он полагает, что слишком утончен или что мужчине не к лицу посещать подобные занятия, вам придется самой обучить его. Давайте посмотрим факту в глаза: нам удалось обучить наших мужчин многим премудростям задолго до того, как мы, то есть те, кому за тридцать, получили право голоса (нотабене: я могла бы посочувствовать тем, кому нет тридцати, если бы не завидовала их нежной юности!). И мы продолжим делать это, пока мужчины остаются мужчинами, а женщины женщинами. Такова наша судьба! Сейчас, став знаменитой, я регулярно слышу раздражающие замечания, примерно такого сорта: «Мисс Шарп, где вы берете силы каждую ночь бывать в каком-нибудь заведении? У вас, должно быть, самая тяжелая работа в Лондоне?» И еще: «Какая у вас легкая работа, мисс Шарп! Вы только и делаете, что развлекаетесь, а потом рассказываете нам об этом!»

Но больше всего меня бесят сообщения о различных самозванках, выдающих себя за меня, чтобы заказать хороший столик и коктейль в придачу. Швейцары, если вы сомневаетесь, попросите эту Дайамонд выпустить на вас кольцо дыма! Это один из моих неподражаемых талантов, и вы мгновенно разоблачите поддельную драгоценность! Да, и кстати, я никогда в жизни не заказываю бесплатные напитки!

Дайамонд Шарп».

На фотографии запечатлена женщина с кокетливым взглядом и очень коротко остриженными волосами. Она сидит в ресторане одна, перед ней стоит пустой бокал из-под шампанского. Между двумя пальцами руки в перчатке зажата дымящаяся сигарета в длинном эбонитовом мундштуке. Из чуть приоткрытых накрашенных губ выплывает великолепное кольцо дыма. Над фотографией слоган: «А вы осмелитесь?» Небольшая подпись под фотографией сообщает, что табак в «Бейкерс лайтс» сухой и не раздражает горло.

Мистер Обри Пирсон бросил фото на стол и откинулся па скрипящую спинку кожаного кресла.

— Ну?

Грейс Резерфорд, сидящая напротив него за столом на жестком деревянном стуле, нервно откашлялась.

— Я, мистер Пирсон, думала…

— Думали? Правда? — Он сурово сдвинул брови и указал на снимок: — А вы хоть на мгновение представили, как на это отреагируют наши клиенты?

Грейс вздохнула. Если бы этот разговор вел с ней старший брат мистера Обри, Генри Пирсон! Он придерживается куда более широких взглядов.

— Я уверена, что эта реклама повысит товарооборот фирмы «Бейкер» почти втрое. А может быть, и больше. Никогда раньше мы не ориентировались на женщин, и уж тем более не рекламировали сигареты, а сейчас мы это делаем! В этом году лондонские девчонки копируют голливудских вертихвосток: стригут волосы, носят короткие юбки! И жизни они хотят соответствующей — чарльстон всю ночь напролет, романы с молодыми щеголями. Они мечтают вести немного сумбурную жизнь. Делать то, чего не стали бы делать их матери. Они, знаете ли, все курят, эти голливудские актрисы!

Мистер Пирсон потер голову с редеющими волосами. Вероятно, они редели потому, что он всегда тер голову именно в этом месте.

— Мисс Резерфорд, мы не можем рекламировать образ девушки, курящей сигарету. Мы должны поддерживать свою репутацию.

— Ах, сэр, что за вздор! Пора бы «Пирсон и Пирсон» идти в ногу со временем.

— Должен вас предостеречь, — произнес Пирсон, на этот раз тихо. — Я бы на вашем месте думал, прежде чем говорить.

— Хорошо. — Грейс сглотнула. — Забудьте об этом образе. Не обязательно показывать курящую девушку. Представьте себе танцевальную площадку, заполненную парами. На переднем плане мужчина протягивает руку девушке, приглашая ее танцевать. А подпись гласит: «Ты не откажешься? Не так ли?» А вот еще. Девушка сидит с кавалером в машине с открытым верхом. И подпись: «А насколько ты скор?»

Пирсон выдвинул ящик стола и принялся в нем шарить. Резко захлопнув его, он вызвал свою секретаршу Глорию и попросил принести аспирин.

— Как долго вы у нас работаете, мисс Резерфорд?

— Почти десять лет.

Он улыбнулся. Его улыбка выглядела какой-то неестественной, словно приклеенной.

— Вы могли бы заметить, дорогая, что за эти десять лет Лондон значительно изменился.

— О да, он изменился!

Но должен обратить ваше внимание, что не все перемены к лучшему. Многие, очень многие разделяют эту точку зрения. И основу этого вечно меняющегося города составляют фундаментальные, незыблемые ценности, которые должны таковыми и остаться. Это основа, вокруг которой вращаются бурный поток и хаос. «Пирсон и Пирсон» — неотъемлемая часть этой основы. Потому-то мы и в состоянии удерживать клиентов, как и Бейкер, и не бояться никаких конкурентов.

— Сэр, из уважения…

— Уважение — да, это часть нашей политики, мисс Резерфорд. Вы считаете, что проявляете уважение к служащим и клиентам, когда приходите в офис с опозданием на час и явно в каком-то затуманенном состоянии? Или когда вы курите сигареты и обмениваетесь шутками на рабочем месте? Вы считаете, что подаете хороший пример машинисткам и секретаршам?

— Но другие машинистки делают то же самое. И никто, кажется, не возражает.

Снова приклеенная улыбка.

— Вы умная девушка. Неужели я должен вам объяснять? Какой бес вас попутал? Зачем вы появились на этой проклятой фотографии? Стэнли Бейкер будет смеяться всю дорогу к Бенсону, если я покажу ему этот снимок!

Секретарша принесла аспирин и стакан воды, поставила на стол и удалилась. Повисла неловкая тишина.

— Так что же, мне подавать заявление об уходе? — спросила Грейс.

Смешок.

— Ну зачем драматизировать! Вы не из слабых, это видно. Идите и подумайте. У вас правильные представления о женщинах, становящихся предметом насмешек. Но так не пойдет. Может быть, вы придумаете что-нибудь более… домашнее. А остальное…

— Да, сэр, я понимаю.

Десять минут спустя Грейс, сидя в своем крошечном кабинете, сняла телефонную трубку и попросила соединить ее с Ричардом Седжвиком, редактором газеты «Пиккадилли геральд».

— Дики, я хочу сегодня вечером с тобой пообедать.

— Грейс? Это ты?

— Конечно я. В семь часов? Называй место.

— Извини, старушка, но сегодня я занят. Грейс нетерпеливо постучала ногтями по столу.

— Чем же ты занят? Срочная работа?

Из трубки донеслось что-то, похожее на вздох, но, может быть, это просто была помеха на линии.

— Я не уверен, что это…

— Значит, девушка. Случайно, не эта ли ужасная Пэтси? Это же не она, правда, Дики?

— Грейс! Ты знаешь, как я тебя люблю, но…

— Лепечет она ненатурально, неужели ты не понял? И морщит носик — строит из себя маленькую девочку. Разве я не права, Дики?

— Сегодня вечером я встречаюсь не с Пэтси.

— Тогда с кем же?

Заметив непривычное молчание машинисток за дверью комнаты, Грейс резко захлопнула ногой дверь.

— Я должен пойти и посмотреть этот немецкий фильм. Знаешь… который стоит целого состояния. В павильоне.

— Ах, это… Никто не пойдет на «Метрополис»,[1] Дики. Он депрессивен и абсурден. Жестокие машины и девственницы — неужели тебе это интересно? Безумие, настоящее безумие.

— Спасибо за твое просвещенное мнение, дорогая.

— Не за что. — Грейс вынула из ящика стола сигарету и принялась искать коробок спичек. — Что, если нам поесть в «Тур Эффель»? Ты знаешь, как мне там не нравится, но ради тебя, дорогой, я бы туда пошла.

— Ах ты господи, как мы великодушны!

— А потом мы могли бы провести ночь с небольшой компанией, в которую приглашена Дайамонд.

— Значит, потом мы пойдем танцевать?

Грейс нашла спички и закурила, прижав трубку ухом к плечу.

— Серьезно, Дики! Мне надо кое о чем с тобой потолковать!

Полчаса спустя, подходя к Тоттенхэм-Корт-роуд, Грейс попала под апрельский ливень. Зонта у нее с собой не было. Ни такси, ни даже автобусов поблизости не наблюдалось, поэтому ей пришлось лавировать в разношерстной толпе, шлепая по лужам и чувствуя, как промокают туфли, а крупные капли дождя оставляют на ее одежде грязные следы. Запах влажной строительной пыли проникал ей в ноздри. Она молча проклинала свою вечную занятость, заставлявшую ее постоянно опаздывать на полчаса, и работодателей, которые разместили свои офисы на Пиккадилли, а не на Перси-стрит, недалеко от «Тур Эффель». Доставалось и погоде, но кто в Лондоне время от времени не проклинает погоду? Не были забыты и Господь Бог, в которого она не верила, и Дики Седжвик за то, что согласился встретиться с ней, и за то, что любит «Тур Эффель».