Он лег на кровать, закрыл лицо руками и впервые за много лет зарыдал.


Хэл совсем отдалился от Федерики. Теперь она была замужем, и ее жизнь протекала в иной, параллельной плоскости. Тем более он был удивлен ее звонком вскоре после похорон Нуньо и приглашением на ланч в Лондоне во время летних каникул.

— Мне необходимо увидеться с тобой, Хэл, — сказала она, и голос ее прозвучал как-то странно. Хэл был рад сбежать из дома матери. Она уже успела утомить его своими бесконечными расспросами и молчаливым требованием ее присутствия в его жизни. Элен интересовали малейшие подробности о жизни в Эксетере, о его друзьях, о том, есть ли у него девушка и чем он занимается по вечерам. Ее пристальное внимание одновременно доставляло ему удовольствие и вызывало раздражение, поскольку носило удушающий характер.

Артур смотрел, как он бродит по дому подобно зомби, и пришел к выводу, что наконец-то парень стал взрослым и самостоятельным. Но ему крайне не нравились бледность и тревожное состояние Хэла.

Хэл встретился с Федерикой в «Ле Каприз». Он сразу заметил, что за прошедшие пару месяцев она значительно похудела. Она тоже заметила его бледность и изможденный вид.

— Ты выглядишь ужасно, Хэл. Что такое с тобой происходит? — спросила она, заказывая бутылку негазированной воды.

— Мне «Кровавую Мэри», — сказал Хэл. — Я в порядке, а ты хорошо выглядишь.

— Спасибо, — ответила она. — Я решила собой серьезно заняться, — с гордостью добавила она. Ей удалось сбросить почти четырнадцать фунтов.

— Молодец. Ты оплатишь счет, хорошо?

— Хорошо.

— Ладно, давай сделаем заказ. Я проголодался, — предложил он, открывая меню.

— Как мама?

— Думаю, с ней все нормально. Донимает как обычно, — пробурчал он.

— Тоби и Джулиан?

— Почему бы тебе самой у них не поинтересоваться? Ты никогда не удосуживаешься их навестить.

— У меня так мало времени.

— Ну конечно.

— Правда.

— Я буду стейк с жареной картошкой, — заявил он, захлопывая меню.

— Ты не выглядишь как человек, который питается бифштексами с картошкой. Ты скорее напоминаешь человека, у которого проблемы с пищеварением.

— Ради бога, хватит. Ты говоришь в точности как мама, — взмолился он. — Так для чего ты затеяла этот ланч? Не поверю, чтобы просто пообщаться.

— Именно пообщаться. Я тебя годами не вижу.

— Я в этом не виноват.

— Разумеется, нет. Но мне нужна твоя помощь.

— Что такое? — он выкатил глаза.

У нее было намерение рассказать ему о записке отца, но он казался таким равнодушным и даже враждебно настроенным, что она в последний момент передумала.

— Я хочу, чтобы ты взял у мамы телефон Абуэлиты, — сказала она.

— Почему бы тебе не взять его самой?

— Потому что я не хочу, чтобы она узнала, — пояснила она. — Все, что тебе потребуется, — это заглянуть в ее записную книжку, он точно там записан.

— Почему ты не хочешь, чтобы она знала? Абуэлита — наша бабушка.

— И мама отца, — добавила она. — Хэл, не будь таким наивным. Мама не общается с ней уже много лет. Ты же знаешь, как она ненавидит папу. Она была в ярости, когда он нам писал.

— Тебе писал, — едко уточнил он. — Мне он никогда не писал.

— Не важно. Но лучше оставить все в тайне, поверь мне.

— Это будет тебе дорого стоить.

— Что?

— Да, тебе придется раскошелиться, — решительно заявил он.

— Ты что, серьезно?

— Само собой, серьезно, — бесстрастно подтвердил он. — Иначе зачем мне себя утруждать?

— Ладно, говори сколько, — прервала она его.

— Сто фунтов.

— Сто фунтов? — задохнулась она от такой наглости. — Ты, верно, шутишь!

— Мне нужно заплатить за билеты на поезд. Кроме того, это работа. Это самое малое, что ты можешь для меня сделать. В любом случае это деньги Торквилла, а он им уже счет потерял.

Федерика смотрела на брата и едва узнавала Хэла, рядом с которым выросла. Она нахмурилась.

— Ты сегодня очень странный. Что с тобой случилось? — спросила она, пытаясь найти в его лице знакомые черты.

— Деньги — или никакого телефонного номера.

— Адрес и телефон, Качагуа и Сантьяго, — твердо произнесла она.

— Ладно, заметано.

— Хорошо, — отозвалась она, укоризненно покачивая головой и наблюдая, как он воткнул нож в свой стейк.

— Мне деньги нужны сейчас, — сообщил Хэл, вставая.

— Ты куда?

— В туалет, я на минутку. — Она проследила, как он вяло бредет через ресторан, и подумала, знает ли отец что-либо и о нем, но тут же вспомнила, что Хэлу Рамон никогда не писал.


Элен было слишком стыдно говорить родителям об истинной причине того, почему Артур не пустил ее в дом. Она вернулась в свою прежнюю комнату и стала мерять ее шагами в бессильном озлоблении.

— Бедняжка Элен, — плакалась Полли мужу. — Она в ярости на Артура.

— Вовсе нет, — возразил Джейк. — Она в ярости на себя. Снова оказалась ни с чем.

Элен не давала никому и слова сказать против Артура. Когда она позвонила Федерике, чтобы сообщить ей свои печальные новости, то бросила трубку, как только дочь стала обвинять отчима.

— О Федерика, — вздохнула она в раздражении. — Ничего ты об этом не знаешь.

На следующее утро она снова отправилась стучаться в дверь и даже последовала за ним на работу.

— Артур, я все объясню, — умоляла она, но он ничего не желал слушать.

— Ты зашла слишком далеко, Элен, — ответил он. — Ты довела меня до крайности. Я не хочу твоего возвращения до тех пор, пока ты сама не захочешь измениться, а такое решение за один день не принимается. Иди и подумай над этим.

Шокированная его словами, она отправилась домой, чтобы выплакаться на плече матери, причитая, что он ее разлюбил.

Только Тоби узнал правду.

— У меня был любовный роман, — призналась она, когда они сидели на продуваемом ветром берегу, разговаривая под шум прибоя и крики чаек.

— Элен, Элен, — вздохнул Тоби. — Ради бога, и с кем же?

— С испанцем.

— С испанцем? — воскликнул он, укоризненно качая головой и удивляясь глупости поступка сестры.

— Проклятый испанец, — сказала она, сложив руки на груди и засопев от жалости к себе.

— Но почему?

— Потому что он напомнил мне Рамона.

Тоби задумчиво чертил палкой абстрактные фигуры на песке.

— Тебя одолевает призрак, Элен, — мрачно заявил он.

— Знаю, — ответила сестра и озлобленно добавила: — Сейчас я уже это знаю.

— Ты всегда хочешь того, чего не можешь иметь.

— Я не желаю выслушивать от тебя нравоучения, — оборонялась она. — Да, я была идиоткой, но сама первая это признала.

— Ты когда-нибудь любила Артура? — спросил он. Она посмотрела вдаль, где над волнами быстро двигались серые тучи. — Так что, любила? — повторил он свой вопрос.

— Конечно, любила. Но только раньше я об этом не знала. — Тоби нахмурился. — Это совсем не то, что всепоглощающая любовь к Рамону, такая, словно гром среди ясного неба, — пояснила она. — Это нечто более тихое. Моя любовь к Артуру более нежная, и сейчас я услышала ее.

— Гром всегда через некоторое время стихает. Тебе очень повезет, если ты останешься с чем-то более долговечным, — усмехнулся Тоби, подумав о Джулиане. — Артур — хороший человек.

— Сейчас я это осознала. Не могу поверить, что понадобилась бессмысленная пустая интрижка, чтобы проснуться и понять, как много он для меня значит. Я так плохо к нему относилась. И он все это терпел. Какой другой мужчина мог бы быть настолько снисходительным? Я его недостойна. — Потом она взглянула на брата большими печальными глазами. — Я его потеряла, да?

Тоби обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, пахнувшую солью.

— Не думаю, дорогая. Но похоже, что твои ошибки ничему тебя не учат.

Глава 38

Сэм слушал, как дождь монотонно барабанит в оконное стекло кабинета Нуньо. Пламя потрескивало в камине, где его дед любил ворошить поленья стальной кочергой, когда ему нужно было собраться с мыслями, а Троцкий развалился на ковре, тяжко пыхтя во сне. Сэм чувствовал холод, пробиравший до костей, и никак не мог согреться. Он сосредоточил взгляд на кожаном диване, где однажды сидела Федерика, и вспомнил ее глаза, наполненные непробиваемой покорностью судьбе, и ее бедное тело, страдавшее под натиском чересчур обильной еды. Он потерял не только Нуньо, своего любимого деда и друга, но и Федерику, он отдал ее другому, причем совершенно неприемлемому мужчине. Сэм понимал, что винить во всем этом может только себя, поскольку когда он мог получить эту девушку, до безумия влюбленную в него, то не сделал этого.

Он встал и прошелся по комнате, чтобы согреться. Ему даже пришлось натянуть свитер на заледеневшие пальцы и ссутулиться. С тех пор как он вернулся домой, чтобы начать писать, из-под его пера не вышло ни строчки. Его тешила идея приобретения коттеджа, как это сделали Тоби с Джулианом, потому как молодой человек в возрасте тридцати одного года не должен жить с родителями, но у него не хватало энергии или стимула, чтобы заняться поисками подходящего дома. Пока он базировался в Пиквистл Мэнор, ему не было необходимости выходить куда-либо в поисках компании, готовить для себя, платить за проживание или за ипотечную ссуду. Отец был благодарен за то, что нашел в нем достойного собеседника, и развивал ему свои теории, сидя перед камином в гостиной, где когда-то еще ребенком бегала Федерика вместе с Молли и Эстер.

Ингрид проплывала по комнатам как ярко разукрашенный парусник в своих развевающихся одеждах, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма и едва замечая присутствие Сэма. Она продолжала руководить приютом для животных, который был настолько переполнен, что, когда Сэм возвратился домой из Лондона и открыл свой ящик для свитеров, то обнаружил в нем впавшую в зимнюю спячку белку, свернувшуюся клубочком на его любимом кашемировом джемпере. Когда он с упреком рассказал об этом матери, та радостно улыбнулась и ответила: