— Едва ли любой другой мужчина так часто занимается любовью со своей женой, как я, — жаловался он, — а ты такая чувственная, что можешь быть символом плодородия, так в чем же дело?

Федерика ощущала обиду. Сидя дома в одиночестве перед камином, посещая бесконечную череду магазинов или работая над списком литературы доктора Лайонела Свенборо, она заглушала ее пирожными и шоколадными рулетами. Торквилл овладевал ею в любой свободный момент, задирая юбку и предметно демонстрируя свою потенцию. Каждый раз, когда он кончал, то обязательно похлопывал ее по ягодицам.

— Я свое дело сделал, малютка, теперь слово за тобой, — говорил он доверительно Федерике, пока она, выполняя его указания, в течение получаса лежала с поднятыми вверх ногами, чтобы помочь сперматозоидам в их борьбе с гравитацией.

Федерика отчаянно хотела ребенка, но в этом желании таилось определенное противоречие. Она чувствовала, что еще слишком молода, чтобы возложить на себя тяжкое бремя связанных с этим забот, но в то же время стремилась угодить мужу. Каждый новый менструальный цикл сопровождался горькими слезами отчаяния и болезненной необходимостью доклада о своей очередной неудаче. Когда она осмелилась предложить ему самому посетить доктора, он резко возразил, что у него все в полнейшем порядке и проблема заключается только в ней самой.

Когда вокруг жалобно застонали холодные меланхолические ветры октября, Федерика нашла утешение в своих книгах, своем шоколаде и своих воспоминаниях.

А потом умер Нуньо.

При таких исключительных обстоятельствах Торквилл позволил Федерике отправиться на похороны в Польперро автомобилем с личным шофером.

— Но я буду ждать тебя до наступления ночи, — сказал он. Когда Федерика пояснила, что это совершенно невозможно, поскольку до Польперро несколько часов езды, он неохотно согласился и разрешил ей там переночевать. — Я буду скучать без тебя, малютка, — добавил он, обнимая ее, — мне нужно, чтобы ты всегда была со мной.

Федерика была очень опечалена смертью Нуньо, но радостный подъем от предвкушения возвращения в Польперро приглушил ее грусть. Она ожидала этого дня с таким воодушевлением, что забыла о привычной осторожности и постоянно звонила матери и Тоби из телефонной будки, чтобы обсудить все детали предстоящей встречи. Она даже ухитрилась, ссылаясь на постигшее ее горе, избегать секса с Торквиллом.

Похороны состоялись в маленькой деревенской церкви. Те, кто в ней не поместились, выстроились вдоль аллеи, ведущей к церкви, поплотнее укутавшись в свои пальто и шляпы. Ингрид надела черную шляпу с вуалью, чтобы никто не увидел ее слез. Иниго вел ее под руку с опущенной головой и покрасневшими глазами.

— Теперь мы с тобой заняли место на вершине погребального костра, — мрачно произнес он, когда они уселись в первом ряду.

— Не знаю, как ты, дорогой, но я намерена перевоплотиться в прекрасную птицу, вот увидишь, — ответила она, помещая монокль в глаз с тем, чтобы прочитать листок с распорядком службы. Все остальное время службы Иниго провел в размышлениях на тему реинкарнации.

Молли и Эстер постоянно вытирали мокрые от слез лица, а Сэм сидел, неотрывно уставившись на гроб. Он думал о своем обожаемом деде, и его глаза тоже наполнились влагой.

Федерика приехала поздно. Сломанный грузовик на полчаса задержал ее машину в автомобильной пробке, и ей оставалось только плакать от отчаяния. Вся в поту, она протиснулась в церковь в тот момент, когда преподобный Бойбл занял свое место в нефе. Обессиленная Федерика рухнула на скамью между Тоби и Джулианом, которые были очень растроганы ее появлением и крепко взяли ее за руки, чтобы поддержать в этот трудный час. Преподобный Бойбл в ожидании, пока Федерика устраивалась на месте, нервно прокашлялся.

— Никто из нас никогда не забудет Нуньо, — начал он. — Он был одним из немногих оригиналов в этой жизни, редкостным лучом света, согревавшим всех нас. Нам будет очень не хватать тепла этого света. Но сейчас он светит нам вместе с Богом. Так возблагодарим же Господа за жизнь нашего дорогого друга Нуньо, который так много дал нам всем.

Ингрид начала всхлипывать, и ее плечи задрожали в попытке сдержать рыдания. Сэм продолжал смотреть на гроб, будто погрузившись в транс. Федерика потихоньку оглядывалась и молчаливо приветствовала членов своей семьи, которые смотрели на нее как на чужую.

— Я уверена, что она несчастлива, — прошептала Полли мужу. Джек вздохнул и кивнул в знак согласия. — Она набрала вес, но у нее довольно хрупкое сложение. Значит, такой ее сделало несчастье, — добавила она, сообщив то же самое Элен, которая сидела по другую сторону от Джейка. Тоби держал Федерику за руку, и ее переполнило всепоглощающее ощущение утраты не только Нуньо, но и каждого из них. За последние несколько лет она потеряла Польперро, а теперь, когда она возвратилась, ей безумно захотелось остаться. Но она понимала, что это невозможно — Торквилл ждет ее уже завтра.

Сэм медленно поднялся на кафедру, чтобы произнести речь. Его манжеты не были застегнуты и порхали вокруг кистей рук, как белые голуби. Федерика наблюдала за ним. С момента последней встречи его волосы поредели, особенно спереди и на макушке. С побледневшим лицом он окинул взглядом собравшихся. Ему не нужны были записи, поскольку он заранее не обдумывал, что именно собирается сказать. Он снял очки, глубоко вздохнул, как бы собираясь с силами, и затем начал твердым и четким голосом.

— Нуньо был для меня самым лучшим и близким другом, — сказал он. — Он научил меня всему, что я знаю, и я обязан ему за все, что я смог сделать в своей жизни. — Когда он стал цитировать выдержки из «Пророка», его серые глаза остановились на Федерике. — Да будет все лучшее, сделанное вами, на благо вашего друга, — произнес он медленным и почти артистическим голосом. — Если ему суждено увидеть вас в нищете, то дайте ему увидеть вас и в изобилии. Но не ищите друга, чтобы убить часы безделья. Всегда ищите его, чтобы прожить с ним вместе часы жизни, потому что назначение его в том, чтобы утолить ваши нужды, но не пустоту вашего бытия.

Федерика не опустила взгляд и пристально смотрела в его глаза. Ее потрясла волна сострадания и сожаления. Она с ностальгией вспомнила те прекрасные мгновения, которые они пережили вместе в прошлом, особые мгновения неизъяснимой нежности и взаимопонимания. Но когда она попыталась сосредоточиться на них, они растаяли, как утренний туман, оставив только безысходность настоящего и печальное лицо Сэма.

— Я всегда проводил с Нуньо часы жизни, — твердым голосом продолжал он. — Он утолял мою жажду знаний и жажду мудрости. Он также помог мне лучше узнать самого себя и научил меня не стремиться к тому, чтобы меня понимали или мною восхищались другие. Его самого многие никогда не понимали, и это давало ему огромную внутреннюю свободу, поскольку он всегда оставался самим собой. Мне всегда будет не хватать его блестящих цитат, его педантизма, его нарочитого итальянского акцента и его неповторимого юмора. Но больше всего мне будет не хватать его мудрости, без нее я стану потерянным человеком. Все, что у меня сейчас есть, — это те слова, которым он научил меня в прошлом и которые я буду хранить и повторять в своей памяти, чтобы жизнь стала светлее.

Федерика слушала журчание его речи, которая лилась без конспекта и ограничений, от самого сердца. Он говорил не спеша, держась обеими руками за кафедру, создавая этим определенную атмосферу и одновременно обеспечивая себе поддержку. Он отвел глаза от Федерики только в тот момент, когда посмотрел на гроб, как бы обращаясь непосредственно к Нуньо.

Когда он закончил, никто не пошевелился и не произнес ни звука. Были слышны только тихие шаги Сэма, медленно возвращавшегося на свое место.


Гроб Нуньо предали земле на маленьком кладбище, расположенном рядом с церковью. Семья и близкие друзья стояли вокруг и провожали его в последний путь. Снова в ту же землю, с которой начиналась жизнь.

— Как он умер? — шепотом спросила Федерика у Джулиана, который печально стоял рядом с ней.

— Очевидно, он знал, что пора уходить, — ответил тот, наклонившись и говоря ей прямо в ухо. — Это случилось днем в четверг. Он поцеловал Ингрид, потом попрощался с Иниго и отправился в свой кабинет, где уселся в любимое кожаное кресло с томиком Бальзака. — Федерика удивленно подняла брови. — Ингрид и Иниго подумали, что он отправился на сиесту, но не поняли, что он действительно сказал им «прощайте навсегда».

— Он был непредсказуем до последней минуты, — сказала она, поймав печальный и отсутствующий взгляд Сэма. Он смотрел на нее, но не видел. — Сэм очень сильно переживает, — добавила она, дружески ему улыбнувшись.

Но горе затуманило его глаза. Очнувшись от печальных мыслей, он повернулся и побрел вместе с семьей к ожидавшим машинам, и они отправились обратно в Пиквистл Мэнор.

Федерика подвезла Джулиана и Хэла в своем автомобиле с шофером. На Хэла машина произвела впечатление, а на Джулиана — нет.

— Почему ты не научилась водить, Феде? — спросил он.

— Мне это не нужно.

— Нет, нужно, это вопрос независимости. — Федерика нервно глянула на него и кивнула в сторону шофера. Джулиан понимающе поднял брови. Она знала, что Пол все докладывает Торквиллу.

— Я думаю, что иметь шофера — это классно, — заметил Хэл. — И шикарную машину тоже. Ты очень удачно вышла замуж, Феде.

Джулиан посмотрел на Федерику и увидел, что она улыбается брату. Но за этой улыбкой он заметил неуверенность, поскольку в ее глазах пропал прежний радостный блеск. Он взял ее руку и крепко сжал, а Федерика молча ответила ему тем же, — она не хотела, чтобы кто-либо распознал мучившие ее сомнения.


Атмосфера в Пиквистл Мэнор была значительно менее мрачной по сравнению с тяжестью, нависшей над всеми в церкви, как невидимая пелена ядовитого газа. Все разбавляли свою печаль в вине, а Ингрид попросила гостей не оплакивать Нуньо, а радоваться тому, что он жил с ними. Гостиная постепенно наполнилась дымом сигарет, алкогольными парами и теплом набившихся в нее людей. Конечно, все говорили о Нуньо. Когда Люсьен принес промокшего ежика, найденного на дороге, Ингрид разрыдалась, припомнив об антипатии Нуньо к блохастым животным, и разом опустошила полстакана водки.