Эстелла вернулась домой, вдохновленная рекомендацией матери. Рамон сидел в своем кабинете, торопливо выплескивая мысли на экран компьютера. Вечер выдался тихим и наполненным меланхолией, окутавшей берег мягким розовым светом. Эстелла решила ничего не говорить Рамону о Фортуне, хотя его собственные книги тоже были наполнены таинствами и магией. Она боялась, что он может о ней плохо подумать, ведь откровения Фортуны были связаны с суевериями, свойственными низшим классам. Она подкралась и обняла его сзади за шею. Он был рад видеть ее и ласково поцеловал смуглую кожу ее рук.

— Давай прогуляемся по берегу, мне нужен свежий воздух, — предложил он, взяв ее за руку. Они шли сквозь странное розовое свечение и целовались под шум моря. — Завтра я уеду и буду очень скучать без тебя, — признался он.

— Я тоже, — ответила она и вздрогнула.

— Ты ведь уже не беспокоишься о своих снах, а? — спросил он, целуя ее лицо.

— Нет, конечно нет, — солгала она. — Я просто не хочу, чтобы ты уезжал.

— Завтра вечером я буду в Сантьяго, а днем мне нужно будет встретиться со своим агентом. Вылет в четверг ночью. Я позвоню тебе из Сантьяго и потом из аэропорта.

— Тогда мне остается только ждать, — вздохнула она.

— Да, это так. Но я буду думать о тебе каждую минуту, и если ты закроешь уши для всего остального мира, то сможешь услышать, как я шлю тебе любовные послания. — Он снова поцеловал ее, крепко держа за стройную талию. Позже, когда они занимались любовью при бледном свете луны, отражавшейся в море и посылавшей им свой мерцающий привет прямо в окно, он ощущал на коже Эстеллы запах роз, смешанный с терпким ароматом ее тела, и знал, что пронесет воспоминания об этих мгновениях по всему миру и будет наслаждаться ими в своем одиночестве.


На следующий день Эстелла и Рамонсито помахали рукой вслед Рамону, глядя, как его машина, окутанная облаком сверкающей пыли, скрывается за холмом. Потом Рамонсито отправился в школу с рюкзаком за спиной, где лежали книги и коробка с сэндвичами, приготовленными для него Эстеллой на ланч. Он повернулся, чтобы попрощаться с матерью, стоявшей у дороги, и послал ей воздушный поцелуй. Она ответила тем же и осталась какое-то время стоять на месте, нежно улыбаясь знакам внимания сына, который обожал ее и не скрывал этого.

Она больше не думала о смерти, а предалась мечтам, унесшим ее по волнам воспоминаний о занятиях любовью с Рамоном, а когда очнулась, испытала радостное ощущение удовлетворенной женщины. Но подсознательный страх все еще не покидал ее, и это леденящее чувство заставило Эстеллу принять решение о визите к Фортуне в компании матери.

* * *

Пабло Рега выкапывал могилу. Было жарко, а земля стала твердой и сухой. Он решил передохнуть и оперся о надгробие Освальдо Гарсия Сегундо, пережевывая длинную травинку.

— Это хорошее место, — сообщил он Освальдо. — С видом на море, как у тебя. Да, сеньор, вид на море — это главное. Представь, каково оказаться здесь без такой панорамы. Я хотел бы в свое время получить такое же местечко. Это дает ощущение пространства, бесконечности. Мне это нравится. Я хотел бы слиться с природой. Как тебе такое ощущение, а, Освальдо? — Он вдохнул аромат темно-зеленых сосен и стал ждать ответа, но Освальдо, похоже, никогда не был человеком слова. — Это кладбище становится тесноватым, — продолжал Пабло. — Скоро тут закончатся свободные участки, и тогда начнут копать старые могилы, вроде твоей. Есть хорошие шансы, что меня похоронят над тобой, так что мы сможем беседовать буквально целую вечность. — Он усмехнулся. — И мне это по душе, си, сеньор, это именно так.


Эстелла с матерью приехали на автобусе и направились прямо к маленькому домику Фортуны, который стоял совсем недалеко от пыльной дороги. Рядом не было ни цветов, ни кустов, ни другой растительности, а только сухая песчаная земля и всякий мусор, который Фортуна набросала вокруг — вовсе не для того, чтобы отгонять злых духов, как наивно полагали люди, а по причине своей лености и нежелания донести его до бака. В доме пахло протухшей едой и прокисшим молоком, но Эстелле и ее матери пришлось спрятать брезгливые гримасы и улыбаться, чтобы не оскорбить старуху. Фортуна восседала у дома в большом плетеном кресле-качалке, наблюдая за движением редких машин и напевая старые негритянские спиричуэлсы[9], которым еще в детстве научил ее отец. Увидев Марию, она засмеялась утробным смехом и стала расспрашивать про Пабло Регу.

— Он все еще по-прежнему толкует с покойниками? — спросила она. — Разве ему никто не говорил, что они не могут его услышать? Они вовсе не шастают вокруг да около своих могил, а улетают в мир духов в то же мгновение, когда покидают эту грешную землю.

Мария пропустила мимо ушей ее тираду и объяснила, что они пришли, чтобы узнать о будущем ее дочери. Фортуна прекратила раскачиваться, а ее лицо приняло серьезное выражение мудрой женщины, осознающей ответственность, вытекающую из ее дара предсказания.

Она предложила Эстелле присесть напротив нее и установила свое кресло в вертикальное положение, так что они оказались друг к другу лицом, а их колени почти соприкасались. Мария плюхнулась в другое кресло и достала веер. Фортуна взяла дрожащие руки Эстеллы в свои мягкие мясистые ладони, которые никогда не знали тяжелой ежедневной работы, и прижала ладони Эстеллы большими пальцами своих рук. Затем она стала вытягивать свой рот в разные странные фигуры и закрыла глаза. При этом ее ресницы трепетали, будто она не могла их контролировать. Эстелла с тревогой посмотрела на мать, но Мария кивнула ей, давая понять, что нужно сосредоточиться, и стала оживленно обмахивать себя веером.

— Ты никогда не была так счастлива, — произнесла Фортуна, и Эстелла улыбнулась, поскольку это было правдой и она действительно никогда не была так счастлива. — У тебя есть сын, который однажды станет знаменитым писателем, как и его отец. — Эстелла покраснела и с гордостью улыбнулась. — Он будет изливать свою боль в поэзии, которую будут читать миллионы. — Улыбка Эстеллы исчезла, когда ледяные когти страха снова заскребли по ее сердцу. Ресницы Фортуны затрепетали еще быстрее. Мария прекратила обмахиваться и смотрела на нее, разинув рот. — Я вижу смерть, — сообщила Фортуна. Эстеллу охватил приступ удушья. — Не вижу лица, но она близко. Очень близко. — Фортуна открыла глаза, когда Эстелла выдернула руки и схватилась за горло, поскольку спазм почти лишил ее притока воздуха. Мать вскочила с кресла с невероятной для ее комплекции прытью и с силой опустила голову дочери между коленей.

— Дыши, Эстелла, дыши, — командовала она, пока ее дочь жадно ловила воздух и конвульсивно извивалась, сражаясь со сковавшим ее ужасом. Фортуна откинулась в кресле и молча наблюдала, как мать и дочь пытаются воспротивиться неизбежности ее предсказания. Наконец, когда дыхание Эстеллы восстановилось, ее хрипы сменились глубокими всхлипываниями, сотрясавшими все ее существо.

— Я не хочу, чтобы он умирал, — завывала она. — Я не хочу его терять, он — это моя жизнь. — Мария обняла дочь своими большими руками и попыталась успокоить, но это было непросто.

— Пожалуйста, скажи мне, что это не Рамон, — умоляла Эстелла, но Фортуна только покачала головой.

— Я не могу тебе сказать, потому что не знаю, — ответила она. — Я не увидела лица и больше ничего не могу сделать.

— А мы разве ничего не можем сделать? — в отчаянии спросила Мария.

— Ничего. Рок сильнее нас всех, вместе взятых.


Эстелла была решительно настроена на то, чтобы обмануть судьбу. Она сообщила матери, что Рамон улетает в Африку на следующий день. Если она сумеет задержать его, то сможет спасти ему жизнь. Мария не пыталась ее остановить, зная, что дочь не отступит от своего решения: Эстелла была слишком подавлена, чтобы оставаться в Качагуа и ждать неизбежного удара. Она обняла дочь на автобусной станции и заверила, что присмотрит за Рамонсито, пока та будет отсутствовать.

— Пусть не покидает тебя Бог, — сказала она. — Может быть, Он защитит тебя.

Эстелла проплакала всю дорогу до Сантьяго. Она сидела, прислонившись к окну, и мысленно перелистывала страницы драгоценных воспоминаний о Рамоне, будто он уже умер. Она закрыла глаза и молилась до тех пор, пока ее молчаливые молитвы не стали срываться с ее губ в виде лихорадочного бормотания. Она не осознавала, что остальные пассажиры могут слышать ее, но просто молчат из вежливости. Приехав в Сантьяго, она взяла такси до его гостиницы. Опрометью взлетев по ступеням, она постучала в номер, но ответа не последовало. Беспомощно стоя у двери, она снова зарыдала, не зная, что делать и куда идти. Возможно, уже слишком поздно. А вдруг он лежит мертвый в номере? Эстелла опустилась на мраморные ступени и спрятала лицо в руках. Почувствовав легкое прикосновение к плечам, она подняла глаза, ожидая увидеть Рамона, но с разочарованием увидела смуглолицего портье, доброжелательно глядевшего на нее.

— С вами все в порядке, сеньора? — спросил он.

— Я ищу Рамона Кампионе, — пробормотала она.

— Дона Рамона? — спросил он, нахмурившись. — Кто вы такая?

— Меня зовут Эстелла Рега. Я… — Она запнулась. — Я его… его…

— Его жена? — подсказал он.

— Его…

— Если вы его жена, то я скажу, где он, — добродушно заявил он, улыбаясь.

— Я его жена, — твердо произнесла она, вытирая слезы белым пануэло.

— Он сейчас на встрече и уехал около часа назад, но я могу вызвать такси, и вас доставят к нему. — Эстелла ответила благодарной улыбкой. — Так лучше, — сказал портье. — Вы слишком красивы, чтобы печалиться. — Когда она спустилась вниз, он поймал ей такси и снова исчез в отеле.


Рамон встал.

— Завтра я улетаю в Африку, — сообщил он. — Буду отсутствовать три недели.

— Для вас это маловато, — прокомментировал агент, понимающе улыбаясь.