– Ты всегда носишь такое под одеждой?

Она кивнула.

– Значит, нечто подобное ты носила в Нью-Йорке и Цинциннати?

– Да. Только иногда на мне были чуть более откровенные вещи.

– А ты, похоже, не просто девушка по соседству, ведь так?

Вопрос привел Грейси в замешательство.

– О чем ты?

– Ни о чем. Просто…

Он запнулся, расстегнул рубашку до конца и, сбросив ее с плеч, снова притянул Грейси к себе, словно в пылком танго, что означало невероятную близость, пьянящую сокровенность и головокружительное возбуждение. Будто танцуя, сделал несколько шагов, подведя ее к постели, развернул и наклонил. Вдыхая запах ее кожи в нежном месте, где шея плавно переходит в плечи, одновременно скользил рукой по ноге, каждую секунду зажигая все новые огоньки страсти. Его ладонь устремилась вверх, минуя сладостные дюймы на пути к горячему, влажному, вожделенному лону.

Грейси буквально замерла в предвкушении прикосновения, у нее перехватило дыхание, едва он дотронулся, уверенно и твердо, до ее плоти через барьер тонкой ткани. Медленно и аккуратно поднял ее и выпрямился сам. Теперь оба стояли, он продолжал ласкать ее сквозь трусики. Она не слишком твердо держалась на ногах. Постепенно, едва заметно направляя ее, он сделал так, что скоро они лежали в постели лицом друг к другу. Он целовал ее, ласкал, пробираясь пальцами под кружево белья. Грейси чудесным образом удалось сохранить достаточно самообладания и расстегнуть его ремень и молнию на джинсах. Она запустила руку внутрь и обхватила его ладонью, медленно двигая рукой вверх-вниз.

Они целовались долго и упоительно, услаждая друг друга прикосновениями рук, действуя языком смело и ловко, как и искусными пальцами. Когда почувствовала приближение оргазма, она отдернула его руку, стараясь замедлить темп. Он, казалось, понял ее намерение и воспользовался моментом, чтобы снять с себя остатки одежды. Грейси последовала его примеру, потом склонилась над кроватью и развернулась. Гаррисон в мгновение ока оказался позади нее, обнаженной и прекрасной, объял ладонями ее груди и двигался членом между ее бедер, готовый ворваться туда, где только что были пальцы. Она громко вздохнула, когда он лаская ее груди и сжимая пальцами соски, вошел в нее умелым движением, медленно и глубоко, и снова, и снова, и снова. В какой-то момент вдруг остановился, не позволив ей или себе дойти до оргазма, уложил ее на кровать.

Лег рядом с ней, она села на него и стала двигаться назад, чтобы он снова мог войти в нее. Он остановил ее, придвигая к себе, выше и выше, пока ее горячая чувственная плоть не оказалась над его головой. Она поняла его намерения, однако не успела подготовиться. Он притянул ее вниз, прильнул ртом, прижимая язык к влажной плоти, которую уже успел довести до крайнего возбуждения. Грейси уносилась в другое измерение, где мысли бесследно испарились, и она могла только чувствовать, остро, неистово, не помня ничего вокруг от сладостной эйфории.

Пока его язык ласкал, дразнил ее, ладони сжали ягодицы, а пальцы заскользили к изящной линии, что разделяла их, и вот уже гладили чувствительную кожу, кончик пальца кружит вокруг нежного ореола между ними. От ощущений, которые охватывали ее всякий раз, когда он оказывался совсем близко к горячему сокровенному месту, все внутри сжималось, сильнее сковывая ее. Когда наконец его палец проскользнул внутрь, а язык одновременно продолжал двигаться в ней, она не сдержалась и вскрикнула. Никогда еще она не испытывала такого взрыва восторга и вожделения. Едва пик возбуждения стал ослабевать, Гаррисон попробовал снова, проникнув немного глубже, потом еще раз, еще глубже, и еще, волны нового несказанного удовольствия накрыли ее второй раз.

Она вновь громко вскрикнула, когда тело содрогнулось от сильных незнакомых ощущений. Гаррисон повернул ее на спину, схватил за лодыжки, развел ноги и положил их себе на плечи. Затем приподнял с кровати, чтобы снова вонзиться глубоко в ее плоть.

Третья, неминуемая волна наслаждения стала нарастать внутри Грейси, когда он, прижимаясь к ней, владея ею, распалялся все сильнее и сильнее, двигался все быстрее и быстрее, пока она не рухнула на постель, обессиленная и объятая блаженством. Гаррисон упал рядом с ней. Когда они пытались отдышаться и подобрать в тумане мыслей хоть что-то вразумительное и подходящее, ей вдруг стало интересно, будет ли с ним так всегда. Настанет ли когда-нибудь время, когда сладостные любовные утехи больше не будут столь пылкими и взрывными, когда они уже не будут чувствовать столь непреодолимого испепеляющего влечения.

Впрочем, подумав об этом, Грейси лишь улыбнулась. Неизвестно откуда, но она точно знала, что у них еще много времени, чтобы снова и снова открывать друг друга, заниматься любовью. И множество чувств. Множество шансов.

Она посмотрела на него. Глаза закрыты, влажные волосы сбились в острые пряди, грудь вздымалась и опускалась от частого неровного дыхания. Шанс, только шанс – вот все, чего она хотела от него. И только это должна дать ему взамен.

– Я люблю тебя, Гаррисон Сейдж.

Он открыл глаза и улыбнулся.

– Я люблю тебя, Грейси Самнер.

Когда дело касается любви, даже четырнадцать миллиардов – да-да, миллиардов, а не миллионов – долларов имеют право на шанс.

Эпилог

В Квинсе, на Рузвельт-авеню шел снег. Крупные узорчатые хлопья кружились в порывистом танце вокруг Грейси, стоящей на краю пустыря, где в скором времени должна была появиться педиатрическая клиника. Ей нравилось смотреть на снег. Было в нем что-то многообещающее, чистое, подлинное и непритворное, внушающее надежду. «Все будет хорошо».

И все действительно сложилось хорошо. Клиника стала последним вложением миллиардов Гарри Сагаловски. За последние десять месяцев она истратила его деньги на сотни различных проектов и тысячи учреждений, призванных изменить жизни миллионов людей. Она путешествовала по стране, принимала участие в церемониях закладки фундамента и открытия с торжествами и разрезанием ленты. Она посещала дошкольные учреждения, школы и колледжи, собрания в церквях и синагогах, храмах и мечетях. Ее даже приглашали на пару свадеб и возведение фермерского хозяйства, которым помогло состояние Гарри.

Она собственными глазами наблюдала за тем, как деньги, направленные в правильное русло, вершат добрые дела. Гарри ошибался, считая, что деньги – корень зла. Это справедливо для жадности. А верно и справедливо потраченные деньги могли создать почти идеальный мир. Она надеялась, что теперь Гарри спокоен, где бы ни находился.

– Не лучшая погода для закладки фундамента, – заметил чрезвычайно элегантно одетый Беннет Тэрент.

Гас Файвер был практически отражением Тэрента, в пальто на несколько тонов светлее. Ренни Твигг, одетая в шерстяное пальто в красно-черную клетку, подхваченное поясом на талии, почти подтвердила первое впечатление Грейси о ней, как о человеке, работающем на свежем воздухе в клетчатой фланелевой рубашке.

На ее фоне Грейси чувствовала бы себя бледной и безликой в кремовом пальто от Диор пятидесятых годов, если бы Гаррисон не смотрел на нее жадно и соблазнительно, как еще сегодня утром, когда она вышла из ванной комнаты, завернувшись лишь в полотенце. Странно, ведь она уже столько раз выходила из ванной в одном полотенце. Что особенного было в сегодняшнем дне?

Гаррисон был еще одной причиной тому, что последние десять месяцев были так прекрасны и одновременно изнурительны. Отношения людей, живущих на разных побережьях, штука непростая. Но Грейси хотела завершить обучение в Сиэтле, а он вести бизнес в Нью-Йорке, приходилось летать через всю страну практически каждые выходные. Иногда он прилетал, чтобы находиться с ней при передаче денег на очередное свершение. Она безмолвно благодарила Гарри за то, что сделал все это возможным. Получив диплом, Грейси не могла найти работу. Безусловно, одна из причин благотворительная деятельность, ставшая более напряженной после окончания учебы. Или она была не слишком нацелена на ра боту в Сиэтле, как, впрочем, и в любом другом месте. Вероятно, в Нью-Йорке возможностей больше.

Отношения с Гаррисоном развивались как нельзя лучше, хотя обоим стоило немало усилий, затрат и переживаний жить за тысячи миль друг от друга, тем не менее тема о переходе на новый уровень, сделать следующий шаг, как, например, жить в одном городе, не затрагивалась.

– Мне нравится снег, – сказала она в ответ на замечание Тэрента. – Он просто чудесный.

– Мне тоже нравится, – подхватила Ренни Твигг. – Словно кто-то заворачивает в торжественную белую бумагу большой прекрасный дар, который Гаррисон Сейдж сделал этому району.

«Бог мой, а в ней есть весьма необычная жилка, – подумала Грейси. – Быть может, ей стоит заняться чем-то, помимо работы на фирме».

– Кажется, начинается, – заметил Беннет Тэрент. – Присоединимся?

Церемония закладки первого камня прошла без сучка без задоринки. Грейси и Гаррисон весело смеялись, вонзая лопаты в землю и стараясь воткнуть глубже, чем на пару дюймов. Грейси от усердия даже встала на свою лопату, кончилось тем, что она пошатнулась и стала клониться назад. К счастью, Гаррисон оказался рядом и не дал ей упасть. Поймал и поставил рядом с собой, вернул лопаты руководителям мероприятия.

Как только все благодарности были высказаны, а прощания завершены, Тэрент, Файвер и Твигг вернулись к большому черному лимузину, который привез их сюда, а Грейси и Гаррисон шли через пустырь. Снег вдруг повалил еще сильнее и гуще, городской пейзаж стал размытым и едва различимым. В этой обстановке у Грейси возникло ощущение, будто нет в мире никого, кроме них двоих. Гаррисон, казалось, почувствовал это, взял ее за руку, их пальцы переплелись.

– Я слышал, ты подала заявление на должность учителя в моей старой школе. Точнее, в детский сад. Хочешь начать осенью?

Черт. Все пропало.

– Ну, понимаешь, мне прислали список вакансий. Я подумала, почему бы нет. Да, я отправляла резюме в разные школы. – Она немного лукавила, ибо не претендовала на должность нигде, кроме Сиэтла и Нью-Йорка. – Впрочем, наверное, я не получу это место, уверена, им нужен человек с опытом. К превеликому сожалению.