Элизабет Биварли - Щедрый дар

– Нам пора, – довольно резко сказала она, и слова, казалось, отозвались где-то в глубине его души. – Нужно привести себя в порядок, прежде чем ехать в «Мундроп». И еще непременно нужно поужинать. Да, поужинать.

«Поужинать», – невольно повторил он про себя. Да, непременно нужно сделать это, прежде чем отправиться танцевать. Но, может быть, позже, если сложатся звезды, а у них обоих все еще будут рождаться мысли, связанные с сауной и наготой, нужно будет сделать кое-что еще. В конце концов, во время танцев тоже появляется испарина.

Грейси взяла с собой платье и аксессуары, которые купила для приема у Дьюиттов, и велела Гаррисону захватить с собой костюм. Поэтому для нее было немалым сюрпризом увидеть его в смокинге. У него даже был белый шелковый шарф, что изящно струился вокруг шеи. Ей пришлось преодолеть волну томительного жара при виде такого стильного и по-голливудски красивого Гаррисона, надо признаться, это чувство для нее не ново, нечто подобное она испытала в камере хранения.

Что, черт возьми, там вообще произошло? В какое-то мгновение она чуть было не уронила коробку себе на ногу, а в следующую секунду Гаррисон уже смотрел на ее шею так, точно хотел отведать на вкус, жадно съесть. Его промокшая насквозь футболка прилипла к телу и, словно вторая кожа, очерчивала каждый мускул. Темные волосы небрежно спадали на лоб, невыносимо голубые глаза горели желанием, и… и… И внезапно она тоже нестерпимо захотела наброситься и с жадностью съесть его, всего без остатка.

– Вы выглядите чудесно, – промямлила она.

– Вы тоже прекрасно смотритесь.

– Благодарю.

Томительный жар внизу живота, казалось, вот-вот поглотит ее всю.

– Во сколько начинается это мероприятие?

Они с Гарри были завсегдатаями «Мундроп», не пропускали ни одной пятницы, когда танцевали фокстрот, время от времени заглядывали по субботам на самбу, а по средам на вальс. И все же ее любимые вечера случались по вторникам, когда танцевали танго. Если удача улыбнется, сегодня будет танго.

– В семь часов выделяется час для новичков. Преподаватели показывают основные движения. Действо начинается в восемь. Если хотите пойти пораньше и успеть на учебный час, мы можем это сделать.

– Вы ведь знаете, что делаете? То есть вы с моим отцом регулярно занимались этим.

– Да, но по вторникам здесь танго, а оно коварное и непредсказуемое.

Он улыбнулся, заметив ее нерешительность:

– А разве у вас нет опыта? Разве вы не учитель танго высшего класса, которому я могу довериться?

Грейси улыбнулась в ответ:

– Да, практически экстра-класса.

В его глазах загорелась искорка.

– Превосходно.

Какое-то мгновение лишь улыбались и подмигивали друг другу. Затем Гаррисон, кажется, наконец вспомнил, что они собирались что-то сделать.

– Мы успеем поужинать?

– Конечно.

Гаррисон предложил ей руку с элегантностью и изяществом Кэри Гранта. Грейси совершенно естественно взяла его под руку, точно они проделывали это тысячу раз. Тепло в ее груди вдруг превратилось в настоящий жар, разлившийся по всему телу. Ни в коем случае нельзя поддаваться этой теплой истоме столь ранним вечером. А еще лучше, не поддаваться ей вовсе. По крайней мере, с ним. Это безумие.

Возможно, эта часть экскурсии по местам, связанным с Гарри, не лучшая идея. Если ее тело так бурно реагирует на соприкосновение рук, что же произойдет во время танцев! Безусловно, подобные занятия в зале совершенно невинны, поскольку позволяют соблюдать дистанцию, однако немало движений подразумевают соприкосновение.

Черт возьми! Им предстояло танго. О нет! Это значит, что соприкосновения ног и даже торса неизбежны. Проклятье! Почему было не поехать в город на ночь свободных танцев!

«Имей в виду, Грейси, весьма ненадежно и даже опасно обучать танго соблазнительного мужчину».

Едва они вошли в «Мундроп», возникло ощущение, будто сделали шаг в прошлое. И не только потому, что здесь все великолепно сохранилось, не утратив особенной элегантности послевоенного периода, зал открыли в сороковые годы, но еще и потому, что все, кто сюда приходили, старались одеваться и выглядеть словно и они сохранились с той самой эпохи. Большая часть постоянных посетителей была преклонного возраста, люди, которые хорошо помнили, как еще совсем молодыми приходили сюда или в другие залы. Потому-то Гарри так нравилось в «Мундроп». Но было много людей возраста Грейси, даже моложе, немало новичков, которым нравился этот период и хотелось окунуться в стиль, манеры и дух того времени, пусть даже на вечер. Даже оркестр одевался соответствующим образом. Потолок был выкрашен в цвета бледных сумерек, маленькие белые мерцающие огоньки, рассыпанные по нему, казались далекими звездами. На каждой стене были изображены очертания разных уголков Цинциннати сороковых годов, над ними тоже светили крохотные звезды. Оказавшись в чарах этого оформления и музыки, а оркестр никогда не играл ничего, написанного позже 1955 года, можно было легко позабыть о существовании другого мира за пределами зала.

– Ничего себе, это место точно из какого-то фильма. – Гаррисон был определенно впечатлен, поддался очарованию так же, как Грейси когда-то, с первого шага, с первого взгляда.

– Разве здесь не чудесно? Все осталось точно таким же, как я помню.

– Сколько прошло с тех пор, как вы в последний раз были в городе?

Вопрос ее заметно покоробил, несмотря на то что она уже неоднократно избегала ответа.

– Я уехала спустя полгода после похорон Гарри. И до сих пор ни разу не возвращалась.

– Но у вас здесь так много друзей. Я хочу сказать, люди, которых мы встретили вчера, похоже, довольно хорошо вас знают. А с ваших слов мне почему-то показалось, будто вы не поддерживали связи ни с кем из них.

– Это действительно так.

– Почему?

Она вдруг подумала, что он спрашивает не из праздного любопытства, но старалась убедить себя, что ей это показалось. Вероятно, она слишком близко к сердцу воспринимала вопросы о Девоне.

– Все это сложно и запутанно, Гаррисон.

На мгновение ей показалось, что ответ удовлетворил его, но он сказал:

– Это из-за Девона.

По какой-то необъяснимой причине это имя, произнесенное Гаррисоном, прозвучало гораздо ужаснее и больнее, чем любым другим человеком.

– Да, из-за него.

– Хотите поговорить об этом?

– Это все давно в прошлом.

Судя по выражению лица, Гаррисон собирался сказать что-то еще, но спас оркестр, заиграв «Кумпарситу».

– Ну, разве вы не счастливчик? Вам предстоит начать свой путь с самого знаменитого танго на свете.

Он прислушался.

– Я, кажется, узнаю эту мелодию. Она звучит в фильме «В джазе только девушки», когда Джек Леммон танцует с Джо Э. Брауном.

«И в сцене, где Тони Кертис с Мэрилин Монро», – подумала она, радуясь, что никто из них не догадался упомянуть об этом эпизоде. Впрочем, судя по выражению лица, Гаррисон вспомнил и об этом. Хуже того, он догадался, что она думает о том же. Черт побери!

– Рискнем? – Он кивнул в сторону танцпола, где несколько человек уже стояли в нужных позициях, готовые окунуться в мир танго.

Грейси улыбнулась ему, надеясь, что в улыбке проскользнуло хоть немного кокетства. Не то чтобы она флиртовала или намекала на что-то, нет. Просто хотелось поддержать атмосферу зала «Мундроп», не более того.

– Ну, если вы думаете, что готовы.

Он ответил ей улыбкой, которая, миновав стадию легкого флирта, тотчас сражала своим очарованием.

– Я готов ко всему.

И будто в подтверждение собственных слов он протянул ей левую руку, ладонью вверх. Едва она положила на нее правую руку, его пальцы сомкнулись, он чуть притянул ее к себе и приподнял руки до уровня своего подбородка, для нее это оказалось немного выше. Он прижал правую руку к ее спине, привлекая к себе решительно и твердо. В его движениях не было и намека на растерянность или колебания. Несомненная уверенность. Реакция ее собственного тела незамедлительно вспыхнула, как огонь. В каждом, без исключения месте, где их тела соприкасались, казалось, будто под кожей что-то взрывалось и разливалось горячей волной.

Первый шаг он сделал с левой ноги, и все было бы безупречно, если бы внутри Грейси все не превратилось в раскаленную лаву. Шаг правой, снова все было бы хорошо, если бы она отреагировала так, как предполагалось, сделала шаг назад.

Однако из-за ощущений вроде маленьких взрывов, распространяющих жар, и раскаленной лавы, растекающейся по всему телу, Грейси, очевидно, оказалась не в лучшей форме. Таким образом, он сделал очередной шаг, его нога оказалась между ее бедер и, бог мой, уже настоящий взрыв ощущений и огненная лава. Казалось, тело объято пламенем и вот-вот, расплавившись в этом тепле, сольется с его телом. Ей всегда весьма неплохо удавалось танго, а сейчас она запуталась на первых шагах, и, чтобы спасти положение, Гаррисон одним движением прижал ее еще плотнее к себе. «О, бог мой! Должно быть, самовозгорание неизбежно!» В дальнейшем Грейси оставалось лишь держать себя в руках и следовать за его движениями.

Он увел ее глубже в толпу танцующих, безупречно исполнив несколько движений баррида, скользил ногой вдоль пола так, что она невольно вынуждена была повторять эти движения. Затем он закружил их в превосходном болео, красиво подчеркнув поворот великолепным ганчо, и легко обвил ее ногу своей, прежде чем снова совершить поворот. Исполнил лапис[10], описав круг свободной ногой. Теперь он, кажется, откровенно рисовался, неожиданно остановился буквально в дюйме от ее ноги, исполнил еще один восхитительный элемент.

Он заскользил ногой вверх по ее бедру, затем вниз, соблазнительно до головокружения. Ей до безумия хотелось, чтобы он повторил это, и он повторил. Затем еще раз. И еще. И – Господи, помилуй! – еще раз.

К этому моменту сердце Грейси буквально рвалось из груди, хотя танцевали они всего несколько минут и основную работу выполнял Гаррисон. Должно быть, даже он чувствовал биение ее пульса, ведь их тела касались друг друга. Однако он и словом не обмолвился на этот счет. Лишь, не отрываясь, удерживал ее взгляд своим, и вот уже снова включился в танец с грацией и стилем настоящего профессионала.