– О какой поездке? – полюбопытствовала я. – Что за Кап Даг? Вы говорите об этом месте как о преисподней какой-то.

– Марко! – Андре посмотрел на брата взглядом, значения которого я понять не могла, даже если бы и хотела. Но Марко, кажется, остался глух к аргументам, переданным телепатически. Он повернулся ко мне и потер ладони. Я поняла, что Марко прав, семя зла было посеяно именно там.

– Кап Даг – это город-курорт на побережье Средиземного моря. Милое местечко, если судить по фотографиям, я-то там лично никогда не был, мне бы и в голову не пришло в такие места ездить. Не очень люблю ходить голым на людях, знаете ли. Еще меньше люблю смотреть на голых людей, пьющих пиво в уличных кафе. Но в Кап Даге так принято. Мы во Франции воспеваем свободу, и такие места – квинтэссенция нашей свободы. Иногда мне кажется, что именно поэтому у нас в Европе так много террористов. Значит, Одри была там с тобой?

– Она тогда как раз окончила колледж, – произнес Андре после долгой тяжелой паузы. – Я понятия не имел, кто она и из какой семьи. С ней было много ребят, наверное, весь ее курс. Приехали на большом автобусе. Да не важно! Какое это имеет значение теперь?

– А еще в Кап Даге в большом количестве изобилуют ночные клубы 18+, специально для людей, которые хотят просто повеселиться, – продолжал рассказывать тоном заправского экскурсовода Марко. – Закрытые вечеринки, своего рода мероприятия по интересам. Другими словами – оргии. Значит, моя невеста, с которой я собирался обвенчаться, будущая жена политика, возможно, мать моих детей, наследников нашей династии – рано или поздно появилась бы на первой полосе Ici Paris? Тебя такая перспектива не смутила? Впрочем, кого я спрашиваю, тебя же не смущает собственная фотография со своей невестой в том же Ici Paris.

– Ты жесток, – прошептал Андре, а я изо всех сил зажмурилась, пытаясь представить, что я тоже птица, и могу улететь, оказавшись далеко-далеко отсюда, где-нибудь в Египте, на площади в Каире, где тоже найдутся те, кто отсыплет мне хлебных крошек.

– Наши фотографии в журнал были отправлены Одри, разве нет? – спросила я у Марко. – Это не наша, это ее ответственность. Она решила нанести удар – и по нам, и по вам, Марко.

– Да, да, вы правы. Безусловно, Даша, вы правы. Одно из многих ее действий, понять которые я не могу. – Марко подошел к фонарному столбу, отвернулся, прижался к его металлическому остову лбом. Мне было так его жаль, но что же я могла поделать! Андре подошел ко мне.

– Кажется, дело не в том, что Одри ходила голой по пляжам, а в том, что она одержима. Разве я не прав? – Андре говорил сухо, как адвокат перед присяжными. – Разве можно исключить вариант, что весь ваш роман, Марко, был для Одри только прикрытием.

– Для чего? – вытаращился на меня Марко, и на секунду показалось, что сейчас он меня ударит.

– Чтобы негласно присутствовать в жизни Андре, – ответила я за них обоих. – Этого она хотела. Она приходила к нам в дом.

– Что? – Андре был потрясен.

– Похоже, Одри заказала себе дубликаты ключей от квартиры Андре, и это был не первый ее визит, это точно. Она… пила кофе, пока меня не было.


Оба брата стояли друг напротив друга, как подуставшие от боя петухи. Пазл понемногу складывался, хотя кусочки его были до странности уродливыми и пугающими – как горгульи на готических соборах. Андре лишь качал головой, пытаясь осознать услышанное.


– Мы с ней встретились потом, через несколько месяцев после Кап Дага. Буквально наткнулись друг на друга недалеко от Люксембургского сада, – и Андре с удивлением огляделся по сторонам, только сейчас разобрав, где именно мы находимся. Прозрение всегда приходит, когда уже ничего нельзя изменить. Какая разница, где они встретились.

– И что?

– Ничего, в том-то и дело. Она посмотрела на меня именно так, как смотрят на случайных любовников, встреченных через много лет – смесь радости, легкого волнения и стыда. Мы разговорились. Одри вроде собиралась покинуть Париж, хотела уехать в Испанию. Мы с ней сходили в один из их семейных магазинов – тот, где делают все эти арабские сладости. В Фор-д’Обервилье.

– Что? – вздрогнула я.

– Даша, прости, я не должен был тебя туда приводить, но… Все это было так давно, мне и в голову не пришло, что те события могут быть как-то связаны с настоящим. Мы с ней поговорили тогда, и она спросила, помню ли я нашу эскападу в Кап Даге. Я ответил, что приключение был чудесным. Потом рассказал о том, что иду работать в клинику и тем самым превращаю в пепел все надежды своей семьи на мою политическую карьеру. Она смеялась и говорила, что превращать чьи-то надежды в пепел – единственное стоящее дело в этом мире. Я был уверен, что та встреча была совершенно случайной.

– Вы были в той гостинице? Вы спали? – спросила я. Андре повернулся ко мне, глаза его горели возмущением, как мне казалось, совершенно неуместным при подобных обстоятельствах.

– Что? Нет, Даша, мы не спали. И не были в той гостинице, хотя разговаривали недалеко от нее. Я именно тогда заметил, как этот район похож на Москву.

– Серьезно? Да, Андре, Давай поговорим об архитектуре! – воскликнул Марко, даже не пытаясь сдержать сарказма. Его лицо было напряжено, на лбу появились глубокие морщины, ему было больно, по всей видимости, Марко был в душевной агонии, но я не могла ему помочь. Его любовь оказалась фальшивкой, и снова (интересно, в который раз?) ему предстояло остаться один на один с ненавистью к своему младшему брату. Отчего мир устроен так, что неуловимая красота, заключенная в особенном повороте головы, в низком тембре голоса или в движениях, создающих ощущение легкости и силы, непонятна и недостижима? Андре, любимчик Андре, как, должно быть, это сложно, расти рядом с тобой. Я тоже знаю, что это такое – жить в ярких отсветах софитов, которые изливают свой свет не на тебя. Но я никогда не ревновала к матери, к ее красоте, обаянию и таланту, я только смотрела на нее и восхищалась, как восхищаются звездным небом. Марко же находился на звездном небосклоне рядом с Андре, и деваться ему было некуда.

– Она исчезла и больше не появлялась, Марко. Я забыл, я все это забыл. Просто избалованная, богатая девочка из колледжа, недвусмысленно дающая понять, что с нею все можно.

– И ты говорил мне о жестокости? – Марко сжал кулаки и дернулся, жестко посмотрев на брата. Он попал в капкан.

– Что ты хочешь от меня? Правды или заботу о твоих чувствах? Я решил молчать обо всем как раз для того, чтобы поберечь тебя. И посмотри, к чему мы пришли! Я ведь хотел как лучше. Когда она появилась, в сопровождении своей родни, с тобой под руку, я не знал, что мне делать. Я хотел предупредить тебя, хотел сказать, чтобы ты был осторожнее – ты, помешанный на репутации. Но она казалась изменившейся, повзрослевшей, серьезной, а ты… впервые за столько лет я видел тебя таким счастливым. Ты ведь никогда никого не любил.

– Никогда и никого, кроме Одри, – это был не голос – шелест. – Но выходит, это была иллюзия.

– Мы не знаем этого, – вклинилась я зачем-то. Кого я хотела утешить?

– Она следила за вами, следила за ней! – Марко ткнул в меня пальцем, а затем отряхнулся, смахивая невидимую грязь со штанины. Он встал и отогнал самых наглых голубей, подобравшихся к нам совсем близко, хотя кормили их не мы, а обшарпанного вида мужчина с соседней лавочки. – Я даже не знаю, что именно она делала и какова была ее цель. Определенно не счастливое будущее со мной.

– Мы многого о ней не знали, – сказала я. – Мы все. Я не готова и не буду проявлять понимание и сочувствие. Мне нужно знать, из-за чего моя фотография красуется на первой полосе желтой прессы. Отчего я чуть не сгорела заживо. Почему она пыталась меня застрелить. Я знаю, что Одри следила за нами, когда мы были вчера в гостинице, – сказала я жестко, неожиданно даже для самой себя. – И в тот день, когда мы оказались на приеме в доме вашей матери, Одри тоже следила за мной и за Андре, следила за нами всю ночь, сделала эти фотографии из окна отеля, сняла на видео драку Андре с Сережей. И я должна узнать все подробности, всю правду до конца.

– Какая разница теперь? – пролепетал совершенно разбитый Марко. – Достаточно ее сегодняшнего выстрела.

– Нет-нет, – возразила я. – Ее должны допросить. Ведь никому и в голову не придет связать эту историю с исчезновением туриста из России. Мне опять скажут, что я придумываю и усложняю работу полиции. В Париже у полиции явно очень много дел, раз они не могут найти время, чтобы заняться пропажей человека.

– Думаешь, она… – спросил Андре и тут же замолчал, не стал договаривать. Марко же вдруг ослаб и мешком повалился на лавку. – Думаешь, она знает, где Сережа?

– Я не думал о случившемся… в таком аспекте. Действительно, должно быть, Одри причастна и к этому, – растерянно произнес Марко, и я кивнула. Он продолжил. С ключами от квартиры Андре все понятно: у нас одна домработница. Отель… отель… Одри в тот момент была дома и запросто могла услышать мой разговор с Андре. Ох, вот, значит, зачем я был ей нужен! Чтобы было удобнее следить за Андре. Это моя вина. Я должен был… должен был догадаться раньше.


Марко замолчал, скривившись, и отвернулся, чтобы закрыться от нас, как от безжалостных зрителей ток-шоу, где он оказался главным героем.

– Не нужно винить себя! – возмутилась я. – Как такое можно предугадать? Никак! Никто не знает, что двигало Одри, и как глубоки были ее чувства к вам, Марко. И что она испытывает к Андре. Вы оба можете ошибаться. Возможно, она ненавидит его. Все можно трактовать по-разному. Я думаю, Одри была вполне довольна своей ролью третьего в комнате, свидетеля, которого никто не замечает. Это по каким-то причинам подходило ей. Она лишь решила уничтожить меня. Если бы я не появилась, Одри бы могла прожить так, незримо присутствуя в жизни Андре, много лет.

– Это было бы еще хуже. Если вы думаете, Даша, что таким способом успокоите меня, то имейте в виду, что эффект совершенно противоположный. Меня ужас охватывает при мысли о том, что это продолжалось бы много лет. Думаете, мне хочется быть дураком? Я и так всю жизнь себя им чувствую – такова уж участь старшего брата.