– Нам пора; – произнес человек. – Нам предстоит долгий путь.

– Идти? Куда? – Спросил мальчик, сопя носом с несчастным видом.

– Домой, куда же еще?

– Ко мне домой?

– К тебе домой.

– Неужели ты меня знаешь? – удивился Джемми.

Мужчина горько улыбнулся.

– Ты был ребенком семи или восьми лет, когда я последний раз видел тебя. Но ты не сильно изменился. Я бы тебя в любом случае узнал.

Он встал и протянул руку.

– Пойдем.

Мальчик поднялся на ноги, радуясь, что может кому-то довериться. Он замерз и проголодался и вновь почувствовал себя маленьким.

– Мы пойдем пешком всю дорогу?

– Трудно сказать, – ответил мужчина.

Они направились к Дунблейну, так как на Кинбук идти теперь не стоило. Мужчина ковылял быстрее, чем мог идти мальчик, и вынужден был сменить шаг.

– Как мне вас звать? – спросил мальчик через некоторое время.

Человек удивленно посмотрел на него.

– Ты меня не знаешь?

– Я... не думаю, что знаю вас, – осторожно проговорил Джемми.

Он не знал ни одного бородатого человека.

– Я Дейви, – произнес хромоногий.

* * *

Темнело. Карелли отправил несколько взводов под командованием младших офицеров в город. Сгустившаяся темнота помешала продолжить бой. Было очевидным, что они, должно быть, выиграли, рассеяв половину вражеского войска с первой атаки и направив своих отставших солдат на помощь левому флангу. Сегодня ночью они, возможно, будут спать в Дунблейне, а на следующий день выступят в Эдинбург. Карелли в сопровождении нескольких человек направился к полю битвы на поиски своих солдат.

Едва миновав последний дом в городке, он увидел армию, двигавшуюся им навстречу и уставшую от боев. Он крикнул им, чтобы они их подождали. Первые всадники были ему не знакомы, и Карелли очень мало что знал о кланах, чтобы распознать их по их пледам. Неизвестный офицер внимательно посмотрел на него, а затем развернулся и поскакал к своей колонне. Только тогда Карелли осознал свою ошибку, но было уже поздно. Солдаты, направлявшиеся к нему, были солдатами Аргилла, а не Мара. Два офицера прискакали вместе с первым и остановились по обе стороны от него. Карелли в отчаянии смотрел на них.

– Вы Чарльз, граф Челмсфорд? – спросил один из них.

Его манера была изысканной, а выговор безупречно английским. Карелли устало кивнул.

– В таком случае, милорд, я должен попросить у вас ваш меч, – сказал всадник.

Тон голоса был извиняющимся, почти нежным. Карелли услышал, как один из его людей громко разрыдался, и пожелал, чтобы и он сам мог бы так же облегчить душу. Медленно он вытащил меч из ножен и протянул его офицеру вперед рукояткой. «Итак, настал конец его военной карьере, – с горечью думал он. – Не славная смерть в бою, о которой можно было бы сложить песню, а постыдный плен».

– Битва закончена? – спросил Карелли.

– Конечно, милорд, – ответил молодой офицер.

– И кто выиграл? – опять спросил он. Молодой всадник колебался.

– Пожалуй, мы победили, милорд, – сказал он, но в его голосе совсем не было уверенности, и он вполне мог ответить «не знаю».

* * *

Этот день стали звать «Черная чертова дюжина», потому что в один и тот же день, 13 ноября, сдался Инвернесс[43], и произошла битва у Шерифмюира. Вначале обе стороны объявили Шерифмюир своей победой, но по прошествии некоторого времени постороннему наблюдателю стало ясно, что звезда Аргилла восходит, а звезда Мара гаснет.

В Морлэнде царило уныние и отчаяние. Аннунсиата скорбела из-за поражений, а Матт – из-за того, что Джемми так и не нашли, и чем больше проходило времени, тем очевиднее становилось, что мальчик погиб.

Через неделю после Шерифмюира со стороны главной дороги к Морлэнду подъехала крытая крестьянская повозка и остановилась у дальнего конца рва. Из нее вышел грубо одетый человек и направился к воротам. Около ворот его остановил слуга. Последовал спор, после чего прибывшего с неохотой провели в дом и доложили хозяину, что некий коробейник желает с ним срочно переговорить. Матт подумал, что, наконец, пришли новости о Джемми и, едва не сбив в спешке слугу с ног, сбежал вниз по лестнице в зал, где уже собрались домочадцы. В этот же момент Аннунсиата возвращалась из церкви. Дети, повиснув на перилах лестницы, завершали впечатляющую картину общего сбора. Коробейник, казалось, смотрел на все это с удовольствием.

– Хозяин Морлэнд, не так ли?

Мужчина говорил со странным акцентом, по которому Аннунсиата признала, что он прибыл из приграничья, хотя для Матта он был просто «чужой».

– Что ж, хозяин, я коробейник. Я веду честную торговлю на Севере и, сказать по правде, нечасто отваживаюсь забираться так далеко на Юг. Но у меня для вас особо хороший товар. Как мне обещали, он стоит того, чтобы его везти сюда.

– Какой товар, – спросил Матт равнодушным тоном, но его лицо побледнело.

Старик поглядел на него искоса.

– Человеческий товар, – объявил он. Лицо Матта задрожало.

– О, слава Богу, слава Богу! Принеси его. Почему ты его не принес? Он ранен?

– Его? То не он, хозяин. Сколько же еще такого товара ты ожидаешь, хозяин, от судьбы?

Матт смотрел на него непонимающим взглядом, и коробейник стал волноваться.

– Это женщина с ребенком. Мне сказали, что за них очень хорошо заплатят в Морлэнде. Так что если она обманула меня, у меня есть что сказать!

Его ярость возрастала. Аннунсиата шагнула вперед.

– Позволь нам, ради всего святого, посмотреть, кто эта женщина. Приведи ее сюда сейчас же.

– Она не может ходить, госпожа. Вот почему я оставил ее там. Есть ли у вас пара сильных парней, чтобы принести ее?

В конце концов они все вышли к повозке: коробейник, Матт, Аннунсиата, слуги. Сзади толкались дети, пытаясь занять место получше, чтобы все разглядеть, а их лица горели от нетерпения. Коробейник неуклюже забрался на обод колеса, освободил парусину в задней части повозки и отбросил ее назад. Затем он слез и освободил защелку задней створки телеги. Матт все еще стоял ошеломленный, неспособный справиться с разочарованием, и Аннунсиата первой осторожно выступила вперед и заглянула в повозку. В ней было полно мелкой ерунды, которую продавал коробейник, а на груде пестрых одеял лежала женщина, одетая в грубое шерстяное платье бурого цвета. Ее волосы сбились и спутались, лицо было истощенным, как у мертвеца, а на согнутых руках спал младенец. Она подняла на Аннунсиату тусклые глаза и ее губы едва заметно зашевелились, но не издали ни звука.

– Святая Богородица, – тихо вскрикнула Аннунсиата.

Матт заглянул через ее плечо.

– Сабина, – воскликнул он, сильно пораженный увиденным. – Что с тобой стряслось?

* * *

Прошли день и ночь, прежде чем Сабина смогла говорить. А потом ее рассказ занял много часов, так как воспоминания угнетали ее, а разговор изматывал. Она поведала о нападении на дом в Аберледи и о смерти Мавис, Мари и Хамиля. После того, как Аллан скрылся в горящем доме и не вернулся, она много часов пролежала в саду под кустом с ребенком, пока огонь не погас, очевидно истощившись. Ее страшила мысль о том, что чернь может вернуться, и до наступления темноты она не осмеливалась покинуть свое укрытие.

Сабина обнаружила, что самая середина дома не повреждена, потому что огонь бушевал в комнатах рядом с залом, но не распространился на сам зал. Вначале она боялась подняться наверх из-за страха перед возможным разрушением лестницы. Но в конце концов она должна была выяснить, что случилось с ее мужем, и Сабина решилась на это. Она обнаружила, что он лежал мертвый на полу в спальне, по-видимому задохнувшись в дыму.

Долго – она не знала, сколько прошло дней или часов, так как лихорадка вернулась, а потрясение и ужас сделали окружающее нереальным, – Сабина сидела на полу, раскачиваясь взад и вперед, не в силах уйти от тела мужа, не в силах думать, что делать, не осмеливаясь вновь выйти из дома. Наверное, холод и голод встряхнули ее. Она все еще была в ночной сорочке и поэтому надела то, что попалось под руку, а потом решила, что надо бы спуститься вниз и поискать еду. Но добравшись до нижнего этажа, она услышала какой-то шум. Решив, что возвращается чернь, Сабина выскользнула из дома и спряталась в окрестностях.

Неизвестно, сколько времени она бродила вокруг, дрожа от лихорадки, ослабевшая от голода. Сабина полагала, что все это время двигалась к югу с одной мыслью: добраться до Морлэнда, но не была в этом уверена. Наконец, она подошла к избе, стоявшей отдельно на клочке пустоши. Она боялась постучаться и попросить помощи, оттого что там могли быть ганноверцы, и укрылась в одном из надворных строений. Там ее и нашла хозяйка дома, которая взяла ее к себе.

Она пробыла в этой избе несколько дней в сильном жару. Хозяйка кормила ее и ребенка и расспрашивала ее обо всем, но Сабина не отвечала, боясь неблагоприятных последствий. Однажды вечером она очнулась в доме одна, лихорадка постепенно слабела. Ее собственная одежда была грязная от дыма пожара, и она взяла платье женщины, то что подошло ей, и опять устремилась на юг. Она долго брела, питаясь только ягодами, фруктами, а пару раз своровала еду из домов или сараев. Затем ей повстречался коробейник. Сабина рискнула довериться ему и рассказала, куда она направляется, пообещав ему вознаграждение, если он доставит ее в Морлэнд. Она дала ему обручальное кольцо как подтверждение того, что она не простая нищенка, а потом впала в забытье.

Вызванный к ней доктор сказал, что она страдала от голода и истощения – и только. Поэтому для выздоровления достаточно хорошего отдыха и питания. По мере того как Сабина крепла, постигшее ее несчастье стало более ясно осознаваться ею, ее мучили кошмарные видения пожара и расправы с Мавис и Мари. После выздоровления она глубоко переживала, что не смогла похоронить Аллана, а вынуждена была оставить его несчастное тело лежать в доме.