Единственное, что Аннунсиата не могла изменить – отношение Матта к детям. В сущности они были сиротами. Матт не признавал их существования, разъяряясь, если о них говорили в его присутствии, и приказывал, чтобы их ни за что не пускали в комнату, где он сидел, или в ту часть сада, где он находился. Их никогда не приводили, как других детей, ему для благословения, в церкви они сидели как можно дальше от хозяина, а если они издавали хоть малейший шум, он приходил в ярость.

Характер Матта, как заметила Аннунсиата, сильно испортился из-за трагедии. Раньше, как она помнила, он был любезным, легким в общении человеком, невинным, как ребенок. Ныне он стал угрюмым, замкнутым и жестоким, подозревая каждого, обижающимся на добро. Он никогда не смеялся и не играл, ни с кем не общался, проводя свободные часы в одиночестве, читая или совершая прогулки верхом среди вересковых пустошей. Даже начав выходить из своего затворничества и возвращаясь к обычным занятиям, он все делал с молчаливой мрачностью, избегая любого человеческого общения. Его лошадь и собака Ойстер оставались его единственными друзьями, и еще одно исключение он сделал для Аннунсиаты. Матт относился к ней с уважением и слушал ее, позволив ей быть связующим звеном между ним и остальным миром. Но даже она вынуждена была соблюдать определенную дистанцию, и если графиня осмеливалась касаться запрещенных тем, Матт отворачивался, а потом уходил из комнаты. По ее мнению, он так долго оставался ребенком, что неожиданное взросление испортило его. Но несмотря на это, ее любовь к нему росла, и хотя Аннунсиата никогда не отличалась терпением, она прилагала большие усилия, чтобы вернуть его к нормальной жизни, и верила, что со временем ей это удастся.

* * *

Летом 1713 года Карелли поехал в Венецию, чтобы погостить во дворце Франческини. Утрехтский мир временно оставил его без службы. Его беспокойная натура гнала его с места на место, и он сам не знал точно, чего он хочет от самого себя. Во дворце Диана приняла его с прохладным достоинством, что скрывало ее неподдельную радость от встречи с ним. Морис уехал в Неаполь, где Скарлатти снова стал Маэстро ди Капелла. Там он совместно со своим тестем работал над некоторыми музыкальными произведениями.

– Он не общается со мной, даже когда он здесь, – жаловалась Диана Карелли. – С тех пор, как умерла его жена, он становится все больше и больше неприветлив.

– Морис неприветливый? – с удивлением переспросил Карелли. – С тобой?

Диана вскинула голову.

– Вопрос в степени неприветливости, милорд. Когда он не разговаривает, не играет, не поет и даже не замечает, что человек надел новое платье, я называю это неприветливостью. А на мой день рождения он опоздал на обед и появился в костюме, который я уже видела на нем раньше по крайней мере три раза.

– О, злодей! – патетически воскликнул Карелли. Диана нахмурилась.

– Вы смеетесь надо мной, сэр?

– Мадам, уверяю вас, что обожание – это единственное чувство, на которое я способен в вашем присутствии.

Он произнес это наполовину шутя, но как ни странно, его слова были правдой. Маленькая девочка, командовавшая им, выросла в молодую женщину восемнадцати лет, высокую, светлокудрую, поражающую горделивой красотой, одну из наиболее желанных красавиц Венеции, к тому же, вдобавок к ее красоте, певицу. Она пользовалась большим успехом, и ее постоянно приглашали на разные торжества, часто просили выступить на званых обедах, совместно со знаменитым скрипачом рыжеволосым Вивальди. Вивальди, который был еще и композитором, под большим впечатлением от ее пения написал недавно кантату для сопрано и клавесина специально для нее. Она исполнила ее во время приема, устроенного одним аристократом по поводу пострижения его дочери в монахини.

Карелли привык выражать свое обожание, когда она была еще ребенком. Незаметно игра стала реальностью.

– Ну, милорд, что вы привезли мне на этот раз? – продолжила Диана в соответствии с установившимися правилами.

Подарки Карелли давно стали частью ритуала его визитов, при этом предметом гордости для него было каждый раз превзойти себя.

– Ваш подарок в моем дорожном сундуке, миледи, – ответил Карелли. – Я пошлю за ним Сэма.

Он хотел было подняться и направиться к двери, чтобы позвать слугу, но Диана остановила его, подняв руку.

– Не надо, Джулия сходит.

Она кивнула девочке, и та с готовностью подскочила и поспешила выполнять поручение. Карелли удивило, как ей удалось из двух маленьких девочек создать свой «двор», и с какой охотой они исполняют свои роли придворных дам. Джулии исполнилось десять лет, красивая, по-итальянски смуглая, она очень походила на Мориса. Алессандре было четырнадцать. Она не отличалась красотой, ее черты казались слишком большими для ее маленького лица. Со своей ненавязчивой добротой герцог продолжал заботиться о них даже при все более частых и долгих отлучках Мориса. Девочки в ответ на его доброту платили тем, что прислуживали его дочери. Карелли подумал, однако, что станет с ними в будущем, когда Диана вырастет и перестанет в них нуждаться, и они тоже вырастут и в детской им не будет места. Морис на беспокойство Карелли отреагировал вежливым и легкомысленным образом, с каким он относился к каждому, кто вынуждал его отвлекаться от музыки. Карелли был очень добр с ними, но они обе робели, что вполне естественно, ибо росли в тени Дианы.

– Теперь мне расскажи все, что произошло, – сказала снисходительно Диана, как только Джулия скрылась. – Где ты был с Рождества?

– Я провел много времени с королем Англии, – начал Карелли. – Ты знаешь, что Утрехтский договор вынудил короля Франции изгнать короля Джеймса из Франции. В феврале он попрощался со своей матерью и направился в Лотарингию, где герцог принял его из любезности. Жена герцога приходится дальней кузиной королю, она дочь принцессы Лизелотты Палатин.

– Значит, она должна быть также и твоей кузиной, – нетерпеливо заметила Диана. Она часто любила напоминать, что у Карелли в венах течет королевская кровь. Карелли поклонился в знак согласия.

– Это было очень печальное прощание, потому что совсем непохоже, что они встретятся снова. Здоровье королевы подорвано, а печаль состарит ее раньше времени. Она живет с монахинями в Шале и без короля.

Но Диана не хотела слушать о печалях и смерти.

– Что с твоей сестрой? Она с королевой, не так ли?

– Я собирался о ней рассказать. Меня очень тревожило, что она хотела заточить себя в монастыре, когда она еще так молода и красива.

Он увидел, что Диана нахмурилась при упоминании о другой женской красоте, и быстро продолжил:

– Я написал своей матери и попросил ее пригласить Альену в Англию. Но Альена не пожелала уехать. Когда король приехал попрощаться в Шале, он долго беседовал наедине с Альеной. После их разговора она пришла ко мне и сообщила, что поедет с королем в Лотарингию. Он сказал ей, что не вынесет разлуки с ней, и просил разделить с ним предстоящее изгнание.

Диана вздохнула от удовольствия от такого романа.

– Значит, король любит ее? Он женится на ней, как ты думаешь? Если да, то ты станешь братом королевы Англии.

Карелли отрицательно покачал головой со слегка озадаченным видом.

– Не думаю, что он сможет жениться на ней, даже если захочет. Она не принадлежит к дворянству.

– Король может пожаловать ей титул. Как твой король Генри сделал для Анны Болейн. Короли имеют неограниченную власть.

– Да, может быть и так. Но я не думаю, что он достаточно сильно любит ее, чтобы пойти на это.

– Ты считаешь, что он любит ее как сестру? – разочарованно спросила Диана.

– Я не уверен. Он был близок с ней даже больше, чем со своей сестрой. Однако насколько сильно он ее любит, я не знаю. Думаю, он просто хочет иметь рядом с собой знакомого человека.

Он понимал, что его объяснения сбивчивы, но, по правде говоря, вряд ли сам до конца осознал то, что сказала ему Альена. Он спрашивал ее почти о том же, о чем спрашивала его Диана, и она ответила:

– Джеймс любит меня, но не так, как ты думаешь. Он любит меня как своего брата.

Карелли считал, что он не может толком объяснить это Диане.

– А она его любит? – спросила теперь Диана, страстно желая спасти остатки романтичности в этой истории.

– Да, – печально ответил он, – она любит его.

– Значит, она счастлива быть с ним, – удовлетворилась Диана.

Карелии кивнул. Ситуация сложилась странная. Если бы на месте короля Джеймса был кто-нибудь другой, Карелли подумал бы, что король желает обеспечить присутствие своей возлюбленной. Так бы, конечно, подумал на месте Карелли и любой иной человек. Тайна ее происхождения позволяет ей занимать такое двусмысленное положение при дворе короля, что было бы невозможным для любого другого.

– Значит, ты был с ними в Лотарингии, – сказала Диана, – что еще?

– Я нанес визит моей тетушке Софи в Ганновере, а затем приехал сюда к тебе.

– Твоей тетушке Софи, которая надеется стать королевой Англии при живом короле? – сурово спросила его Диана.

Карелли сделал беспокойное движение. Он не хотел, чтобы Диана думала, будто он похож на тех беспринципных английских политиков, которые поддерживают связи с обеими сторонами для подстраховки от любого возможного случая. Но оставалось правдой, что тетушка Софи – его родственница и очень любит его, и что для многих честных якобитов дружба с ней не изменилась из-за неудачного обстоятельства, когда ее объявили одной из наследниц трона.

Но он не мог спорить здесь с Дианой, любившей ясные, простые и романтичные рассказы, поэтому он переключил ее внимание.

– Как раз в Ганновере я и приобрел тебе один из подарков.

– Один из них? – нетерпеливо переспросила Диана.

Когда Джулия вернулась, сопровождаемая слугой, принесшим сундук, подарки вынули и рассмотрели. Вначале извлекли маленькую золотую клетку, в которой сидела золотая птичка, усеянная драгоценными камнями. Когда часовой механизм в ней завели и освободили пружину, птичка откинула назад головку и запела. Диана пришла в неописуемый восторг, к гордости и облегчению Карелли. Подарок обошелся ему очень дорого, и если бы он не жил скромно, как солдат, он не смог бы позволить себе его, несмотря на свою пенсию из Англии.