Маленький Эдуард хорошо знал, чего ждет от него отец, ибо для своего возраста он был очень умен. Спорт, в отличие от учебы, утомлял его, и он предпочитал ему книги. Эдуард умел писать по-латыни и свободно читал на этом языке. Он уже знал, что однажды станет королем, королем из династии Тюдоров. Страстно желая угодить отцу и стать таким, каким он хотел его видеть, Эдуард послушно выполнял все требования учителей; но с гораздо большим удовольствием он проводил время с младшими членами семейства Тюдоров, в особенности со своей сводной сестрой Елизаветой и маленькой Джейн Грей, которую он называл кузиной. Он знал, что любит Джейн больше всех. Тому было несколько причин — Джейн была ближе всех к нему по возрасту, родившись всего на год раньше его. Сестра Елизавета, которой исполнилось уже девять лет, была умна, по не в том смысле, в каком была умна Джейн. У Эдуарда и Джейн было много общего, но Джейн была красива и не начинала задыхаться при малейшем усилии, как он; у нее были красивые сильные ноги, на которых она передвигалась гораздо увереннее, чем он; у нее никогда не болела голова и на тонкой коже никогда не появлялась сыпь.

И он был рад этому. Джейн была его любимицей.

Но когда к Эдуарду приходила сестра Елизавета, он приходил в радостное возбуждение — ни с кем, пожалуй, ему не было так интересно, как с ней. Она все подмечала; она знала все придворные сплетни и, отбросив назад свою рыжую гриву, передавала их, изображая в лицах тех, о ком говорила.

Елизавета жаждала восхищения, и ничто не доставляло ей большей радости, чем комплименты. Эдуард никогда не забывал похвалить ее платье. Однажды она спросила его, кто, по его мнению, красивее — Джейн или она, и Эдуард с трудом нашел правдивый ответ, ибо сказать, что Джейн красивее, значило привести Елизавету в ярость. Он все-таки сумел выпутаться из этой ситуации, заявив, что Джейн — всего лишь дитя, и зовется просто леди Джейн Грей, а она — уже взрослая, и к тому же принцесса, так что сравнивать их нельзя.

Елизавета быстро поцеловала его и расхохоталась. Она знала, что он провел ее, но не рассердилась, а назвала умным мальчиком.

С меньшей охотой Эдуард встречался с другой своей сестрой, Марией, поскольку ее присутствие наводило на него тоску. Казалось, она приносила ее с собой. Мария часто болела, как и он сам. Совсем недавно хворала так сильно, что все боялись, что она умрет. Король мало внимания обращал на хвори старшей дочери, но, когда заболевал сын, он сгонял к его постели толпы докторов. Сверкая бриллиантами и подавляя всех своими размерами, отец ходил взад и вперед по комнате, поучая докторов и угрожая им страшными карами — и пугая этим самого Эдуарда, — если принц умрет.

— Я не имею права умирать! — часто говорил себе Эдуард. — Я не должен жаловаться на боль в голове. Я должен стать королем, настоящим королем из династии Тюдоров, ведь я единственный наследник своего отца.

Для психики маленького ребенка, к тому же очень слабенького, нагрузка была слишком большой. Не удивительно, что он любил сидеть в алькове с Джейн и разговаривать о прочитанных книгах и о том, что он узнал от учителей.

Однако ему нравилось смотреть на Елизавету, на обычно бледных щеках которой пылал румянец, а нос был усыпан веснушками. Дипломатичный принц никогда не говорил о ее веснушках — хотя ему они очень нравились, — поскольку знал, что служанки Елизаветы готовили ей специальные лосьоны для их удаления, ибо тщеславная девчонка считала, что они портят ее кожу.

Когда она целовала его и называла своим дорогим братцем, он не мог отделаться от мысли, что она всегда помнит, что когда-нибудь он станет королем, и, чтобы он потом был добр к ней, принцессе сомнительного происхождения, ей нужно быть ласковой с ним сейчас.

Сегодня она была возбуждена. Она принесла новости. Елизавета вошла с надменным видом — иногда на нее что-то находило, и она начинала воображать себя королевой, а Эдуарда — своим подданным. Вместе с ней вошла госпожа Эшли, ее гувернантка, которая обожала Елизавету, хоть та и превратила ее жизнь в сущий ад.

На Елизавете было новое платье, которым она очень гордилась, хотя и злилась, что у нее не было драгоценностей. Она говорила Эдуарду, что мечтает иметь изумруды, которые очень подошли бы к ее рыжим волосам. Ах, если бы у него были изумруды — он непременно подарил бы их ей! Когда он станет королем, то обязательно сделает это, но Эдуарду хотелось, чтобы этот день не наступал как можно дольше — он боялся стать королем.

Елизавета взяла его руку и поцеловала ее.

Дочь Нэн Баллен — так называли ее люди, когда сердились на нее, и он слышал это.

— Кто она такая? — говорили они. — Незаконная дочь Нэн Баллен, только и всего.

Эдуард знал о Нэн Баллен, которая, как утверждали некоторые, была ведьмой, колдуньей и которая умерла, чтобы его отец мог жениться на его матери, единственной невинной королеве, которую король любил.

Елизавета высокомерным тоном велела всем слугам удалиться.

— Ты ведь хотел этого, правда? — спросила она мальчика, и в ее тоне явственно послышалась угроза.

— Да, — ответил принц, — я этого хотел.

Елизавета перевела взгляд на Джейн, потом снова на Эдуарда и спросила:

— До тебя уже дошли слухи, братец?

— Какие слухи?

— Слухи, которыми полон двор. Наш отец выбрал себе новую жену.

— Новую жену! — вскричала Джейн.

— Новую мачеху для нас! — произнес мальчик с обеспокоенным видом.

— Но тебе ведь нравились все твои мачехи, особенно последняя.

— Королева Екатерина была такой красивой, — с тоской в голосе ответил Эдуард.

— И она умерла. — Нежные глаза Джейн наполнились слезами. Несомненно, она знала, какой смертью умерла королева Екатерина.

Дети никогда не говорили о том, как умерла королева. Разговор о казнях, которым подверглись две жены короля, был невыносим для Елизаветы. Если кто-нибудь хотя бы мельком упоминал о казни матери, лицо ее мгновенно темнело от гнева. Эдуард знал, что сестра держала при себе госпожу Эшли, горячо любила ее и ни от кого не терпела ничьих распоряжений и выволочек, как только от нее, потому что она была замужем за родственником королевы Анны Болейн.

— И кто же... эта новая жена? — поинтересовался Эдуард.

— Разве ты не догадываешься? — спросила Елизавета. — Ты ее хорошо знаешь. Она много раз приходила к тебе. Ты полюбишь ее так же сильно, как полюбил королеву Екатерину Ховард.

— Быстро скажи мне, кто это, — повелительно произнес мальчик, ибо он умел быть требовательным, когда неизвестность становилась невыносимой.

— Леди Латимер.

— О! — Мальчик и девочка обменялись улыбками.

Они хорошо знали эту даму — она была замечательным человеком. Совсем недавно, когда Эдуард поправлялся после болезни и у его кровати разыгралась одна из тех ужасных сцен, когда король подгонял врачей и всячески угрожал им, леди Латимер навестила его. Эдуард считал, что она мягкая и добрая, какой и должна быть настоящая мать.

— Значит, тебя не огорчила эта весть? — спросила Елизавета.

— Нет. Наоборот, я очень рад. Она будет королевой Катариной и нашей мачехой. — Я тоже рада, — произнесла принцесса. — Я ее очень люблю.

В эту минуту в комнату вошла госпожа Эшли и объявила, что к ним идет леди Мария — через несколько мгновений она будет здесь.

— Она тоже слышала эту новость, я уверена, — заявила Елизавета. — И она тоже будет рада.

— Когда леди Латимер станет нашей мачехой, — произнес Эдуард, — она всегда будет при дворе.

Лицо Елизаветы сразу же стало серьезным. Она была уже большая и помнила гораздо больше, чем Джейн и Эдуард. Она вспомнила темноглазую, очень красивую женщину, которая смеялась и плакала, которая нежно обнимала ее и называла «доченькой» и которая любила ее больше всех на свете. Потом вдруг Елизавета поняла, что у нее больше нет матери; но прошло еще несколько лет, прежде чем она узнала почему.

Об Анне Болейн говорили ужасные вещи, а отношение к матери переносили и на ее дочь. Некоторые утверждали, что Елизавета вовсе не королевская дочь, а дочь человека по имени Норрис, которого считали любовником королевы и который умер вместе с ней. Некоторые говорили еще более ужасные вещи — что она была дочерью родного брата Анны Болейн, лорда Рошфора. Но король этому не верил. Как же он мог поверить в это, когда ему было достаточно взглянуть на Елизавету, чтобы убедиться, что это действительно его дочь. И хотя временами ему было совершенно безразлично, во что она одета и чем питается, в то время как у кровати бесценного Эдуарда собирались врачи со всего королевства, стоило ему только чихнуть, — все равно Елизавета чувствовала, что король любит ее не меньше, чем других своих детей.

Леди Мария вошла в комнату, и Елизавета тут же подошла к ней, преклонила колени и приложилась к ручке.

«Как плохо она выглядит, — подумала девочка. — Она уже старая... Совсем старая. Подумать только, ей уже двадцать шесть... Скоро будет двадцать семь, а она все еще не замужем!»

Сколько знаменитых мужчин прочили в мужья Марии, и ни один из них так и не женился на ней. Поэтому неудивительно, что она больна и грустна и презирает всех на свете.

«Какая она здоровая! — подумала Мария. — Сколько в ней жизни! Ей наплевать, что ее зовут «ублюдком». Если бы я была дочерью Анны Болейн, я бы умерла от стыда!»

Мария засвидетельствовала свое почтение маленькому принцу. Она никогда не забывала о разнице, существующей между ними. Эдуард станет когда-нибудь королем, поэтому он самый главный среди них. И Елизавету, и ее саму называли незаконнорожденными; обе они сначала превозносились королем, а после попали в немилость, когда он решил избавиться от их матерей.

Мария завидовала бы Елизавете, если бы не считала зависть грехом, и не верила бы, что следует без жалоб нести свой крест, возложенный па каждого человека высшей силой. Когда Мария была маленькой девочкой, она была любимицей двора. Мать, обожавшая свою дочь, строила грандиозные планы ее будущего и мечтала посадить ее на трон Испании. Было время, когда Мария думала, что станет королевой Франции. И вот она живет здесь, принцесса, которую ее собственный отец отказывается признать законной дочерью, ибо если признает, то окажется, что он был не прав, разведясь с ее матерью. А король не может быть неправым. Таково было требование времени. Поэтому из великой славы Мария была низвергнута — не только в безвестность, но и в опасность, поскольку однажды король даже угрожал казнить ее.