Она умоляюще взглянула на него, ибо в его глазах не было того выражения звериной жестокости, как у тех двоих, и ей показалось, что он смотрел на нее с сочувствием, как будто хотел сказать: «Я в этом не виноват. Я только выполняю приказ».

Канцлер заговорил первым. Он уселся за стол, на котором стояли письменные принадлежности.

— Вы, наверное, гадаете, мадам, зачем вас привели сюда? — спросил он.

— Я знаю, зачем сюда приводят людей. Отвечать на вопросы.

— Вы умны. Я вижу, что нет смысла терять время на объяснения.

Главный прокурор повернулся к ней:

— Вы будете отвечать на мои вопросы, мадам.

— Не утруждайте себя, — ответила она. — Я уже ответила на ваши вопросы и не собираюсь менять своих ответов. Я верю, что тело Христово...

Рич помахал рукой:

— Нет-нет. Здесь все ясно — вы еретичка. Мы это знаем. Вам вынесли приговор, и то дело закрыто.

— Вас привели сюда по другому поводу, — сказал Райотесли. — Вы не одиноки в своей ереси. Вы должны знать имена многих людей, придерживающихся той же ложной веры, за которую вы пойдете на смерть.

— Откуда я могу знать, что творится в умах и сердцах других людей?

— Мадам, вы очень умны. Вы прочитали много книг... слишком много. Но не тратьте свой ум на нас. Нам не нужны уклончивые ответы. Мы хотим знать имена.

— Имена?

— Имена тех, кто посещал ваши собрания, кто читал вместе с вами запрещенные книги.

— Ничьих имен я не назову.

— Почему же, мадам?

— Если бы я знала наверняка, что тот или иной человек верит в то же, во что и я... я бы все равно не сообщила вам его имени.

— Оставьте свой язвительный тон — так будет лучше для вас. Вы — не в ратуше, и наше терпение на исходе.

— Я это поняла. В ратуше вы следили за своими словами — слишком много было слушателей. Здесь вы можете говорить что хотите.

— Мадам, вы женщина благородного происхождения. Мне кажется, вы не до конца осознали, зачем вас привели сюда.

— Я знаю, сэр, зачем вы привели меня сюда, — ответила Анна. — Здесь пытают людей, но я не знала, что теперь пыткам подвергают и женщин.

— Вы дерзки, мадам. Берегитесь.

Райотесли подал знак двум мужчинам, которые подошли поближе. Это были заплечных дел мастера; лица их были совершенно бесстрастны — на них не отражалось никаких чувств, как бывает у тех, кто всю жизнь занимается таким ужасным делом.

Они схватили Анну за руки, и Райотесли приблизил к ней свое лицо.

— Я и сейчас убежден, что вы не до конца понимаете, что будет с вами, если вы станете упорствовать. Вы наверняка слышали о дыбе, но не имеете понятия о том, как она действует.

— Могу себе это представить, — ответила она, надеясь, что он не заметит, что ее губы шепчут молитву, произнося только одно слово — «мужество».

— Подведите ее к дыбе, — велел главный прокурор, — может быть, при виде ее она одумается.

Анну протащили через всю комнату, и глазам ее предстало сооружение, на которое ни один человек не мог взглянуть без содрогания. Это были дна столба с перекладиной, на концах которой располагались два ворота с отверстиями, в которые вставлялись весла, поворачивающие эти вороты. К ним были привязаны веревки, которыми стягивали запястья и лодыжки истязаемого. Вороты поворачивали, и веревки растягивали тело несчастного в разные стороны. С помощью весел двое сильных мужчин крутили вороты, выворачивая суставы его ног и рук. Даже ужасная «дочь мусорщика» была не так страшна, как дыба.

— Вы... вы хотите вздернуть меня на дыбу... в надежде, что я выдам невинных людей? — спросила Анна.

— Мы вздернем вас, чтобы вы назвали виновных.

Она обвела взглядом стоявших перед ней мужчин, и ее глаза остановились на встревоженном лице коменданта Тауэра, но он опустил глаза и сказал:

— Милорды, мне это не по нраву. Пытать на дыбе... женщину.

— Таково было веление его величества, — сказал Райотесли.

Кневет отвернулся от него.

— Если вы уверены, джентльмены, что король повелел сделать именно это, то мы должны подчиниться его распоряжению. — Он повернулся к Анне: — Я обращаюсь к вашему здравому смыслу, мадам. Сообщите имена, которые нам нужны, будете избавлены от пытки.

— Я не могу назвать ничьих имен ради того, чтобы избавить себя от боли. Разве так делают?

— Вы — мужественная женщина, — заявил комендант, — но послушайтесь меня. Назовите имена... и покончим с этим ужасным делом.

— К сожалению, не могу, — упорствовала Анна.

— Тогда, — произнес Райотесли, — у нас нет другого выбора. Снимите платье, мадам.

Она осталась в одной сорочке; палачи подняли ее на дыбу и привязали веревки к исхудавшим запястьям и лодыжкам.

— Вы продолжаете упорствовать? — спросил Райотесли.

— Делайте что задумали. Канцлер и главный прокурор подали знак палачам, вставшим по обе стороны дыбы.

Вороты стали медленно поворачиваться, и бедное обвисшее тело Анны стало растягиваться... и тут ее пронзила такая адская боль, что она закричала было о пощаде, но в эту минуту сознание ее отключилось и она погрузилась в блаженное небытие.

Но палачи не позволили ей пребывать в нем. Анне брызнули в лицо уксус, она открыла глаза, но не увидела никого; она ощущала только свое обвисшее тело и вывернутые из суставов конечности.

Райотесли сказал:

— Боль адская, я знаю. Не надо ее терпеть - просто прошепчите нам имена.

Анна попыталась отвернуться от него. Губы зашевелились, но, приблизив свое ухо к ее лицу, Райотесли с негодованием обнаружил, что она шепчет не имена, а молитвы о даровании ей мужества и силы вытерпеть боль. И в гневе он вскричал:

— Поворачивай! Поворачивай! Эта женщина глупа, так пусть же страдает из-за своей глупости. Это было только начало — пусть теперь почувствует по-настоящему, что такое дыба.

— Нет... нет... — произнесли губы Анны, — это слишком...

За секунду до этого ей казалось, что она познала боль во всей ее полноте, испытала ее во всей а: силе и остроте. Но она ошибалась. Новая боль, казалось, разрывала ее тело на части. Терзала его раскаленными шипами.

«О Боже, пошли мне смерть... пошли смерть...» — бились в ее мозгу слова.

Но палачи не позволили ей умереть. Они не давали ей насладиться и минутами забвения. Они были рядом, эти злодеи, возвращая ее из блаженной тьмы к новым мучениям.

— Имена... имена... имена, — звучало в ее ушах.

«О Боже, — молилась Анна, — я не думала об этом. Я не знала, что смогу вынести такую боль и остаться в живых. Я думала о короткой, острой боли. Смерть на костре не приносит таких мучений, как дыба».

Она слышала голос Райотесли, который, казалось, бил железным прутом по ее обнаженным нервам:

— Я добьюсь от нее имен. Добьюсь. Еще, еще, нажимайте сильнее. Уж больно вы жалостливые — нечего ее жалеть. Клянусь Богом, я выбью из нее эти имена.

Но тут вмешался сэр Энтони: — Милорды, я протестую. Леди выдержала пытку. Этого достаточно.

— Да кто вы такой, сэр, — вскричал канцлер, — чтобы указывать нам, что мы можем делать, а что — нет?

— Я — комендант Тауэра, и я один отвечаю за все, что здесь происходит. Без моего согласия эту леди больше не будут пытать.

— А кто поставил вас на этот пост? Вы забыли, кому вы обязаны своей должностью! Я доложу королю о вашем отказе повиноваться его приказам и мы посмотрим, останетесь ли вы после этого комендантом Тауэра, сэр.

Сэр Энтони побледнел. Он был напуган — канцлер и главный прокурор действовали заодно. Но переведя взгляд на полумертвую женщину на дыбе, он твердо произнес:

— Я не могу дать своего согласия на продолжение пытки.

Повернувшись к палачам, он скомандовал:

— Отпускай. Пытка закончена. Райотесли рассмеялся:

— Тогда мы сами возьмемся за это дело. Пойдем, Рич! — вскричал он и сбросил свой плащ. Будем работать вместе. Мы покажем этой леди, что происходит с теми, кто не желает нам подчиняться. А вы, комендант, еще услышите о нас. Я лично сообщу королю о вашем неповиновении.

Кневет вышел из комнаты.

Рича охватили сомнения; два палача, не осмеливаясь нарушить приказ коменданта, ждали, что будет дальше. Но Райотесли оттолкнул их, закатал рукава и, сделав знак Ричу следовать его примеру, взялся за весло.

И оба с ожесточением приступили к работе.

Анна уже не молилась и ни о чем не думала. Для нее существовала только невыносимая боль; единственным ее желанием было умереть.

Вспотев от усилий, Райотесли и Рич решили передохнуть.

— Она больше не вынесет, — сказал Рич, — не ровен час, умрет.

Рич думал вот о чем: «А Кневет в это время плывет на своей лодке в Гринвич. И что скажет король? Его величество не хотел, чтобы эта женщина умерла на дыбе; он хотел только, чтобы она назвала имя женщины, от которой он устал и захотел избавиться. Тогда ее можно было бы обвинить в ереси и казнить».

Райотесли понял, о чем он думал.

— Развяжите веревки, — сказал он. — С нее достаточно.

Палачи развязали веревки и положили изуродованное тело Анны на пол.

* * *

Кневет попросил у короля аудиенции.

— Ваше величество, я очень торопился. Я пришел, чтобы искренне извиниться перед вами, если я нарушил ваши приказы. Но я не могу поверить, что ваше всемилостивейшее величество могли отдать такие приказы.

— Какие приказы? — спросил король, и его хитрые глаза заблестели — он понял, что комендант Тауэра принес ему вести об Анне Эскью.

— Ваше величество, только что при мне пытали на дыбе Анну Эскью.

— Пытали на дыбе Анну Эскью? — спросил король без особых эмоций. Он хотел, чтобы Анна Эскью подтвердила вину королевы, но вовсе не желал, чтобы ее признание было вырвано во время пытки.