— О, Кейт! — воскликнула Анна Херберт, и они обнялись.

— И я буду достойна его, — сказала Кейт. — Я попытаюсь сделать то, чего он хотел бы от меня.

— Наши отец с матерью и мечтать не могли, что ты станешь в один прекрасный день королевой Англии.

— Но королева Англии должна быть храбрее любой другой женщины нашей страны.

— Она должна быть к тому же и мудрее.

— О, Кейт, Анна Эскью мечтает о венце мученицы, но ведь она вооружена своей верой и мужеством. Ты же знаешь, что она всегда отличалась от всех нас.

— Да, она еще девочкой отличалась от нас — всегда была такой отрешенной. О, сестра, что они с ней сделают? Они забрали ее, поскольку хотели через нее погубить меня и... мы знаем почему.

— Да, мы знаем, что они хотели бросить в Тауэр тебя. Они попытаются вынудить ее признаться, что у тебя тоже есть запрещенные книги и что ты нарушила закон короля.

— И тогда?

— А что тогда, я не знаю.

— Не знаешь? — горько рассмеялась Катарина. — Все будет зависеть от его величества. Если он захочет, чтобы меня осудили как еретичку, то меня осудят. — Смех ее стал громче. — Это просто смешно, я ничего не могу с собой поделать. Все зависит от состояния здоровья короля. Если ему плохо — я чувствую себя в безопасности. Но когда ему становится лучше... О, Анна, разве это не смешно? Я вижу, какие взгляды он бросает на моих придворных дам. Герцогиня Ричмондская очень привлекательная женщина. И герцогиня Саффолкская тоже. Но они очень разные, и он никак не может решить — которую из двух предпочесть: вдову своего сына или вдову Чарльза Брэндона. Обе они вдовы, заметила! Наверное, я пробудила в нем интерес к вдовам. Да к тому же никто, кроме них, не осмеливается смотреть на короля как на желанного мужчину. Сестра, моя жизнь висит на волоске — и кто же его держит? Его величество. И что он с нею сделает, зависит от герцогинь Ричмондской и Саффолкской... и от состояния его здоровья!

— Не надо смеяться таким жутким смехом — он меня пугает. Ты должна быть спокойной. Ты должна быть уравновешенной. Твоя судьба зависит от каждого твоего поступка, даже самого незначительного.

— О, сестра, какая судьба ждет бедную Анну Эскью?

— Они не осмелятся подвергать ее пыткам... ведь она — женщина благородного происхождения. Король этого не допустит. Королева посмотрела на сестру и снова расхохоталась, и леди Херберт с большим трудом удалось ее успокоить.


* * *

Епископ и канцлер снова гуляли в Большом парке.

— Какие новости, милорд канцлер? — спросил, Гардинер.

— Хорошие новости, милорд епископ. Я схватил тюремщика, как только он расстался с придворной дамой. В пыточной камере он признался, что одежда и еда, которую получала узница, посылалась по приказу королевы.

Гардинер кивнул:

— Это хорошая весть.

— Разве этого недостаточно? Епископ покачал головой:

— У короля опять разболелась нога. А эта женщина — очень, очень хорошая сиделка.

— Вы думаете, что он так ее любит, что не ищет себе другой жены?

— Пока король дышит, он всегда будет готов сменить жену — при условии, что предыдущая делила с ним ложе не меньше месяца.

— Милорд епископ, не далее как неделю назад он сказал мне: «Три года брака, Райотесли, и никаких признаков, что у этой женщины могут быть дети. Я не верю, что вина лежит на мне; поэтому я сделал вывод, что Бог, очевидно, не одобряет моего брака».

— Это хорошо.

— А вы видели взгляды, которые он бросает на миледи Саффолкскую?

— А вот это не очень хорошо. Она, как и королева, погрязла в ереси. Для нас больше подходит миледи Ричмондская. Чем нежнее будут к ней чувства короля, тем лучше. Все зависит от силы его чувств к ней.

— А... если он все-таки предпочтет вдову Брэндона?

— Мы не должны допустить этого. Но сначала надо избавить его от Катарины Парр.

Гардинер был мрачен.

— Мы должны действовать с предельной осторожностью. Не забывайте о докторе Лондоне, умершем от унижений, которым его подвергли.

— Я помню о нем. Но тюремщик сам сознался, что женщина приходила от королевы.

— Слово простолюдина весит немного. Мы должны помнить одно, друг мой, — эта ситуация совсем не простая. Когда в руках Кромвеля оказались доказательства неверности Анны Болейн, король уже жаждал избавиться от нее и жениться па Джейн Сеймур. Теперь же дело обстоит по-другому. Сегодня король желает избавиться от жены, а завтра он вспоминает, что она — его сиделка, и обойтись без нее он не сможет. Если мы расскажем королю о свидетельстве тюремщика в то время, когда ему нужна сиделка, то на наши беззащитные головы обрушится небо. Нет! Будем учиться на ошибках других. Вспомним о браке короля с Екатериной Ховард. Кранмер хорошо знал, как сильно любил ее король. И что он сделал? Он представил королю неоспоримые доказательства ее вины. Мы тоже должны отыскать такие доказательства. Свидетельства тюремщика низкого происхождения совершенно недостаточно.

— Вы хотите сказать, что сама эта женщина — Анна Эскью — должна дать показания против королевы?

— Да, именно это я и хочу сказать. — Но вы ведь ее знаете — она никого не выдаст. «Убейте меня, — скажет она. — Я не боюсь смерти». И, клянусь Богом, одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что она не боится.

— Она — фанатичка, ей легко говорить это, и быстро умереть — тоже. Но умирать медленной... мучительной... ужасной смертью — это совсем другое дело. На дыбе даже самые храбрые мужчины молили о пощаде.

— Но... ведь она женщина.

Тонкие губы Гардинера сложились в легкую усмешку.

— Она, дорогой канцлер, не женщина, — произнес он, — она — наш враг.

В камере Тауэра Анна Эскью каждый день ожидала казни — в том, что ее приговорят к смерти, она не сомневалась.

Она встала на колени у зарешеченного окна и молилась, потеряв счет времени. На каменных стенах ее камеры были нацарапаны имена людей, сидевших здесь до нее, слова надежды и отчаяния. Она молилась не за себя, а за тех, кто страдал здесь до нее. Она знала, что наделена мужеством, которое позволит ей без страха встретить то, что уготовила ей судьба.

Она начала молиться в полночь, а теперь за окном занималась заря. Сквозь решетки проникал утренний свет — наступал новый день, а она все еще стояла на коленях.

Прошло несколько дней после того, как ее посетила Нэн. У Анны почти не было еды, но она не ощущала потребности в пище. Временами ее ум отвлекался от молитвы, и она вспоминала свое детство в доме отца и дни, когда они с сестрой бродили по саду и были счастливы вместе.

Анна всегда была очень серьезной и любила книги сильнее, чем игры. Ее старшая сестра смеялась над ней, и бывали мгновения, когда Анна ей завидовала. Она была как все люди, ее старшая сестра, — любила вкусно поесть и красиво одеться. Она говорила ей:

— Какая ты странная, Анна. Иногда мне кажется, что мою настоящую сестру похитили эльфы, а взамен оставили тебя. Ты похожа на ребенка из сказки — у тебя в глазах горит такой огонь, что я думаю, будто твоим отцом был какой-нибудь святой.

Порой Анне казалось, что она возвратилась в те дни, когда ее сестра была невестой мистера Кайма. Она слышала болтовню сестры:

— Он очень богат, Анна. Говорят, он самый богатый человек в Линкольншире, и мне он по нраву.

— Как ты можешь так легко относиться к своему замужеству? — содрогаясь, спрашивала Анна. — Хорошо, что это тебя, а не меня выдают за мистера Кайма. Я пойду в монастырь. Я мечтаю о тихой, спокойной жизни, которая позволит мне изучить творения Мартина Лютера.

Она снова пережила в своей душе те трагические дни, когда умерла ее сестра. Смерть всегда была рядом. Она налетала всегда неожиданно, и никто не мог сказать наверняка, откуда будет нанесен удар.

— Сестра твоя умерла, — сказал Анне отец, — и замуж за мистера Кайма выйдешь ты.

Она видела его как живого — мистера Уильяма Кайма, молодого и горячего человека, которому нужна была жена. Он с радостью согласился жениться на младшей сестре. Напрасно она молилась и умоляла отца не выдавать ее замуж.

— Первый долг дочери — повиновение, так сказано в Писании, — было отвечено ей.

Так сказано в Писании. И Анна перестала сопротивляться судьбе.

А потом приходило самое ужасное воспоминание — теплые, жадные руки мистера Кайма, от которых ее бросало в дрожь, и ее собственная покорность на брачном ложе.

Сначала он был добр.

— Мое бедное милое дитя, ты не понимаешь. Ты так молода... так невинна. Не бойся меня.

Она лежала, содрогаясь, и терпела эту пытку, как позже вытерпит все другие.

Наконец она наотрез отказалась спать с мистером Каймом, но он не хотел и слышать об этом. Он был в ярости.

— Это против природы! — кричал он ей.

— Оставь меня в покое, — умоляла Анна. — Разведись со мной... делай что хочешь, но не заставляй меня заниматься тем, что мне противно.

Анна прекрасно понимала, что он вел себя не грубее любого другого мужчины, оказавшегося бы на его месте.

— Я не отпущу тебя, — бушевал он, — ты моя жена и будешь ею всегда!

Временами, когда она просыпалась, эти слова звучали в ее ушах, тогда она радовалась, что очутилась в этой ледяной камере и избавилась от притязаний мужа, которые казались ей унизительными и отвратительными.

— Я сделаю из тебя нормальную женщину, — говорил ей муж, но, когда обнаружил, какие книги она читает, отказался от своих планов. — Это еще что такое? — спросил он, — ты что, протестантка?

— Я верю в то, чему учил Мартин Лютер.

— Ты хочешь, чтобы король бросил нас в тюрьму?

— Лучше быть пленницей короля, чем твоей похоти.

— Ты — сумасшедшая. Ты больше не будешь ничего читать и писать.