Только теперь Катарина поняла, почему все эти педели придворные бросали на нее такие многозначительные взгляды. Другие давно уже поняли то, чего она не хотела замечать. Однако даже сейчас она не могла в это поверить и лихорадочно принялась искать средства спасения.

— Я недостойна... — запинаясь, произнесла она. Взгляд Генриха тут же стал жестким.

— Королю лучше знать, кто из его подданных достоин, кто нет.

Катарина по-настоящему испугалась. Король, привыкший разговаривать с министрами своего правительства и послами других стран, знал, как надо сказать, чтобы до человека дошел смысл его слов. Он имел в виду, что не ей решать, будет ли она его женой или нет. Право выбора принадлежало ему.

— Я ведь был снисходителен к вам и вашим мужьям, разве не так?

— Ваше величество — великий и добрый король для всех своих подданных.

Он кивнул, улыбаясь. — Это так. Но для некоторых подданных он временами был чересчур милостивым.

— Я — всего лишь глупая женщина, сир.

— Ты очень красивая, Кейт, оставайся такой и впредь, — это все, что твой король у тебя просит.

Она смогла только нервно повторить:

— Ваше величество слишком добры ко мне.

— И разве я не сказал, что готов быть еще добрее? Латимер ведь предал своего короля.

— О нет, сир... он никогда не предавал вас. Король поднял палку и стукнул ею об пол. Катарина, вздрогнув, отпрянула от него.

— Я не люблю возражений, — прорычал король. — Ваш муж был изменником. А почему я не заковал его в цепи? Вы знаете? — Он рассмеялся, и она почувствовала, что он снова стал снисходительным к пей, а это беспокоило ее гораздо больше, чем его гнев. — Нет, ты не знаешь, Кейт. Ты слишком скромна, чтобы знать причину этого... Латимер заслужил, чтобы его отправили на плаху, но я простил его. И почему, как ты думаешь? — Он хлопнул себя по здоровому бедру. — Потому что мне нравилась его жена. Вот тебе и ответ. Клянусь Богом, это ответ. Я сказал себе: «Жена Латимера... она хорошая жена для Латимера. Пусть бы таких жен было побольше в моем королевстве!» Вот что я сказал себе, Кейт. Ну, пододвинься. Посмотри же на своего короля. Не бойся меня. Посмотри же на своего короля.

Она подчинилась и посмотрела ему в лицо, отметив про себя злой маленький рот, мешковатые щеки, которые когда-то были румяными, а теперь стали багровыми; увидела вздувшиеся на висках вены и глаза, в которых сквозила проницательность и нежелание смотреть правде в глаза. Она прочитала на этом лице смесь чувственности и строгости; она разглядела лицемерие и стремление воспринимать себя только таким, каким ему хотелось себя видеть. Здесь, на этом лице, отражались свойства, лежавшие в самой основе его натуры и сделавшие его тем, кем он был — человеком, способным послать тысячи людей на смерть, убийцей, считавшим себя святым. И она пришла в ужас, ибо прекрасно понимала, что он приглашал ее занять место, от которого было совсем недалеко до эшафота. Впрочем, разве он ее приглашал? Если бы это было так! Он повелевал.

— Ну вот, — продолжал король. — Теперь ты видишь, что я говорю искренне. Не бойся, Кейт. Не отодвигайся от меня. «Пусть бы, — сказал я, — таких женщин в нашем королевстве было побольше. И пусть бы Бог наградил меня такой женой, как у Латимера». О, Кейт, ведь ты была женой другого. — Он понизил голос до шепота, и его маленький рот сделался еще меньше, еще напряженнее, еще суровее. — И хотя я король этой страны и могу сорвать любой цветок, какой захочу, я сказал себе: чужая жена — это чужая жена. — Жесткая линия королевского рта смягчилась; проницательные глаза медленно прошлись по ее телу — от выреза бархатного платья до самых ног. Моралист уступил место похотливому мужчине. — Ну что ж, Кейт, Латимер теперь мертв.

— Ваше величество, он умер совсем недавно.

— Достаточно давно, чтобы такая женщина, как ты, перестала его оплакивать. Ты слишком хороша, чтобы тратить на это свои лучшие годы. Время не ждет, Кейт. Разве ты успеешь родить своему мужу пятерых сыновей, которых он от тебя ждет, если будешь проводить ночи, оплакивая мертвого мужа, которого уже не вернуть?

«О Боже, помоги мне! — взмолилась про себя Кейт. — Он заговорил о сыновьях! Так, наверное, он говорил и с королевой Екатериной, и с Анной Болейн, и с Джейн Сеймур. И со всеми его ждали неудачи. Две девочки и один болезненный мальчик — вот все, что ему досталось, несмотря на все его усилия».

И с ней начинается та же история.

«Сын! Сын! Мне нужен сын. И если ты не сможешь родить мне сына, то всегда найдется топор или меч, чтобы избавиться от тебя и освободить место для той, которая подарит мне сыновей».

— Ты растерялась, — услышала она мягкий голос короля. — Честь слишком велика для тебя. Ты чересчур скромна, Кейт.

— Милорд... милорд... — в отчаянии начала она. — Я не понимаю...

— Ты совсем себя не ценишь, дорогая. Ты была женой двух стариков — да, они имели некоторое положение, но всячески демонстрировали тебе, что ты им не ровня.

Она с тоской подумала о них. Добрый лорд Боро, мягкий лорд Латимер. Они были стары, но никогда не смотрели на нее так, как сейчас смотрел король; они не вызывали у нее острого, до тошноты, отвращения. А она так мечтала снова выйти замуж — за человека, которого любила! Катарина не осмеливалась даже думать о нем сейчас — она боялась, что не удержится и крикнет королю: «Я люблю Томаса Сеймура!»

Король умел быть таким коварным, таким жестоким. И стоит ей только произнести эти слова, как не только она, но и Томас немедленно окажутся в Тауэре. Ведь женщине, которую выбрал себе в жены король, очень легко стать изменницей.

— Ты слишком скромна, — шептал король, — и не осмеливаешься принять присужденный тебе приз. Не пугайся, Кейт. Послушай, что твой господин, твой король, говорит тебе. Я уже давно распростился со своей юностью. О, юность! Знаешь ли ты, Кейт, что молодым человеком я мог проохотиться весь день напролет, загнать шесть лошадей и остаться таким же свежим, как и утром? Но потом, после этого проклятого падения, на моей ноге появились язвы... и, хотя я применял все известные в христианском мире способы лечения, ничто мне не помогло. Я был тогда королем среди людей, Кейт. И если бы Бог не избрал меня на царство, то они сами указали бы на меня и сказали: «Вот идет король!»

— Я в этом не сомневаюсь, милорд.

— Ты в этом не сомневаешься! Ты не сомневаешься! Это хорошо, Кейт. Но если бы ты знала, как сильно страдал твой суверен, то поспешила бы утешить его...

— Я не осмеливалась и предположить...

— Я даю тебе на это мое разрешение. Подумай о больной ноге короля, Кейт, и поплачь о нем.

— Плакать о вашем величестве — о славном и целиком короле?!

— Фу ты! Ты думаешь о правителе государства, а король ведь не только король, но и человек. Ты знаешь, что я был женат на вдове моего брата. Двадцать лет, Кейт, целых двадцать лет я жил в браке, который и браком-то не был. Двадцать лет я жил в грехе... с вдовой моего родного брата, хотя это был и непреднамеренный грех. Меня обманули, обвели вокруг пальца. А Англия в результате этого осталась без наследника. Ты ведь знаешь эту историю, Кейт.

— Да, я знаю о беде вашего величества.

Генрих кивнул. Вспомнив прошлое, он впал в сентиментальное настроение, в котором начинал жалеть себя. Он вытащил кружевной платок и вытер слезы, показавшиеся на глазах. Он всегда плакал, вспоминая о несправедливостях, причиненных ему его прежними женами. — Для некоторых мужчин это было бы проще простого, — сказал он. — Я был счастлив в браке. У меня была дочь. Достаточно того, что я подарил Англии будущую королеву, хотя мне было отказано в сыне. Но потом, Кейт, я понял. Моя совесть, моя недремлющая совесть сказала мне, что я больше не могу подвергать опасности Англию, продолжая жить в браке, который был незаконным. Незаконным, Кейт! Понимаешь ли ты, что это значит? Король Англии жил во грехе с вдовой своего родного брата. Так что нечего удивляться, что Бог не дал нам сына! Я боролся с собой, и моя совесть подсказала, что я должен покончить с этим браком и взять себе новую жену.

Генрих встал; казалось, он совсем позабыл о трепещущей от страха женщине, которая тоже сразу же поднялась, ибо она не могла сидеть, когда стоял король. Катарина поняла, что он рассказывает это совсем не для нее. Король перешел на крик, и кулаки его сжались.

— И я взял себе в жены чернобровую ведьму! Она околдовала меня. Она могла бы отравить мою дочь, леди Марию. Мой сын, Ричмонд, умер вскоре после того, как она положила свою подлую голову на плаху... он умирал долго и мучительно. Все это было результатом чар, которые она навела на меня. Дьявол сделал ее прекрасной. Я был пойман в ловушку, пойман с помощью колдовства. Ее надо было сжечь на костре. — Он заговорил более мягким тоном. — Но я всегда был милостив к тем, кто доставлял мне удовольствие... а она доставила мне его... разок.

В комнате наступила тишина, нарушавшаяся лишь шелестом шелковых занавесей на сквозняке. Лицо короля стало серым, и он посмотрел на них, словно заметил кого-то.

Неожиданно он обернулся и увидел, что рядом с ним стоит Катарина. Похоже, он совсем забыл о ее присутствии — на его лице мелькнуло удивление.

— Ах да, — вздохнул он. — Кейт... Кейт... Садись, Кейт.

— Ваше величество, — произнесла она, — были ужасно несчастливы в браке.

— Да! — Теперь его голос звучал мягко, и в нем снова послышалась жалость, которую он испытывал к себе. — Ужасно несчастлив. Но у меня была Джейн... бедная, нежная Джейн, которую я искрение любил. Она родила мне сына, а сама умерла. Это был самый жестокий удар из всех!

Катарина снова начала истово молиться про себя: «Боже, спаси меня. Спаси меня от этого человека. Спаси меня от короля».

Она знала о нем гораздо больше, чем он думал. В своем поместье она слыхала, как он воспринял несть о смерти Джейн Сеймур. Он без всяких околичностей заявил своим министрам, что смерть жены его совсем не трогает, ибо он счастлив, что наконец-то получил долгожданного сына.