Не думаю, что могу сказать это.

— Со мной просто много что происходит, — говорю я. — Но мне действительно нужно поговорить с тобой. Можно мне зайти?

Он снова смотрит на меня своим тяжёлым взглядом, и внезапно я понимаю. Он смущён. Он не хочет видеть меня в своём доме.

Незнакомец внутри заходится в том же грохочущем кашле, и я заставляю себя не вздрогнуть.

— Ладно, я поняла, — говорю я. — Думаю, на самом деле ты не хочешь, чтобы я увидела твоё личное пространство, но мне наплевать. Если ты не проводишь ритуалы с принесением в жертву козы в гостиной или чего-то подобного, то всё круто, ладно?

Он не отвечает, просто отводит глаза в сторону. Тяжело не пялиться на него, даже сейчас. Тяжело представлять кого-то, выглядящего настолько хорошо и живущего в таком уродливом месте.

— Мне некуда больше пойти, — понижаю голос. — Не с этим.

На секунду становится абсолютно тихо. Затем он открывает дверь шире, и я, стараясь стереть удивление с лица, следую за ним внутрь.

Здесь не грязно. Я имею в виду, это не вылизанные дочиста полы, но в маленьком углу за дверью не валяются груды грязных тарелок, и стол на кухне, кажется, недавно протирали. Хотя здесь довольно мало места. Только маленькая кухонька и обеденный уголок, и несколько ступенек напротив двери, которые, скорей всего, ведут в ванную. И другая комната, которую я не могу разглядеть, позади. Оттуда просачивается голубой свет. Телевизор, наверное. Я снова слышу кашель, доносящийся из невидимой комнаты. В моём представлении это тот тип звука, который называют «предсмертный хрип».

Адам стоит прямо передо мной на пути к лестнице. Мы так близко, что я чувствую, как он пахнет. Ещё шесть дюймов, и у нас будет полноценное соприкосновение телами. Я одновременно чувствую жар и холод, а затем он внезапно останавливается, с одной ногой на ступеньке.

Смотрит вниз на меня, его глаза мерцают. Как будто он осмелится мне что-то сказать. Да он скорей в штаны наложит. Ему придётся долго стоять вот так, если он думает, что немножко противный кашель заставит меня испуганно свалить отсюда. Я не уверена, что даже армия тараканов, поющих оперу, заставила бы меня передумать. И я на грани потери терпения.

— Адам? — зовёт кто-то.

Женщина. Я бы предположила, что бабушка, судя по голосу. Однако шеренга бутылок из-под вина, которую я видела позади кухонного стола, говорит мне, что она не из тех, кто печёт печенье и откладывает деньги на обучение в колледже.

— Адам!

— Я здесь! — кричит он в ответ, а затем выгибает бровь, смотря на меня.

— Мне нужно выпить, — говорит она, нечётко выговаривая каждое слово.

Выражение его лица становится ещё более темным, когда он улыбается мне.

— Ты не хочешь тоже пропустить стаканчик, Хлоя?

Тест. Я вижу этот полустёб в его глазах. Он проверяет меня. Я бы поспорила на тысячу баксов прямо сейчас, что он никогда даже не прикасался к этим бутылкам. Отвращение в его глазах слишком очевидно.

Внутри гостиной женщина начинает храпеть.

Я устремляюсь вперед, сокращая дистанцию между нами, чтобы взять его за руку.

— Спасибо, что позволил мне войти.

Я просто хотела успокоить его, но что-то серьёзное проступает на его лице, что-то, что заставляет мое сердце пропустить три удара. Проходит целая вечность, прежде чем он переплетает свои пальцы с моими и подталкивает меня вверх на лестницу.

Я вхожу в классную комнату и осматриваюсь. Она только на половину заполнена, нас приблизительно двенадцать. Кэлли поднимает взгляд от своего телефона, приветственно кивая, Келли и Сет кивают из-за своих парт. Адам тоже смотрит вверх, но улыбка на его губах не отражается в глазах. Я чувствую руку — руку Блейка, — на своей пояснице. Мы проходим на наши места, и в тот момент я ощущаю что-то ещё. Глаза Адама прожигают меня всё время, пока мы идём.

Он отпускает мою руку, как только мы поднимаемся наверх. Я осматриваюсь в узкой прихожей, а затем следую за ним через открытую дверь спальни. Моргаю над внезапной яркостью и чувствую, как будто ступила на другую планету.

Я никогда не думала о комнате Адама раньше, но если бы пришлось, я бы предположила дет-металл плакаты и одежду, разбросанную по всему полу. Возможно, украденный уличный знак, пришпиленный к стене рядом с анархистскими плакатами.

Но эта комната настолько чистая, что, кажется, вышла из ситкомов. Нет, скорее из одного из тех криминальных сериалов, где у убийц оказываются тщательно ухоженные дома.

Как будто все серийные убийцы делятся правилом о вычищенной раковине и спальне, в которой на полу никогда не валяются вчерашние грязные носки. Комната Адама выглядит нарочито Спартанской.

Кровать аккуратно застелена. Две книжные полки над ней заполнены книгами различных жанров, и я говорю не о комиксах про Людей-X. Толстой, Ницше. Серьёзная литература. Литература, которую я прочту только в том случае, если к моему виску приставят дуло пистолета.

Крошечный стол возле окна, на котором стоит компьютер, настолько старый, что я ловлю себя на поиске отверстия для дискеты. Огромный квадратный монитор из тех, что остались от компьютерной эры далёкого прошлого. Однако я могла бы есть с клавиатуры. Она практически блестит. Я думаю о своём грязном ноутбуке, издающем различные звенящие, свистящие и дребезжащие звуки.

Оборачиваюсь, готовая дать комментарий о том, насколько здесь чисто, и вот тогда вижу заднюю стену. Стену, сверху донизу покрытую фотографиями, в основном чёрно-белыми, но встречаются и несколько цветных.

Я взираю на плотно наклеенный коллаж, фото мостов и небоскрёбов, и того самого знаменитого оперного дома в Австралии. Здесь также есть кадры из кино. Лепнина на потолке. Угол веранды. Так много всего, что я могла бы провести целый день, рассматривая всё это.

Адам, должно быть, заметил, как я глазею, потому что он садится на стул возле компьютера и пожимает плечами.

— Мне нравится архитектура.

— Мягко сказано, — медленно выдыхаю я, когда замечаю ещё одну узкую полку, заполненную книгами по этому предмету. Гладкий чёрно-серый небоскрёб, сделанный из Lego, примостился сверху. — Это ты сделал?

Он кивает, выглядя обеспокоенно.

— В третьем классе.

— Ты сделал это в третьем классе?

В третьем классе я, скорее всего, ела макароны.

Перевожу дыхание и поворачиваюсь к нему лицом. На столе за ним я вижу стопку конвертов, как и у меня. Даже отсюда видно, что один из Йеля.

Заметив, куда я смотрю, Адам переворачивает стул и ставит его перед стопкой.

— Что тебе нужно, Хло?

— Ладно, приготовься, потому что я знаю, как это может прозвучать. — Вытираю ладони о джинсы и делаю вдох. — Я думаю, вся моя потеря памяти связана с учебной группой по подготовке к Академическому тесту.

Адам резко поднимает голову.

— Группа по подготовке к Академическому тесту? — спрашивает он глухим голосом. — Которая закончилась несколько месяцев назад.

— Да, я знаю, но есть нечто странное. Я имею в виду, ты знаешь, у скольких из нас была успеваемость больше двух тысяч баллов?

Адам пожимает плечами, как будто мысль об этом не кажется ему удивительной. Но так и есть. Абсолютно удивительно.

— Послушай, мы не такие гении, как ты, — говорю я, показывая рукой вокруг комнаты. — Я не знаю, чем занималась эта группа, но я не настолько умная.

— Нет, ты умная, Хлоя. Ты такая же умная, как и любой другой из списка декана. Мы уже это обсуждали.

Разве? Боже, хотела бы я помнить об этом, потому что взгляд, которым он на меня смотрит, почти заставляет меня поверить, что это правда.

— Я знаю, что я не глупая. Но я не лучшая студентка. Я отставала в течение трёх лет, Адам. Не думаю, что даже три месяца дополнительных занятий с профессором Гарварда позволили бы мне набрать такие баллы, которые я получила.

— В этом году ты набрала 3,9 ГПА1.

Да? Ладно, сейчас это неважно. Я качаю головой, подходя ближе к нему.

— Слушай, если баллы не кажутся тебе странными, что по поводу доктора Киркпатрик?

— А что с ней? — спрашивает он, хмуро глядя на меня.

Возможно, я подобралась слишком близко. Я отхожу назад, внезапно почувствовав неловкость. Это как… не знаю. Всё, что я знаю — неправильно. Внезапно Адам начинает нервничать, перекладывает бумаги и проверяет свой телефон.

— Она контролировала нашу группу, — говорю я.

Он смотрит в окно, а затем снова на свой телефон, как будто у него абсолютно нет идей на этот счёт. Что за чёрт?

— Разве это совсем не кажется тебе странным? — спрашиваю я, надеясь получить хоть какую-то реакцию.

— Она была там, чтобы помогать нам техникой релаксации. Ослабление тревоги перед тестированием или что-то вроде. Я не думаю, что это странно.

Как только он произносит это, у меня случается проблеск памяти.

Доктор Киркпатрик во главе урока, спокойная и сосредоточенная. Она говорит нам глубоко дышать. Я закрываю глаза, повинуясь.

Здесь и сейчас Адам смотрит на меня с каменным выражением лица. Разве можно его винить? Заявляюсь с какой-то странной теорией, которую даже не могу подкрепить доказательствами. Я выгляжу, как законченный псих.

— Забудь, — говорю я. — Мне не надо было приходить сюда.

Я делаю шаг к двери, и челюсть Адама дергается. Почему я думала, что могу ему доверять? Из-за того, что питаю к нему нечто вроде гормональной озабоченности?

Чувствую себя полной дурой.

— Прости, что побеспокоила тебя, — говорю я, подходя к двери. В тот момент, когда мои пальцы сжимают дверную ручку, Адам встаёт со стула и двигается ко мне.

В его комнате примерно столько же квадратных метров, сколько в почтовой марке, поэтому, когда он встает передо мной, у меня не остаётся других путей, кроме как в его ванную или через открытую дверь. Поэтому я стою и жду, заставляя себя смотреть ему в глаза, потому что мы находимся настолько близко.