Кевин Милн - Шесть камешков на счастье

Пока я стою в маленьком подсобном помещении, еле освещенном светом единственной лампочки, в объятиях сына, его друга и мужчины, которого я практически не знаю, в моей голове прокручиваются события сегодняшнего дня. Нет, этот день не должен был закончиться так. Мы с Нэйтаном должны были встретиться перед игрой. Мы бы съели по хот-догу и выпили по бутылочке содовой, пока наш сын играет в футбол, – он ведь так это любит. Его команда выиграла бы, и после матча мы бы отправились куда-нибудь это отметить. Нэйтан рассмешил бы меня парочкой забавных историй, а я ему бы поведала, как трепетно выбирала каллы для Лилли. А он рассказал бы мне, что хорошего сделал за этот день и сколько камешков переложил из кармана в карман. Потом мы бы вернулись домой, провели время с детьми, и он бы поцеловал меня на ночь.

И все в мире было бы так, как положено.

Но все не так. И, боюсь, ничто уже никогда не исправится.

От стука в дверь я подпрыгиваю в кресле. Сажусь прямо и натягиваю улыбку, надеясь, что тот, кто сейчас войдет, поверит в мою игру.

Моя улыбка совершенно не выглядит натурально. Мне даже… как-то неловко, что я улыбаюсь.

Я знаю – не нужно было писать то письмо Нэйтану. Но я написала, и мне необходимо знать его ответ. Очень сложно планировать поездку на двоих, когда не уверен, поедете ли вы оба.

Дверь открывается, и в проеме оказывается девушка с темными волосами, уложенными в прическу «боб»:

– Профессор Цукерман?

– Да, – холодно отвечаю я. – Чем могу быть полезна?

– Здравствуйте. Меня зовут Эми, я новый администратор. Я решила принести почту сама, чтобы со всеми познакомиться, – лопочет брюнетка.

Она пересекает помещение, протягивает мне стопку журналов, на которые я зачем-то подписалась от университета, и говорит:

– Если вам что-нибудь понадобится, просто позвоните. Я сижу на том же месте, где сидела Синди. Номер тот же, ну и все прочее.

– Спасибо, Эми. Все поняла. Приятно с вами познакомиться, – вежливо отвечаю я.

Как часто меняется мелкий административный персонал! Калейдоскоп какой-то! Но я привыкла. В большинстве своем на такую работу устраиваются старшекурсники, которые хотят наладить деловые контакты в той области, в которой пишут диплом. В результате обе стороны в выигрыше: студенты получают небольшой оклад и необходимый опыт, а мы узнаём их получше, чтобы потом предложить программы для молодых специалистов.

Как только за Эми захлопывается дверь, я снова устремляю взгляд на свой рабочий телефон. Я и так уже слишком много времени убила в раздумьях, стоит ли ему позвонить. «Прекрати это ребячество!» – говорю я себе и набираю номер его мобильного.

Он не отвечает, и включается голосовая почта. Я дожидаюсь гудка и выпаливаю:

– Привет, Нэйтан. Это Мэдди, я по поводу моего предложения. Обещаю, если ты съездишь со мной на неделю в Калифорнию, с тайнами будет покончено. Разве ты не этого хочешь? Это очень важно, поэтому перезвони мне, пожалуйста. Я позвоню тебе на работу. Люблю.

Нэйтан предупреждал меня, что будет лучше, если я не стану звонить ему на работу – и уж тем более домой, – но я правда должна с ним поговорить. Вот уже три дня прошло с тех пор, как я отправила ему письмо, и мне необходимо знать ответ.

Я делаю быстрый вдох и набираю другой номер.

Долгие гудки, потом женский голос:

– Здравствуйте. Вы позвонили в «Уитейкер, Стин и Брэннерман». Чем могу помочь?

– Я хотела бы поговорить с мистером Стином, – нетерпеливо говорю я.

Повисает пауза. Слишком длинная какая-то пауза Затем женщина отвечает:

– Боюсь, это невозможно.

– Он, наверное, сегодня не работает, да? – Я не скрываю разочарования.

– А вы… его клиентка? – Голос женщины слегка дрожит. Сказать, что я клиентка? Вот уж нет, еще станет копаться в бумагах и искать мою фамилию…

– Нет, просто подруга, – говорю я тихо.

Наверное, я очень сильно преуменьшаю действительность, но в каком-то смысле это правда.

– Ну… – продолжает женщина нерешительно, – на меня возложили печальную обязанность сообщать всем, кто хочет связаться с мистером Стином, что он… В общем, он умер.

Она только что сказала то, о чем я подумала?

– Вы… серьезно? – Я ошарашена.

– Да, мэм. Ужасно. Мы тяжело переживаем эту потерю, – говорит женщина и прерывается, словно ждет, что теперь я что-то скажу. Но я просто не знаю, что сказать, и поэтому она продолжает:

– Вы говорите, что мистер Стин ваш друг. Но если так случилось, что он помогал вам с каким-либо делом, его партнеры будут рады закончить работу. Все деньги, которые они заработают на делах мистера Стина, будут выплачены его семье.

– Вы точно меня не разыгрываете? – спрашиваю я в совершеннейшем отупении.

– Нет, мэм. Думаю, за подобные розыгрыши меня бы давно уволили. – По голосу слышно, что моя невидимая собеседница грустно улыбается.

То есть Нэйтан… погиб? На меня накатывает тошнота.

– Могу ли я еще чем-нибудь вам помочь? – спрашивает секретарь.

– Нет, – шепотом отвечаю я, – спасибо большое.

Вешаю трубку и несколько минут буравлю взглядом стену, пытаясь переварить то, что мне сказали.

– Что ж, – бормочу, – полагаю, вопрос решен. Нэйтан не полетит со мной в Калифорнию…

Волна чувств с головой накрывает меня…

Ничто не вечно в этом мире.

Эти слова я впервые услышал от своего отца, когда мне было шесть лет. Тогда умерла моя аквариумная рыбка по имени Клоун. Но одно дело, когда у маленького мальчика умирает его питомец-гуппи за десять центов. И совсем другое – когда взрослый сын теряет замечательного отца, погибшего в расцвете сил. После папиной смерти могу сказать: эту фразу я ненавижу. Потому что все еще помню ее. Ненавижу, потому что оборвавшаяся так внезапно жизнь моего отца подтверждает ее истинность.

За последние пару дней с момента аварии у меня сложилось впечатление, что вся наша семья умерла вместе с папой. Мне кажется, мы угодили в ад, – я больше не в силах был слышать мамины рыдания. Дом опустел, а мы впали в ступор.

К нам приходят люди, говорят, каким прекрасным человеком был наш отец, пытаются нас утешить – дескать, он прожил жизнь с достоинством и помог стольким страждущим, что имя его никогда не будет забыто. И они, как мне кажется, правы. Но в то же время от осознания того, какую жизнь он прожил, и того, каким прекрасным человеком он был, нам всем только больнее.

Утро в понедельник начинается со звонка из больницы: нас просят забрать личные вещи отца.

– Да не нужна мне его одежда! – слышу я мамин крик в телефонную трубку. – А разве у него было что-то еще? Приготовьте камни из его карманов и бумажник. Остальное можете выкинуть.

Мамино эмоциональное состояние, кажется, с каждым днем становится хуже. Вести машину она не может, и я вызываюсь отвезти их с Элис в больницу. Как я и думал, с папиными камнями она обращается так, словно это бриллианты в тысячу каратов. Закрывает глаза и сжимает их в кулаке, но чувствует камни скорее душой, чем пальцами. А потом съеживается, начинает всхлипывать, затем плакать и снова рыдать – все эти метаморфозы происходят с ней в течение нескольких секунд. Два медбрата рядом делают вид, что не замечают ее истерического припадка. Мы с Элис обнимаем ее за плечи.

Как только она чуть-чуть успокаивается, сразу же говорит, что нужно принести цветы тому, кому папа пытался помочь на шоссе. Сейчас этот человек в реанимации и ждет пересадку сердца. Нам сказали, что его зовут Хесус Рамирес.

Надо же. Папа практически помог Иисусу[3].

Когда мы заходим в палату, вся семья Рамиреса встречает нас у его койки. Я почти никого не запомнил по именам из этих восьми человек. Среди них и мальчик, который был в машине, когда с папой случилось несчастье. Жена Хесуса, Мария, единственная из всех более-менее сносно говорит по-английски, поэтому берет на себя обязанности парламентера.

– Мой муж быть грустным, что ваш муж погибнуть, – говорит она. И кивком указывает в сторону сидящих у койки ее мужа родственников: – Мы все быть очень грустными.

Мама тоже кивает и изображает улыбку. Затем протягивает свой фирменный букет со словами:

– Передайте мужу – пусть его сердце побыстрее пройдет.

Мария переводит Хесусу слова мамы, а потом отвечает:

– Мой муж говорить, что он надеяться, что боль в ваше сердце тоже быстро пройдет.

Она проводит кистью руки по груди, как бы показывая, что имеет в виду.

И тут Элис, которая с самого вечера в пятницу не сказала почти ни слова, вдруг начинает расспрашивать Марию об аварии. Я рад, что у нее хватило смелости: те сводки, которые предоставили сотрудники больницы, язык не поворачивается назвать исчерпывающими.

С минуту-две Мария и Хесус что-то бурно обсуждают на испанском, затем Мария снова оборачивается к нам:

– Хорошо, я говорить. Мой муж и мой сын Пауль – он быть восемь лет. Они ехали, и у Хесуса вдруг болеть сердце. Он сказать, болеть так сильно, что он бояться, как бы не попасть в авария. Они останавливаться и ждать, что сердце пройти. Но боль все сильнее, и Хесус не иметь сил ехать. Опасность. Мой муж бояться умереть прямо там, в машина. Но тут мистер Нэйтан, он ехать за ним следом и остановиться и прийти на помощь. У Хесус не иметь с собой телефона, но мистер Нэйтан – у него быть, и он вызывать «Скорую».

Мария делает паузу и спрашивает о чем-то своих мужа и сына по-испански. Они быстро отвечают, и она продолжает рассказывать. Только теперь намного тише и медленнее:

– Быть дождь. В октябре обычно не бывать так много дождь. Когда мистер Нэйтан вызвать «Скорую», другая машина занести на скользкой дороге. Она врезаться в наш минивэн, и мы врезаться в стенку. Ваш папа… Ваш муж… Его зажать между машина и стена. Он не мочь спрятаться.

В палате наступает гробовая тишина.