Кевин Милн - Шесть камешков на счастье

Кристи Лав Баркер

28 октября

Знаю, я уже писала сюда пару дней назад, но я продолжаю читать истории всех тех, кого тронула доброта Нэйтана, и очень хочется рассказать еще об одном его поступке… Печально, но я сейчас как раз развожусь, и развод проходит не слишком гладко. Несколько недель назад выдался особенно трудный день. Так вот, с утра один мой друг привез мое любимое домашнее печенье. Потом кто-то еще привез целый мешок свежих овощей и зелени. И наконец поздно вечером приехали Нэйтан и его жена Хэлли. Они привезли потрясающий букет цветов, в котором была одна из самых трогательных записок, что я когда-либо читала. Удивительно, как много людей проявили тогда заботу обо мне! Нэйтан и Хэлли – прекрасные люди, но кроме них есть еще очень много настолько же отзывчивых и добрых. Так что, хотя Нэйтана больше нет, я знаю: любовь и забота останутся навсегда. Я, например, надеюсь следовать их примеру и совершать столько хороших поступков, сколько смогу.

Я знаю: то, что я только что сказала, – правда, но никогда раньше я не говорила об этом такими словами. Шлифовка человеческих качеств… Взгляд Хэлли подсказывает мне, что я права.

Изумление на лицах Тима и Колин не исчезает. Что думает Рэнди, я не могу понять – его лицо не выражает эмоций. К тому же я боюсь смотреть на него – чтобы не увидеть в его глазах неприязнь.

– Не понимаю… – признается Тим. – Зачем же ему нужны были камни?..

– Он, как и вы, их любил, и ему, конечно же, было интересно посмотреть, сколько месяцев, лет или десятилетий потребуется, чтобы отшлифовать их подобным образом. Но в данном случае камешки ему нужны были просто для счета! Эдакие импровизированные счеты.

– А что он считал? – недоумевает Колин.

Я смотрю на Хэлли. Та отвечает:

– Хорошие поступки.

Я киваю:

– Да. Камешки были нужны ему для подтверждения, что в день он совершил по крайней мере семь хороших поступков по отношению к людям.

– Верно, – включается Тай, – папа каждое утро проверял камешки в левом кармане брюк. Совершая добрый поступок, даже если он был совсем пустяковым, папа брал один камешек и перекладывал в правый карман. Если правый карман заполнялся, камни перекладывались снова в левый. И в конце дня перед ним был такой вот отчет…

– А что толкнуло его на эту затею с камнями? – задумчиво спросил Тим. – Это как-то связано с моими занятиями в воскресной школе, когда я говорил про шлифовку камней?

– Уверена, и это сыграло роль, – говорю я. – Но началось все из-за… в общем, из-за меня.

– А мне, – запальчиво говорит Хэлли, – Нэйтан объяснил, что просто устал видеть, как в его школе издеваются над одноклассниками, и потому…

– Это правда, – поспешила я подтвердить. – Но тем человеком, которому, как он считал – во всяком случае, первое время, – больше всего нужна была помощь, стала я.

– Над вами что, издевались? – взволнованно спрашивает Элис. Я киваю, но не успеваю перевести дух, как Рэнди быстро выпрямляется в кресле:

– Так это из-за этого, что ли, он вдруг стал так близко с тобой общаться?

Я киваю, на мгновение встречаясь взглядом с двухметровым красавцем Рэнди. Забавно – прошло столько лет, но, хотя он совершенно лысый, он по-прежнему заводит меня. Приходится побыстрей отвернуться, чтобы Рэнди не успел ухватить мои мысли.

– Он прочел стихотворение, которое я написала, – продолжаю я громко. – И которое хотела сохранить в тайне. Там говорилось обо всех моих проблемах. Думаю, он чувствовал себя немного виноватым за то, как себя до этого вел со мной, и, пытаясь загладить вину, решил сделать так, чтобы в школе ко мне начали относиться нормально. Пару недель Нэйтан был ко мне невероятно добр. Но в конце концов он понял, что есть и другие, кому приходится нелегко. Испугавшись, что без ежедневного напоминания он про них забудет и они будут чувствовать себя такими же одинокими и ничтожными, какой тогда была я, он и положил в карман эти камешки… для напоминания…

Я делаю паузу. Все слушали меня со вниманием.

– Кто-нибудь из вас в детстве клал под подушку молитвенный камешек, чтобы не забыть перед сном помолиться? Принцип тот же. Камешки напоминали Нэйтану, что иногда люди нуждаются в помощи, и он был полон решимости помочь им, совершив очередной хороший поступок.

– Гром меня разрази! – восклицает Тим. – Мой сын нашел, возможно, лучшее на свете применение обычной гальке, а я узнаю об этом последним…

– Он приберег это нам напоследок… – вздыхает Колин.

Хэлли сидит совсем тихо в кресле напротив журнального столика. Выражение ее лица мне понять трудно.

– Что скажете, Хэлли? – осторожно спрашиваю я. – Вы ведь о чем-то задумались?

– Все о том же. Вы еще и пяти минут не проговорили, а я уже понимаю, что узнаю новое о тех вещах, которые считала абсолютно ясными. Нэйтан рассказывал мне о своих «камнях помощи» еще тогда, когда мы встречались, но никогда не упоминал, что они как-то связаны со стихотворением или судьбой какой-то девочки. Получается, некоторых вещей о нем я совершенно не знаю.

Элис нетерпеливо подгоняет меня:

– Давайте вернемся к издевательствам. Другие школьники над вами издевались, потому что вы были в тысячу раз их умнее?

– Элис, – одергивает ее Хэлли.

– Что? – удивляется девочка. – Мне просто интересно.

– То, как надо мной издевались в школе, напрямую связано с тем, что я собираюсь рассказать. Вот почему я заговорила о камнях. Видите ли, Нэйтан так отчаянно старался защитить меня от издевательств, потому что думал, что мое стихотворение было только о них. И только намного позже я рассказала, что писала его с мыслью скорее о том, что происходило у меня дома, чем о школе.

Как я и думала, последнее предложение всех взбудораживает. Особенно Рэнди, Тима и Колин, которые, видимо, думали, что знают о моем детстве все.

– Что ты сказала? – привстает Рэнди.

Я пытаюсь ему улыбнуться, но не могу. Не в момент, когда собираюсь пролить луч света на непроглядную тьму своего прошлого…

– Я сказала…

Должен быть более простой способ перейти к этой теме. Я поворачиваюсь к Тиму и Колин:

– Помните, какие у Гранта были проблемы, когда мы с Нэйтаном поженились? И почему мы забрали Элизу?

Оба кивают.

– Алкоголь, – говорит Тим.

– И, насколько я помню, наркотики, – добавляет Колин.

– Мистер Мак Фэдден был алкоголиком? – удивляется Рэнди, и в его голосе я слышу сомнение и, возможно, даже брезгливость.

– Он хорошо это скрывал. И пил не все время. Обычно только по выходным. Он начал пить после убийства мамы, и с годами болезнь прогрессировала.

– Вашу маму убили? – Это Тай.

– Да, – отвечаю я. – Так что я знаю, как тебе и Элис трудно сейчас. Потерять кого-то из родных – это ужасно. Так вот, когда маму убили, у меня остались только сестра и отчим, Грант. В целом он был хорошим человеком и большую часть времени прекрасным отцом. Но когда напивался, ну… он давал волю рукам. Когда твой отец читал мое стихотворение и дошел до слова «избили», он подумал, что я имела в виду школьников. Но те могли ударить меня только словами. – Мне приходится опустить голову. И я продолжаю: – Грант же пускал в ход кулаки.

– Грант? – с ужасом выдыхает Тим. – В самом деле? О, Мэдди. Почему ты не рассказала мне ничего?

– Или мне? – встревает Рэнди.

– Я мог бы помочь, – добавляет Тим.

– Я была ребенком, – отвечаю я им. – И боялась, что они заберут нас с сестрой в детский дом. После того как я лишилась матери, лишиться сестры и даже Гранта, как бы странно это ни звучало, казалось мне худшим из зол. Конечно, каждый раз, когда он разбивал мне губу или ставил синяк под глазом, ему было жутко неудобно передо мной, и он клялся и божился, что этого не повторится, а я заставляла себя поверить ему… Так и жили.

– Это неслыханно! – вскрикивает Колин. – Просто невероятно.

Кто бы спорил. И это при том, что вы еще даже половины не знаете. Поверьте мне, есть кое-что и похуже.

На лице Хэлли отражается беспокойство.

– Мэделин, – говорит она, – вы сказали, что постараетесь показать ваши взаимоотношения с Нэйтаном в новом свете, чтобы мы лучше поняли, как он вас «спас» в юности. Это вот так? То есть от побоев?

В памяти всплывают слова, которые я сказала Нэйтану, – в ответ на его, что я должна сохранить наш секрет:

Если ты так хочешь, то я никогда никому не скажу. Никто никогда не узнает, Нэйтан. Если ты так хочешь, это будет мое для тебя доброе дело.

Я смотрю на лица этих людей, которые о нем так заботились. Хотел бы он, чтобы они знали?

Слово нужно держать.

Я дважды киваю.

– В ночь выпускного мой отчим напился. Когда Нэйтан провожал меня домой, Грант вышел на крыльцо – он нас ждал. Таким пьяным я его еще не видела. Он ударил меня, на глазах Нэйтана. И тот дал ему пару хороших затрещин, втолкнул в дом и захлопнул дверь. Я до смерти перепугалась, и Нэйтан посадил меня обратно в лимузин и сказал, что не отпустит домой, пока Грант не завалится спать.

Рэнди встает. Его лицо сначала становится бледно-розовым, потом красным, а потом и вовсе пунцовым.

– То есть вместо того, чтобы пойти в полицию или ко мне, или рассказать Стинам, или хоть что-то сделать, вы, гении, решили переждать в лимузине?

Мне не хватает смелости подчеркнуть, что что-то мы уже сделали, если исходить из моей нафантазированной истории с прятками в лимузине. По крайней мере в этой версии.

– Я испугалась, – отвечаю я Рэнди. – Ты понятия не имеешь, как мне в тот момент было страшно. Я не хотела, чтобы кто-то узнал, что я была для Гранта боксерской грушей. Особенно ты… Я боялась, что, если ты узнаешь, ты его и правда побьешь.

– Конечно, побил бы! Тот, кто бьет детей, – особенно если речь идет о здоровом мужике, избивающем собственную дочь, – должен отвечать за свои поступки! – бесновался Рэнди.