Мэделин

Нужно на законодательном уровне запретить занятия утром в понедельник.

Это последнее, что приходит мне в голову, прежде чем я встаю и приветствую всех тех четырнадцать несчастных, которые смогли этим утром поднять себя к первой паре, то есть к семи утра. Но тех пятерых, кому это не удалось, я не виню нисколько – был бы у меня выбор, сама бы из кровати не выползла.

– Доброе утро. Как настроение?

В основном все недовольно хмыкают мне в ответ и зевают, но слышу я и пару веселых голосов.

Вообще, я жаворонок. Но не сегодня. Не в первый рабочий день после смерти Нэйтана. Я прошмыгнула в конец траурной процессии, посмотрела, как гроб с его телом опускают в землю, а потом все выходные проревела в подушку.

– Я полагаю, за выходные у вас было время изучить все материалы, которые я задала.

Большинство сидящих кивают.

– Прекрасно. Тогда я хотела бы, чтобы кто-нибудь ответил на следующий вопрос. У скольких пациентов в мире за прошедший год была обнаружена плоскоклеточная карцинома шеи или головы?

Несколько студентов поднимают руки, а я отхлебываю из кружки чай. И выбираю студентку с задних рядов, которая отчаянно с кем-то переписывается по мобильному, – чтобы держать аудиторию в тонусе:

– Мисс Питерсон?

– Ой. Извините. Что вы спросили? – испуганно вскрикивает студентка и быстро прячет телефон в сумку.

Я не в настроении улыбаться, но мои губы расплываются в улыбке. Эта Питерсон очень способная, но прилежания ей явно не хватает.

– Плоскоклеточная карцинома шеи или головы. Сколько случаев заболевания зафиксировано за прошедший год? – повторяю я вопрос.

– В США или в мире? – переспрашивает студентка.

– Давайте всю статистику.

– Ммм… Хорошо. Около сорока тысяч здесь и пятьсот тысяч по всему миру, – тараторит Питерсон. Так, значит, статьи, которые я давала на дом, она прочитала.

– Очень хорошо. То есть полмиллиона. Это довольно много. А какова смертность? Мистер Джарвис? – задаю я новый вопрос.

– Пятнадцать тысяч? – робко предполагает студент.

– Тепло. Двенадцать. То есть целых двенадцать тысяч смертей. Но некоторые методы лечения могут быть более-менее результативными. И… мистер Тэлбот, будьте добры, скажите нам, что это за методы?

Винсент Тэлбот сидит во втором ряду. Я знаю, что ответить он может. Тэлбот – один из тех, кто всегда все знает, этим он чем-то напоминает мне Нэйтана. Я смотрю на него, вижу, что он открывает рот, но не слышу, что он говорит. Боже, и зачем я только спросила про смертность… С некоторых пор все, что связано со словом «смерть», вызывает у меня болезненные воспоминания о Нэйтане.

– Спасибо, – говорю я, увидев, что Тэлбот замолчал.

И вдруг теряю нить. Что спросить дальше? Сравнить смертность от плоскоклеточной карциномы шеи или головы со смертностью в результате дорожно-транспортных происшествий? Нет… автомобили и целевая молекулярная терапия – вещи совершенно несовместимые. Хотя автомобили опасны. А иногда и смертоносны. Даже более смертоносны, чем рак.

С задних рядов кто-то медленно поднимает руку. Но не дожидается, пока я спрошу. Питерсон сама спрашивает:

– Ммм… Профессор Цукерман? Вы что, плачете?

А я что, плачу? То есть это слезы стекают по моему лицу?

Нет, однозначно – нужно на законодательном уровне запретить занятия утром в понедельник.

– Простите, – еле-еле выговариваю я в полном замешательстве. – Думаю, будет лучше, если я вас отпущу. Прошу прощения. Но если вы к среде прочитаете следующую главу, думаю, мы быстро наверстаем упущенное.

Я хватаю со стола свои вещи и выхожу из аудитории.

Мой офис находится в соседнем здании. Дорога туда занимает у меня минуты три. Войдя в офис, тщательно закрываю за собой дверь.

– Надо было взять еще один выходной, – говорю я вслух, усаживаясь в кресло и откинувшись в нем.

Да, наверное, глупо так себя вести: я ведь раньше никогда не теряла близких. И почему тогда потерять Нэйтана оказалось так больно? Потому что Нэйтан – единственный, на кого, я знала, я могла рассчитывать всегда. Раньше его любовь спасала меня в самые трудные моменты, а теперь этой любви… больше нет.

Даже не хочу думать о его бедной жене и детях – должно быть, им сейчас совсем плохо. Я только хотела бы, чтобы Хэлли все же обо мне знала. Если бы Нэйтан успел рассказать ей, было бы намного легче.

Стучат. Не дожидаясь моего ответа, в дверной проем просовывает голову Эми, моя новая ассистентка:

– Эй, профессор, вы как? Слышала, вы отменили занятия.

Быстро же распространяются слухи.

– Да. Со мной все в порядке. Спасибо, – пытаюсь я улыбнуться.

– Вы уверены? – недоверчиво уточняет Эми.

Не очень-то я сейчас хоть в чем-то уверена. Такое чувство, что меня несет в крошечной лодке в открытый океан. А раньше лодкой всегда управлял Нэйтан.

– Да, – отвечаю я. – Просто… На прошлой неделе умер мой очень близкий друг, и я пока не могу собраться. Но все будет хорошо.

– Примите мои соболезнования. Из-за этого вас не было всю неделю?

– Да.

– В общем, если я могу что-нибудь сделать, только скажите, – с сочувствием говорит Эми.

– Если будут звонить, не могли бы вы меня пока ни с кем не соединять? – прошу я. – Мне нужно какое-то время побыть одной. Подумать.

Эми улыбается:

– Я прекрасно вас понимаю. Если кто-то позвонит, просто запишу. Простите, что помешала.

Она исчезает, и дверь за ней закрывается.

Забавно, печально и жалко, что мне вдруг нужно больше времени, чтобы подумать о Нэйтане. Ведь я же думаю о нем не переставая с прошлой недели, с того момента, как его секретарь сообщила мне эту не укладывающуюся в голове новость. Я думала о нем, видела его во сне, даже прочитала комментарии и написала свой в его паблике на Facebook. Я снова и снова прокручивала в памяти отдельные моменты наших отношений, как будто репетирую спектакль. Вспоминая все наши волшебные мгновения (и наши общие секреты), я в каком-то смысле могу оживить Нэйтана – и пусть лишь в своем сердце, но все же.

Я знаю, большинство людей, в том числе жена и дети, помнят Нэйтана как того невероятного человека, который всегда помогал другим. Таким он и был – человеком, прекрасным во всех смыслах этого слова. Вернее, таким он стал. У меня же была привилегия – если, конечно, можно назвать это так – узнать Нэйтана значительно раньше. Тогда, когда он был еще всего лишь непослушным ребенком.

До того, как он изменился.

И изменил меня…

Часть II

Правдивая история Мэдди Мак Фэтти

Мэделин Цукерман

27 октября

Я могла бы рассказать о сотнях и тысячах добрых дел, которые Нэйтан сделал для меня за всю мою жизнь. Перечислю только некоторые из них. Вам они могут показаться вполне обычными, а для меня эти его поступки были ОЧЕНЬ важны. В день, когда мы познакомились, он извинился. В тот же день нежно взял меня за руку. Мы сидели рядом. Он посвятил мне стихотворение. Он верил в меня. Он танцевал со мной. Он пожертвовал ради меня многим. И в конечном счете… спас мне жизнь.

Глава 19

Мэделин

Быть новенькой мне не нравилось, но поделать я не могла ничего.

Когда в самый разгар моей учебы в третьем классе мы переехали в Рокуолл, штат Техас, это был уже четвертый переезд за последние два года, так что мне очень быстро все осточертело. В началку я пошла, когда мы еще жили в городе Плано, но тут моя мама, Стейси Цукерман, угодила под сокращение, после чего мы в течение довольно короткого периода времени то и дело переезжали из города в город. Сначала это был Гран-Прери, потом Форт-Уорт – в обоих случаях маму брали на временную работу консультантом по финансовым вопросам, а потом быстро увольняли. Из Форт-Уорта мы переехали в Ричардсон, к северу от Далласа, – там нашлась вакансия бухгалтера в автосалоне. Именно тогда один мамин друг и познакомил ее с высоким и статным учителем из Рокуолла по имени Грант Мак Фэдден.

Так как я никогда не знала своего отца (он скончался от сердечной недостаточности – оказывается, у него был порок сердца, который врачи обнаружили слишком поздно), идея с отчимом мне понравилась. Хотя конкретно моего отчима я сочла чересчур идеальным – на несколько лет моложе мамы, с густыми волосами и широкой улыбкой. Я предположила и, думаю, не ошиблась, что в подростковом возрасте среди сверстников он был очень популярен – ну, знаете, явно из тех детей, которые либо игнорируют смышленых вроде меня, либо издеваются над ними. Но Грант был милым, эффектным, и у него была стабильная работа. Учитывая все обстоятельства, маме еще повезло.

И предложение выйти за него замуж она приняла с радостью.

Спустя всего полгода после знакомства они с Грантом обвенчались. Церемония состоялась в парке на берегу озера Грэйпвайн. И на той же неделе, в субботу, мы переехали к нему в квартиру.

На следующий день мы еще даже не успели до конца распаковать вещи, как Грант созвал первый совет семьи Мак Фэдден.

– Я тут подумал, – возвестил он, – что хочу начать нашу совместную жизнь правильно. Теперь мы семья, и я хотел бы, чтобы мы стали лучшей семьей в мире. Итак, барабанная дробь… – Он замолчал на мгновение и постучал пальцами по столу, изображая эту самую барабанную дробь. – Так как сегодня воскресенье, мне кажется, мы должны вместе пойти в церковь. Что скажешь, Стейси?

– Не знаю, – ответила мама скептически. – Не то чтобы я была прилежной прихожанкой. А ты?

– О да. Каждое воскресенье ходил в церковь… когда был ребенком.

– А теперь? – спросила мама.

– Ну, не то чтобы… – замялся Грант.

– Так зачем начинать?

Я слушала с большим интересом.

– Я не хочу идти, – прервала я их разговор. – Мне и так предстоит завтра первая встреча с новыми одноклассниками, а знакомиться с детьми еще и в церкви я вовсе желанием не горю.