Он взял свою книгу, а она вернулась к своей. Вскоре Роберт отложил ее снова.

– Между прочим, ты привела в порядок крыло машины после того, как поцарапала его?

– Да, сегодня утром.

– Хорошо сделали?

Ты никогда не узнаешь, где была царапина.

– Хорошо. Не стоит ездить в поцарапанной машине. – Затем он подумал о чем-то еще; как будто у него в голове была записная книжка, как часто говорила Линн.

– Ты послала моей тете подарок на день рождения?

– Конечно. Прекрасную летнюю сумку.

– Хорошо, если учитывать, что она вяжет все эти свитеры для наших девочек.

В этом замечании было что-то злобное, меркантильное, так что Линн не могла проигнорировать его.

– Роберт, я думаю, ты обращаешься с ней очень плохо.

– Абсурд. Я был очень внимателен к ней в прошлом году на Рождество.

– Ты казался вежлив, только и всего, причем это было не в прошлом году, а в позапрошлом. Она потому и не приехала в прошлом году, что чувствовала твое нежелание. Ты, а не я. Я на самом деле люблю ее. Она добрая, благородная леди.

– Она может быть доброй и благородной, но она болтливая старая дура и действует мне на нервы.

– Болтливая! Она едва открывает рот, когда ты рядом.

Он не ответил. Линн упорствовала.

– Эмили очень любит ее. Когда Джин была последний раз в Нью-Йорке в прошлом месяце, они встречались с Эмили за чаем.

– Ладно. Оставь меня в покое со своей тетей Джин, хорошо? Это неважно.

Он повернулся и, натягивая одеяло на себя, уронил с громким стуком книгу на пол.

– Извини. Проклятье! Я встревожен. Она положила свою руку на его.

– Скажи мне, что конкретно тебя тревожит.

– Ладно, ты можешь думать, что это глупо с моей стороны, ты, вероятно, будешь так думать. Но я говорю тебе, мне не нравится идея, что ты собираешься идти и готовить обед в дом мужчины, у которого нет жены. Я чертовски хочу, чтобы ты придумала что-нибудь другое для вклада в аукцион.

– Но приготовление пищи – это то, что я делаю лучше всего. Это забавно. Ты наблюдал торги? Он заплатил тысячу долларов за мою работу, я хочу, чтобы ты это знал.

– Брюс натолкнул его на тебя. Вот как это случилось.

– Я надеюсь, что ты не собираешься сердиться на Брюса за это. Роберт, как ты можешь быть таким глупым?

– Мне не нравятся взгляды этого мужчины. Разведен и снова разведен и…

Пытаясь вывести его из этого настроения, она сказала:

– По-видимому, он похож на меня, а ты…

Он повернулся снова, на этот раз к Линн, чтобы встретиться с ней глазами, так что она могла видеть близко его темно-голубые радужные оболочки темные ресницы, белые веки и ее собственное отражение в его зрачках.

– Ты становишься все более очаровательной с каждым годом. Такое бывает лишь с немногими женщинами.

Она была довольна.

– Я действительно верю, что ты ревнуешь.

– Конечно. Разве это не естественно? Особенно если я ни разу в нашей совместной жизни – клянусь тебе – не был неверен тебе.

И, бросившись к ней, он уткнулся головой в ее плечо.

– Ах, Линн, ты не знаешь. Ты не знаешь.

То, что он все еще желал ее с таким неудержимым приступом страсти, а она могла ответить тем же, казалось чудом, которое поражало ее каждый раз, как сейчас…

Шторы колыхались от ветра, около постели тикали часы, и дверца машины, легко щелкнув, быстро закрылась. Роберт очнулся от дремоты.

– Эмили?

– Она дома. Я не спала, чтобы не пропустить ее возвращение.

– Она слишком поздно возвращается домой.

– Тише. Иди спать. Все хорошо.

Убедившись, что Эмили и Энни спят в своих кроватях, Линн наконец-то могла отдохнуть. Ее сознанием овладевал сон, ее тело согревалось телом, рядом с которым она спала тысячи ночей. Тысячи.

Снова закричал пересмешник. Он заливался трелью, как будто его сердце просилось наружу, подумала она, а затем заснула.


Том Лоренс спросил:

– Вы уверены, что я вам не мешаю? Усевшись на стул в своей блестящий черно-белой кухне, он наблюдал, как Линн готовила обед.

– Нет, совсем нет.

– Это новый опыт для меня. Обычно, когда я принимаю гостей, я жарю мясо на улице. Куски мяса и мороженое на десерт. Быстро и легко.

Поскольку это было новым опытом и для Линн, она должна была подыскивать слова, пусть банальные, чтобы избежать упорного молчания.

– Жаль, что нельзя использовать все эти прекрасные вещи более часто, заметила она, наполняя серебряное блюдо зеленым виноградом.

Это очень хорошая идея положить фрукты в это блюдо. Я забыл про него. Знаете, когда мы разошлись и я ушел, мы с моей бывшей женой решили разделить все имущество, которым мы владели, имущество ее семьи и мое плюс вещи, которые мы приобрели вместе. Все это было сплошной неприятностью. Переезды. И прочее… – Внезапно он соскользнул со стула. – Ох, разрешите мне помочь вам. Где его поставить?

– В центре стола. Осторожно, ручки отделяются.

Обеденный стол стоял вдоль стены огромной комнаты с каминами в двух противоположных концах. Можно было видеть, что в доме не было ничего, кроме прекрасной кухни, и, возможно, двух спален, примыкающих к этой большой комнате. Быстрый взгляд улавливал картины, книжные шкафы, длинную стеклянную стену, отделяющую ее от террасы, и густую листву за ней, плотную, как лес.

Какой изящный маленький дом! – воскликнула она.

– Вы так думаете? Да, после трех лет я наконец могу сказать, что чувствую себя здесь как дома. Когда я впервые въехал в него, моя мебель казалась мне чужой. Я едва узнал ее.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Когда прибывает мебельный фургон и выгружает ваши вещи в чужом месте, они выглядят заброшенными, правда? Как будто им недостает их собственного дома. Затем, когда пустой фургон уезжает, ох, в этом есть что-то непоправимое, остается печальный осадок. – И на некоторый момент она перенеслась в маленький домик в Сент-Луисе – маленький, по сравнению с их теперешним, – с приятными соседями на знакомой, уютной улице. Затем она сказала оживленно: – Однако, разумеется, каждый переходит через это. Его ответ был совершенно неожиданным:

– Я понимаю, что вы заставляете себя «переходить через» некоторые вещи очень быстро. Вы заставляете себя делать то, что правильно.

Изумленная, она взглянула вверх и увидела, что он внимательно изучает ее. Опустив глаза, Линн поняла, что этот человек совершенно не похож на нее; у него острый и практический ум, которого у нее определенно нет; он может видеть человека насквозь, если этого захочет.

– Что заставило вас это сказать? – спросила она с любопытством.

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Я не знаю. Иногда на меня находит внезапное прозрение вот и все.

Может быть, вы чувствуете, что я немного волнуюсь в предвкушении вечера. Я надеюсь, что не взялась за непосильное дело.

Он последовал за ней обратно в кухню.

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Сегодня вечером будут простые люди, несколько старых друзей, уехавших из Нью-Йорка, и среди них нет пустозвонов. Они будут ошеломлены, когда увидят этот стол. Я уверен, что они ожидают увидеть обычные бумажные тарелки Тома Лоренса.

На полках холодильника были расставлены вазы и блюда с едой, которую Линн приготовила дома: темно-красная ветчина в соусе шампань, фаршированные грибные шляпки, пухлые черные маслины, бледно-серебристые артишоки, разбросанные по зелени, золотая маринованная морковь, розовые персики, приправленные корицей и гвоздикой. Она двигалась из кладовой к холодильнику. Затем к духовке, в которую она поставила противень с хрустящими картофельными шариками, а затем к миксеру, чтобы взбить крем для большого миндального торта.

Когда все было закончено, Линн вновь вернулась к доверительному разговору:

– Кухня совершенно идеальна, – сказала она Тому, который все еще спокойно наблюдал за ее работой. – Плита по размеру как в ресторане, холодильник тоже. Я и на самом деле завидую.

– Ну, вы заслуживаете идеальной кухни, вы прекрасная кулинарка. Вы когда-нибудь думали стать профессиональным поваром?

– Я иногда об этом думаю, надо признаться. Я даже думала о названии «Вкусные обеды». Но что делать со всевозможной добровольной деятельностью, с родительским активом, а также с уборкой, отнимающей много времени каждый день, я не знаю как… – Она замолчала, а потом закончила: – Роберт очень требователен относительно дома. – Она опять замолчала и затем добавила: – Как бы то ни было, я не спешу. – И вдруг осознала, что ее слова звучат как оправдание. – Мне нужно бросить последний взгляд на стол, – произнесла она резко.

– Простите меня, – сказал Том извиняющимся тоном. – Но серебро… я имею в виду, не лежат ли вилки и ложки вверх ногами?

Линн засмеялась.

– Когда серебро имеет чеканку на задней стороне, вы должны ее показать.

– Ох? Это для меня новое, – сказал он. Его глаза улыбнулись ей.

Они были похожи на глаза Брюса, подумала она. Но больше ничем, кроме глаз, он не походил на Брюса. Ее руки двигались, разглаживая прекрасную скатерть, поправляя подсвечники. У немногих людей глаза могут улыбаться так.

– Вы внезапно о чем-то задумались, Линн. Могу я спросить, о чем?

– Конечно. Ох, задумалась? Я вспоминаю, – сказала она весело, – когда Роберт купил книгу об этикете, я должна была изучить, как давать соответствующие обеды, когда мы переехали сюда. Я подумала, как это глупо с его стороны, но потом я поняла, что все может пригодиться.

Зазвонил дверной звонок.

– О, эта Юдора. Она убирает дом и сидит с детьми. Я попросила ее помочь мне. Я открою ей.

Когда Линн вернулась, Том сказал:

– Мне хочется, чтобы вы устроили еще одно место за столом для себя, особенно теперь, когда у вас появилась на кухне помощница.

– Я пришла сюда, чтобы работать. Я не гостья, – напомнила ему Линн. – Но все равно, я благодарю вас.