Барбара Эрскин - Шепот в песках

Они смотрели, как Серина неторопливо идет к дверям.

– Милая женщина. – Тоби поманил рукой одного из официантов. – Могу я угостить вас чем-нибудь, Анна? В знак примирения.

Она откинулась на подушки и кивнула.

– Благодарю вас. Я, пожалуй, выпила бы пива. – Пока он разговаривал с официантом, она искоса наблюдала за ним, задавая себе вопрос: как может один и тот же человек в какой-то момент раздражать, а через минуту казаться таким привлекательным?

Некоторое время они сидели молча, поглядывая на других туристов. Анна заговорила первой.

– Что вы делаете со всеми своими набросками? – полюбопытствовала она, когда Али, поставив на стол поднос со стаканами, удалился. – Вы как-то дорабатываете их у себя в каюте или откладываете это на потом, до возвращения домой?

– Большинство – да, откладываю. – Подписав счет, Тоби положил его обратно на поднос. – Пару-тройку дорабатываю здесь. Мне нужно сделать это по горячим следам, чтобы удержать в памяти цвет, зной, свет… – Говоря, он иллюстрировал свои слова движениями рук, словно вычерчивающих что-то в воздухе. – Когда смотришь, тебе кажется, что ты никогда не забудешь этого: ведь все так ярко, так живо. А стоит вернуться домой, в Блайти, с блеклой зеленью, туманом, под небо, вечно затянутое тучами, – и через полчаса вся эта яркость и живость начинают блекнуть. – Взяв стакан, он задумчиво повертел его в руках. – Живописцы – жадный народ. Гоняются за впечатлениями, норовят поймать и удержать их на бумаге или холсте. Смакуют их. Пришпиливают их, как бабочек, стараясь уловить живую сущность всего, что попадается им на глаза.

Анна улыбнулась. Наверняка он нечасто так откровенничал, возможно, даже с самим собой, и она была польщена, что ей оказано подобное доверие.

– Мне остается только позавидовать вам, – произнесла она. – Вы – творец.

– Чего ради вы должны мне завидовать? – Снова этот жесткий тон, снова этот прямой взгляд, от которого ей становится так неуютно. – Анна, помните: вы фотограф. Вы – такой же творец, только имеете дело с другими средствами, вот и все.

– Нет. Нет, это совсем другое. В вас горит истинная страсть. Сопричастность. И вы делаете свое дело профессионально. Феликс был прав: я просто играю в фотографию.

– Искусство как увлечение может быть не менее захватывающим, всепоглощающим, чем когда оно является профессией. В конце концов, откуда вы знаете: а вдруг в один прекрасный день вы займетесь фотографией профессионально? Вы хороший фотограф, и вы доказали это. Вы обладаете глубиной понимания, проникновения в суть того, что снимаете, а значит, вы наверняка больше чем просто хороший фотограф. И можете стать первоклассным мастером.

Говоря это, он смотрел ей в глаза, и от этого пристального взгляда она почувствовала, что щеки у нее заливаются краской.

Замолчав, Тоби наклонился над своим стаканом, и ей показалось, что он не менее смущен своей откровенностью, чем она. Однако, подняв глаза, он снова выглядел совершенно спокойным.

– Луиза наверняка тоже испытывала схожее чувство, ощущение необыкновенной яркости и живости всего, что есть в этой стране. Об этом можно судить по ее работам. И в дневнике это тоже должно проглядывать. – Он сменил тему, и оба они отдавали себе отчет в этом. Тоби склонил голову набок, чуть сощурился. – Как вы думаете, сейчас подходящий момент, чтобы взглянуть на него?

Анна рассмеялась.

– Похоже, вы не оставите меня в покое, пока я не покажу его вам.

– Это точно, – кивнул Тоби.

– Хорошо. – Она встала.

Она не намеревалась приглашать его в каюту. Она собралась пойти одна, достать дневник и принести его в салон. Анна представляла себе, что они будут молча сидеть в своем уютном уголке, потягивая напитки или кофе, и он будет медленно листать дневник. Но Тоби поднялся одновременно с ней, одним глотком допив свое пиво, а когда она попыталась жестами остановить его, он просто улыбнулся и продолжал идти.

Направляясь к двери, она ощутила на себе взгляд Энди, но не посмотрела на него. Войдя в каюту, она оставила дверь открытой.

– Давайте возьмем его и вернемся в салон, – насколько могла твердо произнесла она. Не то чтобы Анна боялась оказаться наедине с Тоби: просто каюта была настолько мала, что она бессознательно задерживала дыхание, как будто воздуха могло не хватить для двоих.

Дневник лежал на тумбочке возле кровати. Тоби тут же заметил его и, безо всяких церемоний присев на постель, взял его в руки. Даже возмущенная его бестактностью, Анна была тронута, увидев, с какой нежностью, как почтительно он раскрыл дневник, держа его на ладони.

– Тоби!

Ответа не было. Анна даже сомневалась, что он вообще слышал ее. Она прислонилась к шкафу и смотрела, зачарованная, как он медленно переворачивает страницы, буквально пожирая их глазами!

Никто из них не услышал шагов в коридоре. Только когда еще шире распахнутая дверь ударилась о стену, Анна увидела Энди, стоящего на пороге.

– Мне нужно сказать вам пару слов, Анна! – Его голос прозвучал неожиданно зло. – Прямо сейчас, если вы не против.

Анна нахмурилась. Тоби, до сознания которого тоже наконец дошел исполненный плохо сдерживаемой ярости голос Энди, поднял голову, но взгляд у него был совершенно отсутствующий.

– Надеюсь, вы извините нас, Тоби. – Энди шагнул в каюту. – А это, пожалуй, лучше убрать. – Прежде чем Тоби успел хоть как-то отреагировать, Энди схватил дневник, лежавший у него коленях, выдвинул ящик тумбочки, сунул дневник туда и с силой задвинул ящик обратно.

– Энди! Что вы делаете? – возмущенно воскликнула Анна. – Да как вы смеете!..

Тоби встал. Его лицо потемнело.

– Какого черта? Что все это значит?

– У нас личный разговор. – Энди сделал движение, как будто намереваясь взять Тоби за руку пониже плеча. Тот сделал шаг назад.

– Не прикасайтесь ко мне, Уотсон. Что это с вами, черт вас побери?

– Ничего, – отрезал Энди, однако опуская руку. – Сожалею, что нарушил ваше общение, но мне необходимо срочно поговорить с Анной. Наедине. Если вы не против.

– Анна, – Тоби взглянул на нее, – вам все это нравится?

Анна была взбешена.

– Нет, не нравится! – воскликнула она, сверкая глазами. – Убирайтесь, Энди, слышите! Я не знаю, что это на вас нашло, и знать не хочу!

– Я скажу вам, как только мы останемся одни. – Энди сделал шаг к двери, явно намекая на то, что Тоби следует воспользоваться ею.

Анна увидела, что Тоби колеблется, и почувствовала, как он накаляется с каждой секундой.

– Пожалуй, вам действительно лучше уйти, Тоби. Мы посмотрим дневник в другой раз, – спокойным тоном произнесла она. – А с этим делом я разберусь сама.

Тоби, прищурившись, смотрел на Энди, и Анне показалось, что они вот-вот бросятся друг на друга. Но этого не произошло: Тоби вдруг шагнул к двери и вышел, даже не оглянувшись.

Энди закрыл дверь. Анна отчетливо ощущала запах пива, исходивший от него.

– Это действительно важное дело, Анна.

– Что-то случилось? Что бы это ни было, вам не стоило устраивать подобный спектакль.

Энди вздохнул.

– Вы не должны доверять ему, – проговорил он. – Не должны находиться наедине с ним.

– С кем – с Тоби? Так это все из-за него? – Анне стало весело.

Энди сел на кровать, почти на то же самое место, где несколько минут назад сидел Тоби, и на мгновение его взгляд задержался на закрытом ящике тумбочки.

– Это очень ценная вещь, Анна, а вы чересчур доверчивы. – Он откинулся на подушки. – Что вам на самом деле известно об этом Тоби Хэйворде? – Несколько секунд царило молчание, Энди пристально изучал ее лицо. – Думаю, что немного, – наконец произнес он мрачно, вставая и направляясь к двери. – Больше я вам пока ничего не скажу. Пока не проверю. Но не оставайтесь с ним наедине. Нигде, никогда. И не выпускайте из виду дневник.

Они все приносят и приносят лопаты и ломы, чтобы взломать эту дверь и разгадать тайну склепа. Они возбуждены, они всегда испуганы, но ими движет сила всепоглощающей алчности. В углу двери проделано отверстие, и пустой мертвый воздух, распаленный сотнями тысяч солнц, извергается, подобно дыханию подземного мира из тьмы.

За ними следят глаза; это наблюдатели из ночи, которые приближаются все ближе и ближе под луной пустыни.

Предательство приносит смерть. Таков мир фараона.

Если только вырвутся наружу обуревающие жрецов легкомыслие и беспутство, если только луч солнца, всего лишь тоненький лучик солнца, который проникнет сквозь крошечное отверстие, проделанное в двери, коснется «ка»[9] любого из этих людей, то тогда смотреть будет уже не на кого. Дует горячий ветер. Пройдет день, неделя, месяц, и отрытая людьми дверь будет вновь занесена песком, а проделанная в двери щель исчезнет. И снова наступит тьма.

После того как Энди ушел, Анна несколько минут стояла без движения. Потом она подошла к двери и повернула ключ в замке. Был ли он пьян? В этом она не была уверена. Без всякого сомнения, его поведение мелодраматично, и он все больше и больше начинал ее раздражать. С другой стороны, может, он и прав в отношении Тоби? Она подошла к столу, вынула из ящика дневник, крепко прижала его к груди и так и осталась стоять в глубокой задумчивости.

Тоби был привлекательным мужчиной, с ним приятно находиться вместе. Ее первоначальное неприязненное отношение к нему и негодование сменились заинтригованностъю и терпимостью, а затем даже переросли в чувство искренней дружбы. Не более того. Однако его скрытность и резкие манеры приводили ее к мысли о том, что фактически она его совершенно не знает, не имеет представления о том, какое образование он получил, и ей известно только то, что он – талантливый художник. Она нахмурилась. Она злилась на Тоби, и это была защитная реакция; ей было неприятно вспоминать, что, когда они впервые встретились, она до невероятной степени обиделась на какое-то его совершенно невинное замечание. Но из этого факта не следует, что его надо бояться, во всяком случае больше, чем она боится Энди. Это просто смешно.