— Я уверен, вы не погубите вашего доброго имени? — Уолтер намеренно сказал это с вызовом, не сомневаясь, что это заденет ее гордость.

Уязвленная, Элис посмотрела Уолтеру прямо в глаза:

— Нет, конечно же, нет. — В глубине души она не была полностью уверена в необходимости этой клятвы, но как иначе она могла ответить?

— Тогда давайте вернемся в зал и дождемся графа, который вместе с моей сестрой скоро должен вернуться. — Уолтер снова предложил ей руку, и Элис заставила себя без колебаний на нее опереться. Не обратив ни малейшего внимания на буйство ярких красок, которое, казалось бы, должно было быть целью их прогулки, они повернули обратно.

Они быстро вернулись во внутренний двор, но Элис была так расстроена, что почти не замечала дороги. По правде говоря, если бы Уолтер не вел ее за собой, она остановилась бы и задумалась над тем, что так давило на нее тяжким грузом. Она попала в ловушку! Ей придется сделать то, чего она не хочет делать. Она не хотела уезжать из Уайта, отчаянно не хотела расставаться с Дэйром. Совесть, которая редко молчала, как всегда упрекнула ее в эгоизме. Ради отца она должна уехать. И не только ради него ей следует уехать. Ее долг также соблюдать брачные обязательства и беречь честь ее мужа. Не важно, кому были даны эти клятвы — ребенку или старику, — она обязана их соблюдать. Оставаясь же в доме «дьявола», она рискует этими обязательствами, — рискует гораздо больше, чем думает Уолтер.

— Они уже вернулись.

Тихие слова Уолтера оторвали Элис от механического созерцания дощатого пола опущенного моста у них под ногами. Подняв глаза, она увидела, как от крыльца отводили двух лошадей. Несколько мгновений она рассматривала их — особенно вороного крупного коня, — а потом они скрылись в конюшне. Несомненно, это был жеребец Дэйра по кличке Злодей.

Как только они достигли крыльца, Элис велела себе: говори сразу же, как только появится Дэйр. Иначе под магическим воздействием Дэйра она может не совладать с собой. Поднимаясь вверх к тяжелым двойным дверям, она непрестанно повторяла про себя все мудрые доводы в пользу своего отъезда. Когда же они подошли к дверям, Элис чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы говорить с Дэйром.

Миновав входной туннель, она увидела яркий свет в большом зале. Сердце ее затрепетало от ужаса. Неужели она не сможет выполнить задуманное? Или же она боится ненужной ей победы и нежеланной свободы? В конце концов, хотел же Дэйр заставить королевского рыцаря препоручить ее заботам мужа. Когда это не удалось, он пообещал сделать это сам. Может быть, ему все равно, останется она в Уайте или уедет? Такая вероятность ослабила ее решимость отстаивать то, чего на самом деле она не желала. Перестав прятаться под полуопущенными ресницами, она подняла глаза, и… в трех шагах стоял Дэйр и пристально смотрел на нее.

Дэйр презирал эту ничтожную «личность», стоявшую рядом с его дорогой Огненной Лисицей, и с радостью изгнал бы этого слабака не только из своего дома, но и вообще с лица земли. Сколько он знал Уолтера, тот никогда не брал ответственности на себя. Он всегда зависел от других. Сначала он пользовался благосклонностью сестры (он был на два года ее моложе, и поэтому она баловала его, как ребенка, так же, как теперь она поступала с юным Халбертом), потом твердой поддержкой ее мужа. Теперь, когда его зять оказался в заключении, ему, кроме Уайта, некуда было поехать, а положиться можно было только на Сибиллин. Дэйр желал бы увидеть его просящим милостыню у прохожих. Но… Элис считала Уолтера другом, и Дэйр боялся причинить ей боль, отказав в помощи тому, кто был ей дорог. Неважно, как он сам относился к их дружбе.

Не медля ни секунды больше, Элис заговорила:

— Завтра я уезжаю во Врексдэйл. — Думая, что слова ее недостаточно убедительны, она поспешила добавить: — Это мои наследственные земли, и они принадлежат мне, и там я могу соблюсти чистоту моей непорочности и чести.

Уголок рта Дэйра приподнялся в горькой усмешке. Как это похоже на Элис — говорить такие слова. Да большинство мужчин всегда скажет, что у женщины нет чести. Своим поведением женщина может запятнать честь отца или мужа, но, как и движимое имущество, собственной чести она не имеет. Дэйр, однако, не из этого «большинства мужчин» и не станет обсуждать этот вопрос с Элис. Потому что если кто из женщин и имел мужество и смелость защищать свою честь, так это она.

Элис заметила его насмешливую улыбку и отнесла ее на свой счет. Зеленые огни ее глаз объявили войну его холодному взору.

— Да, Врексдэйл принадлежит мне, и я буду находиться там до тех пор, пока мой отец или муж не будут в состоянии обеспечить мне достойный дом.

В ее упоминании достойного дома он усмотрел брошенный ему вызов. Он похолодел так, будто ступил на лед, и вся его прежняя веселость замерзла в глубинах праведного гнева.

— Вы не сделаете этого! — Каждое жесткое слово слетало с его плотно сжатых губ так, как падают льдинки в холодную воду во рву.

— О Дэйр, не кажется ли вам, что так будет лучше? — Сибиллин, долгое время стоявшая незамеченной рядом с ним, протянула руку к его сжатой в кулак руке. Но в следующее мгновение она отшатнулась, увидев в его устрашающем взгляде столько неприязни, словно она какая-то мышка, осмелившаяся перейти ему дорогу.

Дэйр отвлекся на Сибиллин и не заметил мгновенной радости, отразившейся на лице Элис. Она смущенно пригладила рукой ярко-голубой барбет и опустила крепко переплетенные пальцы на кожаный поясок, повязанный на ее тонкой талии. Дэйр вовсе не хотел, чтобы она уехала, как она опасалась. Но она не знала причины этого — то ли он обиделся на нее за обвинение в излишнем контроле над ней, то ли действительно хотел, чтобы она осталась.

Дэйр опять обратился к женщине, осмеливавшейся оспаривать его права на малую толику ее общества. Не терпящим возражений тоном он привел ряд неоспоримых доводов против ее поспешного решения.

— Вы женщина, к тому же — девственница, поэтому без сопровождения мужа, отца или охраны, обеспечивающей вашу безопасность и честь, которой вы так дорожите, вы не можете ни ехать во Врексдэйл, ни оставаться там — в одиночестве.

Элис уже забыла свою мгновенную радость и его оправданный гнев, вызванный ее резкими словами. Теперь она была возмущена тем, что Дэйр сделал особый акцент на словах «девственница» и «честь», как будто сомневался, относятся ли они в действительности к ней. Оскорбленная гордость превзошла в ней все другие чувства, и яростная натура снова взыграла. Эмоции настолько переполняли ее, что она не могла даже найти подходящих слов, чтобы выразить негодование. Движимая отчаянием, она неожиданно и сильно топнула ножкой. Деревянный пол гулко отозвался, а ей этот звук показался еще более громким. Элис тут же чуть не умерла от смущения. Она прикусила губку, и все лицо ее — от лба до подбородка — залилось румянцем.

При виде этого к Сибиллин вернулось самообладание и надежда. Уж если Элис не уедет из замка Уайт, то пусть хоть между графом и ее падчерицей встанет эта стена — невидимая, но прочная.

Элис немедленно выскочила из зала и ринулась к лестнице, ведущей вверх. Она не хочет, не останется там, чтобы ее снова оскорбляли! Глаза ее из-под насупленных бровей метали молнии. Боковым зрением она заметила, что в тени туннеля стоит будто окаменевший Арлен. Когда выражение крайнего изумления на его лице сменилось безмолвным восхищением, Элис еле удержалась от приступа истерического хохота. Она крепко стиснула зубы, чтобы удержаться от истерики, собрала все свое достоинство и, приподняв подол платья, начала подниматься по ступеням. На этот раз ей было приятнее оказаться в стенах маленькой спальни, чем остаться внизу.

Постель графа была на удивление удобна! Она может и должна привыкнуть к такому удовольствию. Тэсс еще глубже погрузилась в перину и с любопытством стала оглядывать большую спальню. Спальня была богато убрана. Кроме высокой кровати, вокруг которой был натянут дорогой парчовый занавес, здесь стояли резные сундуки. Под ноги, чтобы стоять было теплее, был постелен сарацинский ковер. Здесь она надеялась наконец осуществить свою давнюю, многолетнюю мечту. Она мечтала об этом с тех самых пор, как в этой самой комнате впервые увидела младшего сына графа Уайта, проклятого своим отцом. Эту цель она преследовала с упорством, достойным рыцаря в трудном походе. Когда-то она пришла в эту спальню по его приглашению. За запертой дверью они сделали несколько первых шагов к сближению. Но между ними не успело еще ничего произойти, кроме одного-единственного страстного поцелуя, когда какой-то болван заявился, чтобы сообщить Дэйру, что его ждет посыльный от графа Пембрука. Это неприятное событие произошло за неделю до того, как стало известно об обвинениях против барона Кенивера. Граф немедленно отправился спасать свою приемную семью.

Как она ни старалась, ей никак не удавалось опять привлечь к себе внимание графа, вырвать его из объятий этой проклятой блондинки — жены другого. Теперь Тэсс решилась на поступок, который та, другая — благородная и, следовательно, скромная леди, никогда бы себе не позволила. Тэсс пришла и легла к нему в постель! Опыт показывал, что власть в таких делах принадлежит более слабому. Ей, а не мужчинам, которые думают, что принадлежность к «сильному полу» делает их могущественными. На самом же деле она делает их слабыми.

Тэсс приподнялась и отдернула занавес у кровати. Теперь от самой двери откроется такое зрелище, что граф, как только войдет, будет потрясен. Откинувшись на высокие подушки и опустив на грудь несколько черных локонов, выгодно контрастировавших с белизной кожи, она приняла подобающую позу и стала ждать.

Тяжелые шаги Дэйра по коридору нельзя было спутать ни с чьими другими. Дэйр был очень обеспокоен и раздражен стремлением Элис уехать от него, и не обратил внимания на представление, которое разыгрывала этим вечером в большом зале труппа бродячих артистов. Она состояла из двух менестрелей, фокусника и шута. Элис покинула зал еще до того, как труппа начала свое представление. Хотя она и присутствовала за вечерней трапезой, в отличие от Уолтера, который под каким-то глупым предлогом предпочел не прийти, — она не притронулась к еде. Это обеспокоило Дэйра. Да, он не согласился с ее желанием. Да как вообще она могла ожидать другого? Он боялся — он слишком хорошо знал ее непокорную натуру. А вдруг она не послушает его и все-таки попытается сделать то, что сказала? Погруженный в мрачные мысли, он распахнул дверь в спальню и, перейдя через порог, поднял глаза.