Полина и остальные мои школьные друзья подошли поздравить меня, а потом официанты начали разносить торт. Вечеринка несколько поутихла, и все занялись тортом. Вскоре после этого наши гости начали разъезжаться. Каждый, прежде чем уехать, подходил к нам, чтобы лично попрощаться и еще раз поздравить меня с днем рождения. Никто кроме меня и Гейвина не оказался свидетелем той безобразной сцены между папой и тетей Ферн, поэтому, по мнению остальных, вечер удался на славу.

Даже бабушке Лауре очень все понравилось, и она оставалась на вечере дольше, чем Я ожидала. Когда недавно Бронсон танцевал со мной, я заметила мягкую улыбку на лице бабушки Лауры. Тогда я поняла, почему ее считали одной из самых хорошеньких женщин в Катлерз Коув. Под толстым слоем косметики угадывалась улыбка женщины, которая снова почувствовала себя молоденькой девушкой. Ее глаза сияли, а изгиб губ был нежен и мил.

– Она хорошо выглядит, – сказал Бронсон, заметив, на кого я смотрю. – Она вспоминает свое собственное шестнадцатилетие, – с грустью добавил он.

Теперь он увозил ее вслед за остальными гостями после того, как мы с мамой поцеловали ее и пожелали ей доброй ночи. Мы стояли и смотрели, как они уезжают. Мама сжала мою руку, и я увидела, что ее глаза наполнились слезами. Но нам не дали погрустить, нас снова осыпали пожеланиями счастья, даже тетя Бет, Ричард и Мелани. Джефферсон вел себя весь вечер вполне сносно, а Ричард сообщил нам об этом. Конечно, он и себя не обидел при этом:

– Он знал, что в моем присутствии ему придется вести себя как джентльмену, – похвастался Ричард. С его сдержанной манерой поведения, поднятыми плечами и обычным серьезным выражением лица он был похож больше на маленького старикашку, чем на двенадцатилетнего мальчика. Мелани не так уж от него отличалась. Она поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, но затем она отступила назад и перевела взгляд на своего отца. Но дядя Филип смотрел на меня.

– Спокойной ночи и еще раз с днем рождения, новая принцесса Катлерз Коув, – сказал он, подходя, чтобы обнять и поцеловать меня в щеку.

– Я не принцесса, дядя Филип.

Кое-кто из моих школьных друзей, задержавшихся в зале, наверняка, будут дразнить меня после этих дядиных слов.

– Нет, принцесса. А кто еще может быть ею? – добавил он.

Я увидела, что Мелани помрачнела.

– А как насчет всех этих подарков? – спросил Джефферсон. Он весь вечер крутился возле груды подарков на столе, стремясь разорвать обертки и найти что-нибудь, с чем он мог бы поиграть.

– Их принесут в дом попозже, – объявила мама. – Иди и надень свой пиджак.

Разочарованный, он убежал. Я вгляделась в смешавшуюся толпу гостей и у дверей увидела Гейвина, болтающего с Рикки Смитом и Уорреном Станом.

– Я приду домой немного позже, мама, – сказала я. Она понимающе посмотрела на Гейвина.

– Только не поздно, дорогая. Ты устала больше, чем ты думаешь, – предупредила она.

– Хорошо, не поздно, – пообещала я и крепко обняла ее. – Спасибо за чудесный вечер.

– Ну что ты, дорогая.

Взгляд Гейвина встретился с моим, когда я приблизилась к нему. Он извинился и подошел ко мне.

– Я слишком взволнована, чтобы ложиться сейчас спать, – сказала я. – Не хочешь немного прогуляться?

– Конечно.

Мы ускользнули от задержавшихся гостей, и я повела Гейвина через дальнюю часть вестибюля к заднему выходу из отеля. Ночное небо прояснилось, и звезды казались мерцающими кончиками множества свечей из именинного пирога. Я взяла Гейвина за руку и повернула вниз к дорожке, ведущей в бельведер, но резкий взрыв смеха, донесшийся из домика возле бассейна, привлек наше внимание. Мы остановились и вгляделись. Новый взрыв смеха подтвердил наши подозрения.

– Это Ферн, – прошептал Гейвин.

Мы услышали мужской голос. Он был похож на голос одного из новых посыльных. Не в состоянии сдержать любопытство, мы пошли по направлению к бассейну и увидели тетю Ферн в шезлонге и посыльного рядом с ней. Ее и без того откровенная блузка была почти до конца расстегнута. Мы с Гейвином остановились, не говоря ни слова и едва дыша. Посыльный целовал ее плечи, спускаясь к груди. Неожиданно тетя Ферн подняла небольшую бутылку и поднесла к губам.

– Тебе достаточно на сегодня, – сказал посыльный.

– Мне никогда не бывает достаточно, – отвечала она и снова засмеялась, только теперь ее смех перешел в кашель, а потом в припадок удушья.

– Эй, – закричал ее любовник, когда ее начало тошнить. Он соскочил с шезлонга и вовремя. У тети Ферн началась рвота и такая сильная, что эти звуки разносились по всей округе. Когда все кончилось, она застонала и схватилась за живот.

– О, я, кажется, умираю, – стонала она. – И меня вырвало прямо на платье.

– Тебе нужно в ванну, – посоветовал посыльный. В ответ она только простонала. Он помог ей подняться и, поддерживая ее, повел спотыкающуюся Ферн по дорожке, ведущей в отель. Гейвин и я оставались в тени, пока они не ушли.

– Я рад, – зло проговорил Гейвин. – Она получила по заслугам.

– Я не первый раз застаю ее здесь с кем-нибудь, – сказала я. – Первый раз, когда увидела ее здесь, я была так напугана тем, что она здесь делала, что весь путь до дома бежала без оглядки.

– А в следующий раз?

– Я понаблюдала за ней немного, – призналась я.

– Ты никогда об этом мне не писала.

– Мне было стыдно.

Мы снова направились к бельведеру.

– Несмотря на нее, у тебя был великолепный праздник, – произнес Гейвин, когда мы сели.

– Я знаю. Я никогда не смогу отблагодарить родителей.

Я поежилась от налетевшего холодного бриза с океана.

– Ты замерзла? – спросил Гейвин.

– Нет, все в порядке, – ответила я, опасаясь, что он предложит вернуться в дом. Но он снял свой пиджак и накинул его мне на плечи.

– Теперь ты замерзнешь.

– Я в порядке, – храбро ответил он. – Ты сегодня танцевала почти со всеми ребятами, – ответил он, стараясь говорить небрежно.

– Но не с тобой, хотя я так этого хотела, Гейвин, – произнесла я. Он печально кивнул, а затем улыбнулся. – Ну, еще не поздно, – неожиданно решил он. Хотя все еще доносившаяся из отеля музыка была едва слышной, для нас этого было достаточно. Гейвин встал и протянул руку. – Могу я пригласить вас на танец, мадам? Или вы заняты?

– Нет, у меня есть один свободный танец, – смеясь, сказала я и встала. Он положил руку мне на талию и медленно привлек меня к себе. Сначала мы смеялись, но, танцуя и глядя друг другу в глаза, мы все ближе и ближе придвигались друг к другу, пока моя щека не коснулась его. Я была уверена, что он слышит стук моего сердца.

Внезапно, как будто мы оба одновременно почувствовали эту необходимость, я подняла голову, и мои кубы встретились с его. Сначала поцелуй был мягким и робким, полным нерешительности, а затем от охватившего нас волнения стал более уверенным и страстным, и мы оба поддались этому чувству. Я положила голову ему на плечо, и мы продолжали танцевать, боясь нарушить молчание.

– Мне бы но хотелось уезжать домой завтра, – наконец проговорил он. – Но папе необходимо вернуться назад к работе.

– Я знаю. Мне бы тоже хотелось, чтобы ты оставался здесь подольше. Ты говорил с родителями о том, чтобы этим летом работать здесь?

– Да. Они согласны.

– О, Гейвин, даже если это будет всего через несколько недель, я не могу дождаться! Нам будет так хорошо. Мы будем выходить в океан на лодке, плавать и…

– Э, я собираюсь здесь работать, а не развлекаться, – серьезно и в то же время мягко предупредил он.

– У всех бывают выходные дни, а у меня есть кое-какие связи с начальством, – игриво проговорила я, но он не улыбнулся.

– Я не могу небрежно относиться к работе, – твердо сказал Гейвин.

– О, не волнуйся, я уверена, ты работу будешь делать хорошо.

Сейчас он был похож на папу, гордый и готовый немедленно поднять свой флаг самоуважения, еще, как папа, Гейвин мог быть мягким, нежным, чувствительным и любящим.

С того места, где мы стояли, я видела маму, Джефферсона, миссис Бостон, тетю Тришу и папу, возвращающихся в дом.

– Уже поздно, – напомнила я. – Нужно вернуться домой.

– Я провожу тебя.

Он взял меня под руку, его пиджак оставался на моих плечах, пока мы не подошли к дому.

– Спасибо за пиджак, – сказала я, снимая его.

– Ты ничего не почувствовала в кармане? – спросил он, когда я вернула его.

– В кармане?

Я заметила, что он застенчиво улыбается.

– Гейвин Стивен Лонгчэмп, что там у тебя? – спросила я.

Он засмеялся и вытащил коробочку, аккуратно завернутую в подарочную бумагу.

– Папа с мамой вручили тебе подарок от всех нас, но этот только от меня. Я хотел подарить тебе лично, – сказал он, вручая его мне. – С днем рождения, Кристи!

– Гейвин!

Мое сердце забилось от радостного предчувствия, я разорвала упаковку и открыла коробочку. Там на мягкой ткани лежал прекрасный золотой браслет с выгравированным моим именем. Сверху и снизу от имени были два переплетенных сердца.

– Переверни его, – сказал он, и когда я это сделала, то смогла прочитать надпись: «С любовью, навсегда, Гейвин». У меня перехватило дыхание.

– О, Гейвин, он так прекрасен. Это лучший подарок, – проговорила я. – Но он наверняка такой дорогой.

– Мне не на что больше тратить свои деньги. Когда у меня они есть, то вот, – со смехом произнес он. – Давай я помогу тебе одеть его.

Я протянула руку, и он аккуратно застегнул замочек цепочки. Я посмотрела ему в глаза и увидела, какими они стали нежными, когда его пальцы держали мои. Затем он так по-особенному посмотрел на меня, и этот взгляд вошел глубоко в мою душу.

– Спасибо.

Я быстро поцеловала его в губы, и он уставился на меня внезапно, как бы повзрослев.

– Тебе лучше пойти в дом, пока ты снова не замерзла.

– Я не засну сегодня! – воскликнула я. – Увидимся за завтраком рано утром, отдохнувшими и веселыми.