— Да, — сказал настоятель, — но ее мать приехала сюда на Шпицберген с братом. У него тоже есть семья, здесь, в деревне. Когда Нина осиротела и ее оставили у нас, они пришли ко мне и спросили, нельзя ли им забрать ее в семью. Нина не живет здесь, — добавил он. — Она живет со своей семьей.

Джоанна увидела, как Нина взяла один из идеально ровных камушков и посмотрела сквозь него на солнце, она улыбнулась, когда он засверкал в лучах золотым, желтовато-коричневым и ярко-красным цветом. Другая маленькая девочка, Галина, выглядела очень серьезным ребенком. Она положила Нине на ладошку другой камушек, и их темные головки наклонились друг к дружке, когда девочки принялись рассматривать его. Джоанна почувствовала, как что-то твердое и острое вонзилось ей в грудь и осталось там надолго.

Двоюродные брат и сестра, товарищи по детским играм, друзья… Семья в деревне, школа, община, люди, которые любят ее…

Все было совершенно не так, как она себе представляла. Нина выглядела ухоженной и счастливой. Настоятель продолжал что-то рассказывать о Нининой семье, школе, какие там уроки проводят для воспитанников, когда те становятся старше. Джоанна попыталась представить Нину в другой обстановке: вот она прогуливается со своей гувернанткой в парке в Лондоне, вот она в коляске Джоанны, вот играет с Максом. У Нины будут новые друзья, подумала Джоанна. Она даже сможет отдать девочку в школу, в пансион в Бате. Перед Ниной откроются огромные возможности.

«Я тоже буду любить ее, — с особым чувством подумала Джоанна, наблюдая, как две маленькие девочки весело смеялись чему-то. — Я хочу, чтобы она была моей. Я дам ей все, что ей понадобится». Но что-то внутри ее сломалось и разбилось. Она попыталась было расставить все по местам, но трещина становилась все глубже, разрасталась, грозя поглотить ее всю.

Лелея свои мечты, строя планы на будущее, Джоанна никогда не задумывалась о том, как будет себя при этом чувствовать Нина, чего она захочет. Ей ни разу не пришло в голову, что у Нины могут быть и другие родственники, что есть люди, которые ее любят и которые будут скучать по ней, когда она уедет.

Чувствуя, что настоятель внимательно наблюдает за ней, Джоанна сказала, обращаясь к нему:

— Я вижу, владыка, что Нина счастлива здесь, поэтому мы должны обсудить ее будущее и то, как лорд Грант и я можем помочь обеспечить ее при условии, что девочка будет жить в семье столько, сколько захочет. А теперь прошу извинить меня.

Она повернулась и зашагала прочь, чтобы никто не увидел ее слезы.

— Джоанна! — Алекс собрался было бежать вслед за ней, но настоятель положил руку ему на плечо, и Алекс вынужден был остановиться.

— Ваша супруга — необыкновенная женщина, — сказал архимандрит. — Такая щедрость души и самоотречение — подумать о благополучии ребенка, отказавшись от своих желаний и мечты.

— Да, — согласился с ним Алекс и покачал головой. Он не мог поверить, что Джоанна поступила таким образом, так как он знал, что она очень сильно хотела этого ребенка. — Есть вопросы, которые нам обязательно нужно будет обсудить, — сказал он. — Формальности… финансы…

Настоятель похлопал его по руке:

— Мы до сих пор прекрасно обходились без этого. У вас нет никаких финансовых обязательств, лорд Грант. — Он снова посмотрел на Нину, которая была поглощена игрой. — Я прослежу, чтобы, когда девочка вырастет, она узнала правду, — мягко произнес он. — О своем отце — и о великодушии леди Грант. Возможно, она захочет написать, навестить…

— Конечно, — согласился Алекс.

— Приводите ко мне свою супругу, когда она будет лучше себя чувствовать, лорд Грант, — предложил настоятель, — и мы поговорим об этом. И конечно, вы можете оставаться в Беллсунде столько, сколько пожелаете.

Алекс поблагодарил его и вышел. Ему нужно было срочно найти Джоанну, но она куда-то исчезла. Небо над монастырем стало низким, серым, предвещая снежную бурю. Ветер переменился на северный и стал колючим и обжигающе холодным.

Когда Алекс добрался до гостевого домика, Лотти наблюдала за тем, как выгружают багаж, и, похоже, была в хорошем настроении.

— Горячая вода! — сияя, сообщила она Алексу. — Тепло! Молодые люди! Мне кажется, это место как раз для меня.

— Молодые люди — монахи, миссис Каммингс, — заметил Алекс. Он провел рукой по волосам, скрывая беспокойство. — Вы не видели Джоанну? Мы только что вышли от настоятеля, и мне нужно срочно найти ее.

— Она ушла! — воскликнула Лотти и небрежно махнула рукой в сторону двери. — Сказала, что ее не будет какое-то время…

Алекс, не дослушав ее, выскочил за дверь.

Джоанны в ботаническом саду не было. Алекс стоял там, не зная, что делать. Он прикинул, куда бы она могла пойти в таком состоянии, чтобы спрятаться от всего мира. Несомненно, она будет искать уединение. Но она шла пешком и поэтому вряд ли смогла далеко уйти. Алекс выскользнул из монастырских ворот, повернул в сторону от деревни и пошел к заливу. Пройдя метров сто вдоль берега, он увидел ее. Джоанна стояла спиной к нему и смотрела на море. Она была без пальто и без шляпки. Должно быть, сняла и оставила их в гостинице. Над ней кружился снег, и ветер шевелил ее длинные темные пряди волос.

— Джоанна, — сказал Алекс, остановившись в нескольких метрах от нее.

Она повернулась к нему и подняла глаза. Он остолбенел, когда увидел ее лицо. Ее синие глаза были абсолютно безжизненны. Алекс даже засомневался, видит ли она его, понимает ли, кто перед ней. Джоанна была полностью поглощена своими мыслями. Ее платье промокло от снега и прилипло к телу. На волосах и губах висели снежинки.

— Пойдем спрячемся. — Алекс говорил громко, чтобы перекричать вой ветра.

Было уже поздно возвращаться в монастырь. Снег повалил сильнее и превратился в бурю. Алексу уже приходилось сталкиваться, и не один раз, с подобными явлениями. Если они не доберутся до хижины траппера в самом скором времени, то не смогут найти дорогу в белоснежной пустыне и, вполне вероятно, погибнут от холода, несмотря на то что находятся вблизи деревни. Алекс обнял Джоанну, накрывая ее и себя своим пальто. Он повел ее вдоль берега по направлению к ближайшему жилью. Она окоченела и двигалась с трудом, тем не менее послушно следовала за ним, и Алекс без труда втолкнул ее внутрь убогого жилища. В отличие от многих других домиков трапперов эта хижина была удобной и незаброшенной. Алекс молча поблагодарил Всевышнего за то, что Тот послал им укрытие от бури.

Джоанна села на край кровати, обхватив себя руками. Казалось, она не полностью отдавала себе отчет в том, кто она и где находится. Алекс хотел было развести огонь, чтобы дать ей чего-нибудь горячего, но ничего подходящего для этого не нашел. Им оставалось только сидеть и уповать на то, чтобы буря не была продолжительной.

— Нужно снять мокрую одежду, — предложил Алекс, но его слова прозвучали более грубо, чем он хотел бы. И добавил: — Давай. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Джоанна позволила ему раздеть себя, никак не реагируя на то, как его ловкие руки справлялись со сложными застежками. Только тогда, когда она оказалась уже в одной сорочке, она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Алекс даже испугался, когда увидел в них ненависть, яростный гнев и глубокое страдание.

— Алекс, — произнесла Джоанна.

Она обхватила его, и он прижал ее к себе, положив ее голову себе на грудь. Он нежно баюкал ее, шепча ласковые слова и касаясь губами ее волос. Она прижималась к нему, ее тело было таким мягким и податливым в его руках. Алекс почувствовал, как ее начала бить дрожь, и она разрыдалась. Рыдания сотрясали все ее тело. Он крепко обнял ее и не отпускал, пока она, наконец, не перестала плакать.

— Я должна была поступить так, — сказала Джоанна.

Сердце Алекса было переполнено чувствами, и он с трудом мог говорить.

— Ты поступила великодушно. Более великодушно, чем я мог себе представить.

— Я так хотела забрать ее. Хотела, чтобы она принадлежала мне … — Джоанна прерывисто всхлипнула. — Но она никогда не была…

— Ну, успокойся. — Алекс погладил ее по руке.

У нее на лице остались следы слез, глаза распухли и покраснели, но его переполняло чувство сострадания к ней. Он дотронулся до ее щеки, погладил по подбородку, и она ответила на его прикосновение, обхватив обеими руками его за шею, их губы встретились, и мир Алекса взорвался.

В их поцелуе не было ни любви, ни нежности. Это был чувственный крик отчаяния, который мог бы принести Джоанне освобождение от невыносимого страдания. Алекс понимал, что она хотела с его, Алекса, помощью спрятаться от боли, что она ничего не пыталась скрыть и все желания теперь ожили и превратились в неистовую страсть. И если Алекс считал, что раньше Джоанна просто отвечала на его проявления любви, то теперь она была такой же бесхитростной и яростной, как буря. Он целовал ее в ответ, крепко прижимая к себе, просовывая руки под края ее сорочки, ощущая тепло ее кожи сквозь материал. Джоанна открыла губы навстречу ему, придвигаясь ближе, и Алекс просто потерял голову, перестал замечать что-либо вокруг, кроме ее нежного аромата миндаля и трав, ее ощущения на языке и охватывающего его все сильнее желания. Алекс ответил ей, он захватывал губами ее губы со все возрастающей требовательностью, прижимая ее к себе сильнее и сильнее. И она отвечала на его призыв и провоцировала на дальнейшие действия. Ее язык переплетался с его языком, искушая его, проникая вглубь — поцелуй восхитительный своей напряженностью. Джоанна заставила Алекса лечь рядом с ней на кровать, ее руки беспорядочно двигались, касаясь его плеч и груди, тогда как сама она крепко прижималась к нему всем телом. Алекс почувствовал, как под тонким шелком сорочки налилась ее грудь, и его плоть напряглась и стала горячей, как огонь. Но хотя желание и переполняло его, он собрал жалкие остатки самоконтроля и слегка отодвинулся от нее, продолжая нежно целовать ее лицо и тело, нежно прикасаясь к ней пальцами.