— Так почему же вы все-таки меня поцеловали? — В его голосе слышался легкий мелодичный шотландский акцент. — Я уже спрашивал вас об этом, но, кажется, у вас дурная привычка не отвечать на вопросы, которые вам не нравятся.

Черт его побери, он и это заметил! Джоанна приподняла подбородок.

— Мне нужно было, чтобы Джон Хаган прекратил опекать меня с таким усердием, — сказала она и обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от того страха, который охватывал ее, когда Джон Хаган находился поблизости. — Он — кузен Дэвида, — пояснила она, — и теперь претендует на место главы семейства.

— Помимо этого места он также претендует и на вдову своего кузена.

Услышав его тон, Джоанна прищурилась:

— Как вы изволили слышать.

— Поэтому вы прибегнули к радикальному средству.

У Джоанны даже мурашки пробежали по коже, когда она услышала нотки недоверия, четко прозвучавшие в его голосе.

— Джон бы не принял более мягкий отказ. Он уже не первую неделю домогается меня.

— Какая удача, что я оказался здесь. Или вам пришлось бы позвать одного из своих слуг — тех красавцев лакеев — и поцеловать его вместо меня?

Джоанна почувствовала, как теряет контроль над собой. В этом человеке было что-то, что разрушало ее способность защищаться, что-то настолько дерзкое, что она ощущала это всем телом. Она не могла не признать, что Алекс был невероятно привлекательным, но у нее не было никакого желания поддаваться его обаянию. Джо уже давно пришла к выводу, что мужчины в основном доставляют больше хлопот, чем они того заслуживают. В этом смысле она предпочитала собак. Макс, который лежал, так уютно устроившись на своей подушке, любил ее с самым непосредственным обожанием, которое намного превосходило все те чувства, которые когда-либо выказывали ей ее ненадежные партнеры.

— Мои лакеи действительно очень интересные мужчины, разве не так? — снисходительно ответила Джоанна. — Вот уж не ожидала, что вы обратите внимание на их внешность.

— Вы ошибаетесь. — Алексу, похоже, стало смешно. — Просто я отметил, что вы окружаете себя красивыми и дорогими предметами. Лакеи, собака… — Он посмотрел вокруг, как бы подтверждая свои слова: ваза с лилиями, которую Джо специально поместила в центре стола из палисандрового дерева, элегантный фарфор, размещенный на каминной полке, а также коллекция ее акварелей.

Почему-то его внимательный осмотр заставил Джоанну почувствовать себя не очень уютно, как будто у нее отняли уверенность, что все здесь подобрано с хорошим вкусом. Да как он смеет так пренебрежительно относиться к этому!

— Я также слышал, что вы — всеобщая любимица светского общества, — сказал Алекс. — Уверен, что это-то абсолютная правда. Надеюсь, это доставляет вам удовольствие.

— Это очень приятно.

Джо никогда не стремилась быть в центре внимания, тем не менее приобрела в обществе популярность и влияние. Леди Джоанна подсчитала, что за девять лет своего замужества она провела с Дэвидом года полтора-два, а может быть, и меньше, поэтому, чтобы избавиться от одиночества покинутой на годы жены, она выстроила свой стиль, который позволил ей полюбить ту жизнь, которую она себе создала.

— Вы были не менее известны, когда последний раз были в Лондоне, — резко напомнила она Алексу.

Три года назад Дэвид и Алекс вернулись из морской экспедиции в Южную Америку и привезли оттуда огромное количество рассказов о том, как им приходилось прорубать путь сквозь густые джунгли, как они нашли там древние руины и как на них нападали дикари.

По крайней мере, Дэвид всем этим хвастался и даже показывал следы от укуса какой-то огромной кошки, которые остались у него на руке. Джоанна тогда с необъяснимой жестокостью пожалела, что зверь не съел его, а был застрелен за свою дерзость. Она ненавидела то, как Дэвид буквально утопал в своей славе, когда он, едва держась на ногах, пьяным являлся домой из бор деля под утро и от него разило духами. Все это было такой дешевкой. Дэвид хвастался везде, начиная от вертепов с игральными столами и публичных домов и заканчивая залами, где проходили балы. Он был наглым и вульгарным, но люди прощали ему это, считая, что это часть его широкой натуры. Ведь Дэвид Уэр был героем, обожаемым всеми… Боль и потери переплелись в ее душе. Когда она выходила замуж, то ждала, что ее жизнь будет совершенно другой, что у нее будет любящий муж и куча детей. Да, она была потрясающе наивна.

Алекс же, наоборот, как она помнила, пренебрег назойливым вниманием великосветского общества и уехал в Шотландию, в то время как его товарищ приписывал себе подвиги и почитал на лаврах славы. И теперь Джо заметила, что уголки губ Алекса презрительно опустились вниз, когда она напомнила ему о его популярности.

— Я не ищу известности. — В его устах эти слова прозвучали так, как если бы она предположила, что он замешан в каких-то противозаконных и постыдных делах одновременно. — Вы не сможете обвинить меня в том, что я стараюсь снискать расположение общества, пока нахожусь здесь. В общем-то я планирую покинуть Лондон, как только получу приказ адмиралтейства.

— Для начала вам нужно убраться из моей кровати, — съязвила Джоанна. — Вы же заявили во всеуслышание, что вы там как у себя дома.

И снова Алекс улыбнулся ей той обескураживающей непредсказуемой улыбкой. Он был искуситель, но не поклонник.

— Мне кажется, я получу от этого удовольствие, — пробормотал он.

— Да уж, конечно.

— А как вы меня оттуда выгоните?

Джоанна склонила голову набок и оценивающе оглядела его:

— Пока не знаю. Но будьте уверены, что это будет известно всем и унизительно для вас.

Его улыбка стала шире.

— Это того стоило.

Джоанна подала ему руку:

— Итак, лорд Грант, я благодарю вас за визит и желаю вам всего хорошего во время ваших будущих странствий.

Он снова прикоснулся к ней. Вероятно, это было ошибкой, нельзя было этого допускать, так как при прикосновении она ощутила необъяснимую дрожь. На какую-то долю секунды Джоанна подумала, что он снова собирается поцеловать ее, и ее сердце усиленно забилось. Она почти осязала притягательное тепло его губ, вдыхала аромат его тела, его вкус…

— До свидания, леди Джоанна, — сказал Алекс. Но руку ее не отпустил. — Если у вас когда-либо появится необходимость завести любовника…

— Не стоит беспокоиться, вас я не стану тревожить, — ответила Джоанна. — Герои — не в моем вкусе.

Пожалуй, меньше всего ей хотелось бы общаться сейчас еще с одним героем, подумала она. Мысль об этом приводила ее в ужас. В свое время она решила, что ее герой — Дэвид. Она обожествляла его. А потом поняла, что он — негодяй и хам, призрак героя, глиняный идол.

Алекс улыбнулся ей. Его теплая улыбка привела ее в замешательство. У нее закружилась голова, и она едва смогла вдохнуть, пока он не отпустил ее руку, ну совсем как молоденькая девушка.

— Тогда позвольте пожелать вам приятного дня, — сказал Алекс.

Он поклонился и исчез так быстро, что она даже не успела прийти в себя и позвонить дворецкому, чтобы тот проводил его. Но и теперь, когда дверь за ним закрылась, Джо все еще могла ощущать, как воздух в библиотеке раскалился от его присутствия, настолько напряженной была эта встреча.

Она присела на коврик и обняла Макса, который вздохнул, почувствовав прикосновение ее рук. Джо задумалась. «Мне не нужен еще один герой, — размышляла она. — Я буду полной дурой, если когда-нибудь снова выйду замуж». Только на секунду ею овладела боль, прячущаяся где-то в глубинах сознания, но она уже так давно привыкла не обращать на нее никакого внимания, что та исчезла так же быстро, как и появилась, оставив после себя привычную пустоту. Джоанна положила подбородок на хохолок на голове Макса и вдохнула его запах. Маленькое тельце собачки было теплым, Макс чувствовал себя уютно в ее объятиях.

— Мы пойдем за покупками, Макс, — сказала Джоанна. — Как мы всегда делаем.

Покупки, балы, вечеринки, верховая езда в парке, обычные дела, знакомая обстановка, окружающая ее пустота постепенно привели ее в привычное состояние.

Поворачивая с Хаф-Мун-стрит на Кёрзон-стрит, Алекс думал об очаровательной вдове Дэвида Уэра. В том, что ее окружала толпа мужчин, не было ничего удивительного. Она была эффектной и необыкновенно яркой женщиной, которая за холодной уверенностью прятала сильную страсть, которая могла бы свести с ума любого мужчину. Джоанна была наградой, самым ценным подарком, который когда-либо мог получить мужчина. Кому бы не хотелось, чтобы такая женщина украшала его дом и согревала его постель? Алекс подумал, что, должно быть, он единственный мужчина в Лондоне, которому не нравится леди Джоанна Уэр, но это не мешало ему желать ее.

Он хорошо помнил последние, не лишенные горечи слова Уэра о своей жене, когда тот был уже на смертном одре и лихорадка терзала его тело. Его лицо было бледным от боли и горечи.

— Нет нужды просить тебя позаботиться о Джоанне… Она всегда могла это делать самостоятельно…

Теперь Алекс понимал, как могло сформироваться подобное мнение. Леди Джоанна обладала не только хладнокровием, но и хрупкой сдержанностью, которые не привлекали мужчин, желавших, чтобы их женщины были радостные и веселые и повиновались им по первому требованию. Но в ней Алекс почувствовал не только силу, но и уязвимость. Он увидел это в ее глазах, когда она попыталась использовать его как средство защиты против Джона Хагана. Но может быть, ему это только показалось. Без сомнения, леди Джоанна умела манипулировать мужчинами, чтобы добиться своего. И конечно же она попыталась использовать его, но в результате получила гораздо больше, чем рассчитывала.

Любовник леди Джоанны …

Одна лишь мысль об этом заставила его напрячься. Он никогда не считал себя человеком, наделенным богатым воображением, так как превыше всего ставил холодный разум, но сейчас он, к своему удивлению, обнаружил в себе скрытые возможности, о которых раньше и не подозревал. Оказаться в постели с Джоанной Уэр, сорвать с нее это соблазнительное красное платье и обнажить ее белоснежное тело, прикоснуться к нему губами, раствориться в ней и дать друг другу высшее, невыносимое наслаждение… Он чуть было не врезался в фонарный столб, настолько захватили его эти мысли. Алекс чувствовал себя наготове, как неоперившийся юнец. Все его тело было напряжено, он никогда не испытывал такого раньше. Джоанна Уэр была для него всегда недосягаема. Она ему даже никогда не нравилась. Он был человеком, который жестко контролировал свои физические потребности и никогда не испытывал эмоциональных всплесков. Так было все время с тех пор, как умерла Амелия, и у него не было намерений что-либо менять в сложившейся ситуации.