Никола Корник - Шепот скандала

Брук пожал плечами:

— Ни за что не стану драться с ним, миледи, пока он вам нравится.

— Но он мне совсем не нравится! — возразила Джоанна, и краска залила ее лицо.

— Дайте мне знать, когда он вам разонравится, — попросил боксер, — я разукрашу ему физиономию. — Брук придержал дверцу наемного экипажа. — Пожалуйста, миледи. Это — Том Финн. — Он кивнул в сторону кучера. — Он отвезет вас домой, на него можно положиться.

Джоанна оглянулась и увидела, как герцог Кларенс с трудом пробирается через толпу, окружающую Алекса, и буквально повисает на нем. Они едва устояли на ногах, а шумная толпа уже несла их дальше в поисках пивнушки. Ну и поделом этому Алексу Гранту, подумала Джоанна, раз уж он, сам того не желая, стал предметом поклонения братства боксеров. Собьют с него спесь хотя бы.

Джоанна решительно закрыла дверцу кареты и со вздохом откинулась на спинку скамейки. Она понимала, что Алекс не отказался от идеи сопровождать ее на Шпицберген. Он был, как заноза в пальце, источником постоянного раздражения, от которого ей так хотелось избавиться и который так сильно волновал ее. Джоанна устроилась поудобнее на скамейке. И попыталась понять, почему ее так сильно влекло к Алексу: с одной стороны, ей очень хотелось избавиться от этого чувства, а с другой — она должна была признать, что тоже желала его.

«Никогда не отдамся человеку, который будет с неуважением относиться ко мне».

«Но ты почти сделала это…»

Дэвиду Уэру было абсолютно все равно, что чувствует его жена, он не считался ни с ее чувствами, ни с ее самоуважением, и поэтому Джоанна решила, что ни в коем случае не позволит, чтобы подобное случилось с ней снова. Она не свяжет себя еще с одним искателем приключений. Джоанна понимала: ни одна женщина не сможет удержать Алекса Гранта, поскольку его первой любовью навсегда останутся путешествия и исследования. С Алексом можно лишь на краткое время вкусить все прелести удовольствия, размышляла она, и поэтому делать его своим любовником — полное безумие, поскольку затем наступит горькое разочарование и чувство потери. К тому же Алекс никогда не сможет полностью ей доверять, никогда не сможет безоговорочно полюбить ее, потому что тень Дэвида всегда будет между ними. Даже если бы она рассказала ему обо всех жестокостях Дэвида, он вряд ли поверил ей. Он был другом Дэвида с детства, Дэвид спас ему жизнь, и Джоанна понимала, что для Алекса было делом чести оставаться верным памяти друга.

Она снова напомнила себе об этом, поднялась наверх и попыталась уснуть.

Ночь казалась долгой, а постель — пустой.

В комнате было жарко и душно. Пахло пчелиным воском и пылью, а совсем не свежим соленым воздухом, и не было видно бескрайнего горизонта моря. С того момента, как он ступил на палубу, он чувствовал себя в ловушке, и это было ему крайне неприятно. Несмотря на то что он был моряком, а моряки — самые суеверные мужчины в мире, Алекс никогда не считал себя человеком, лишенным способности логически рассуждать. Тем не менее сейчас он был уверен в том, что что-то плохое обязательно должно произойти, и, глядя на мужчин, сидящих вокруг стола, чувствовал, как внутри у него все сжимается.

Вся предыдущая неделя была крайне напряженной из-за «благородства» Дэвида Уэра, который по совершенно непонятным причинам вынудил его заниматься состоянием его дочери. Алексу очень хотелось простить Уэра и понять, почему его друг поступил таким образом, но он не мог придумать никакого приемлемого объяснения. Оставались вопросы, на которые не было ответов и которые мучили Алекса во время бессонных ночей. Например, почему Уэр никогда не упоминал о дочери раньше и не интересовался ее благополучием? Почему, когда он узнал, что умирает, не рассказал Алексу о малышке и не вручил ее его заботам, вместо того чтобы заставлять Джоанну совершать это безумное путешествие. На эти вопросы убедительных ответов не было, и ему становилось все труднее объяснять поступки Дэвида, нужно было просто закрывать глаза на более чем неприятные моменты поведения Уэра, его измены супруге, его безразличие к тем, кто зависел от него, и его грубость.

Встреча Алекса с Джоанной накануне вечером не принесла успеха, а только вызвала в нем гнев, он просто кипел от негодования. Алекс самым решительным образом собирался сопровождать ее на Шпицберген и был обескуражен ее отказом. Но еще в большей степени его раздражал тот факт, что он был не способен контролировать свою физиологию, страстно желая Джоанну и одновременно не доверяя ей; с одной стороны, у него болело за нее сердце, с другой — он пытался достучаться до ее разума. Алекс испытал в той таверне совершенно неожиданный порыв приласкать ее. Он пытался объяснить ее слезы женским капризом, но инстинктивно чувствовал, что она не притворялась. Ее огорчение было искренним. Джоанна потеряла контроль над собой, потому что много всего обрушилось на нее за это время, и Алексу захотелось защитить ее. Это желание не имело ничего общего с похотью, он просто хотел заслонить ее от всех бед. И именно это и волновало его больше всего.

Алекс провел рукой по шее, пытаясь снять напряжение в мышцах. Вся эта ситуация сводила его с ума, а Джоанна Уэр приводила в бешенство.

Он чувствовал, что она его околдовала.

Поведение Джоанны также удивляло его. И Алекс признавал это. Он заранее сделал неверные выводы, предположив, что она склонна к любовным авантюрам, подобно многим пресным вдовушкам. Но она отвергла его, в ее словах звучали и искренность, и страсть, в которых он не сомневался. Это была другая Джоанна Уэр — противоположность той напыщенной, самоуверенной хозяйки светского салона.

В то утро Алекс пытался избавиться от скверного настроения и телесных недугов, посетив сеанс фехтования в академии Генри Анджело. Это было ошибкой, так как у него сильно разболелась раненая нога и ему было неприятно осознавать, что старая рана дает о себе знать, ограничивая его подвижность. В глубине сознания был страх, незначительный, но неумолимый, что однажды эта рана помешает ему отправиться в плавание и вынудит остаться «дома» и он будет вынужден коротать остаток своих дней, как заключенный в клетку зверь, бессмысленно мечущийся по клетке взад-вперед день за днем. Эта мысль приводила его в ужас. А затем, когда он вернулся в «Гриллонс», Фрейзер с радостью сообщил ему, что, наконец, из адмиралтейства пришло сообщение о его новом назначении.

— Вас хотят немедленно видеть, милорд. — Когда Фрейзер произнес эти слова, уголки его губ опустились. — Я вынужден был объяснить им, что у вас сейчас неотложные дела. Они были здесь два часа назад.

Алекс ожидал, что его примут достаточно холодно, так как он заставил себя ждать, и был крайне удивлен очень теплым приемом. Но именно это и насторожило его. Он незаметно повернулся в кресле и потер ногу, которая доставляла ему массу проблем.

— Как хорошо, что вы присоединились к нам, Грант! Очень рад вас видеть, старина! — Чарльз Йорк, первый лорд адмиралтейства, пожал ему руку.

Алекс никогда не относился к этому человеку с особым уважением. Ему не нравилось, что первый лорд морей был скорее политиком, чем моряком. Да и как мог такой человек, не имеющий опыта понять, с чем сталкиваются офицеры. Ничего хорошего не было и в том, что брат Йорка Джозеф также состоял в правлении адмиралтейства. Но по крайней мере, Джозеф Йорк раньше служил в морском флоте, хотя, как считал Алекс, его назначение выглядело скорее как кумовство. Алекс сел в кресло, на которое Чарльз Йорк указал ему, и постарался не показывать свое истинное отношение.

— Рад снова видеть вас в Лондоне, Грант, — продолжил Йорк. — Развлекаетесь, знаю. Его светлость лорд Кларенс рассказывал мне, что вы имели грандиозный успех у боксеров в Криббсе вчера вечером.

Алекс приложил все усилия, чтобы на его лице не отразились те чувства, которое он испытал при упоминании о вчерашнем приключении. Он провел большую часть ночи, пытаясь скрыться от перевозбужденной толпы, которая не уставала поднимать бокалы в его честь. Его поили до тех пор, пока он чуть не сполз со стула.

К счастью, Йорк, похоже, не собирался дальше развивать эту тему и не ждал ответа.

— Для нас будет огромным удовольствием видеть вас в адмиралтействе на работе, — продолжил он и широко махнул рукой. — Продвижение по службе, знаете… Возможно, должность контр-адмирала через год-два. — Алекс заметил, что Джозеф Йорк улыбается сквозь зубы и остальные члены совета согласно кивают. — Вы — герой, капитан Грант, кумир многих, и здесь нет ошибки.

Алекс был потрясен. Работать в адмиралтействе?

Он с трудом смог выдавить из себя слова.

— Польщен, джентльмены, — сказал он, — но я не совсем понимаю…

— Конечно, конечно, — гремел великодушно Йорк. — Простой моряк, а, Грант? — Он повернул голову к другому члену коллегии морского министерства, Джейсу Буллеру, профессиональному политику.

— Правительство довольно вами, Грант, — доложил Буллер высоким голосом, смахивая табак с рукава. — Теперь, когда нет Нельсона, нужен герой. Кокрайн слишком знаменит и, как вы знаете, слишком своенравен. Сегодня общество высоко ценит исследователей.

— Понимаю, — не ожидая ничего хорошего, произнес Алекс. Он поймал на себе взгляд сэра Ричарда Бикертона, который какое-то время служил вместе с Нельсоном, и, как ему показалось, тот подмигнул ему.

— Вы знамениты, Грант, — сухо заметил Бикертон. — Я уверен, что вы сможете высоко оценить оказанное вам доверие.

— Уверен, сэр, — подтвердил Алекс и, глубоко вздохнув, продолжил: — Джентльмены, вы оказываете мне слишком большую честь. Все, чего я ожидал, направляясь сюда, — так это получить новое назначение и отправиться в плавание на моем корабле.

Сидевшие за столом стали переговариваться. Алекс посмотрел на Чарльза Йорка, тот нетерпеливо теребил в руках перо.