– Джесмонд… – Беатрис направилась к дочери, которая уже распахнула дверь. – Если ты поступишь по-своему, я никогда не прощу тебя.

Джесси бросила на мать взгляд через плечо. У нее щемило сердце от боли.

– Прости, мама… Но я уже все решила.


Они сидели на валунах у подножия скал, образовывавших мыс Последней Надежды. Женевьева болтала босыми ногами, которые омывали набегавшие волны. Джесмонд Корбетт сидела, подтянув колени к груди. Стояла тихая безветренная погода, над головами подруг раскинулось безоблачное синее небо.

Они не виделись уже несколько недель. Впрочем, их дружба всегда состояла из редких встреч. Подруг связывало не столько постоянное общение, сколько общие взгляды на мир и глубокое взаимопонимание. За годы знакомства Женевьева, которая не имела своих детей, полюбила Джесси как дочь. Она внимательно выслушала рассказ подруги о ссоре с матерью и о решении расторгнуть помолвку с Харрисоном. Но Женевьева чувствовала, что Джесси чего-то недоговаривает.

– Где граница, отделяющая то, что женщина должна другим, от того, что является ее долгом перед собой? – задумчиво хмуря брови, спросила Джесси.

Женевьева тяжело вздохнула, глядя на лазурные волны моря.

– Мне кажется, каждый понимает долг по-своему. И в соответствии с этим делает свой выбор. И если выбор сделан неправильно, человек чувствует в душе, что совершил ошибку.

– Но если человек эгоистичен…

Женевьева остановила подругу, тронув за руку.

– Ты вовсе не эгоистка…

Джесси склонила голову. Она чувствовала, как легкий ветерок играет с завитками на ее затылке.

– Моя мама думает иначе.

– Твоя мать, наверное, хочет оправдаться перед собой в тех неправильных решениях, которые она принимала на протяжении всей жизни.

Джесси внимательно посмотрела на подругу.

– Ты имеешь в виду прежде всего ее брак с моим отцом?

– Да.

Джесси сидела, понурив голову, и рассматривала колыхавшиеся под напором набегавших волн морские водоросли, зацепившиеся за камень.

– Мои родители никогда не любили друг друга, – с горечью поведала Джесси.

Женевьева с сочувствием посмотрела на подругу.

– Тут нет их вины. Беатрис и Ансельм вступили в брак по расчету по приказу своих родителей. При таких обстоятельствах разве могла в их душах зародиться любовь? Беатрис всегда считала, что Ансельм ниже ее по своему происхождению. Ведь ее семья принадлежала к старинному английскому роду, пусть и обедневшему.

– Ты права, Корбетты в ее глазах выскочки, – сокрушенно качая головой, заметила Джесси.

Женевьева улыбнулась.

– Вообще-то меня удивляет, что твоя мать так пренебрежительно отзывается о семье твоего отца, – заметила она.

– Нет, она так прямо не называет его родственников выскочками. Но к такому разряду она относит состоятельных людей незнатного происхождения. Каждый раз, давая кому-то подобную оценку, мама выразительно смотрела на отца. Нетрудно догадаться, что означал ее взгляд.

Над их головами с криком пролетел ястреб. Оперение на его раскинутых крыльях поблескивало на солнце.

– Твоя мать совсем не меняется с годами.

– Ты так говоришь о ней, как будто когда-то хорошо ее знала.

Джесси поменяла позу и свесила ноги с камня.

– Да, я когда-то хорошо ее знала, – подтвердила Женевьева.

Джесси бросила на подругу удивленный взгляд.

– Как интересно! Расскажи, пожалуйста.

Налетевший ветерок донес до них запах морской воды, мокрых скал и эвкалиптов, росших на вершине мыса. Женевьева закрыла глаза, наслаждаясь знакомыми ароматами.

– Я обещала твоей матери никогда не рассказывать о ней, – сообщила она с тяжелым сердцем.

Женевьева опасалась, что Джесси будет настаивать на своем, но она промолчала. Некоторое время подруги слушали шум прибоя и крики чаек над волнами, погрузившись в задумчивость.

– Скажи, моя мама любила кого-то? – неожиданно спросила Джесси. – Я говорю о том времени, когда родители собрались выдавать ее замуж за моего будущего отца.

Лицо девушки опечалилось. Женевьева с жалостью посмотрела на нее. «Неужели твоя собственная судьба так ничему и не научила тебя, Беатрис?» – с горечью подумала она.

– Да, – промолвила Женевьева, выдержав паузу. – Его звали Питер Флетчер – лейтенант, происходивший из знатной, но очень бедной семьи.

– Он любил мою мать?

– Всем сердцем. Когда он узнал о планах родителей Беатрис выдать ее замуж за Ансельма, он предложил ей бежать.

– Но она, конечно, не согласилась.

– Нет. Твоя мать никогда не нарушала правил приличия, принятых в обществе.

У входа в бухту появилось судно под белоснежными парусами. Оно держало курс на юг.

– Я ничего не знала, – задумчиво пробормотала Джесси, пристально глядя на проплывавший на горизонте корабль.

– Должно быть, Беатрис уже забыла о прошедшем. А вернее, заставила себя забыть.

Женевьева прикрыла глаза ладонью от яркого слепящего солнца. Она узнала судно. Фрегат «Отпор» спешил назад в порт Блэкхейвен-Бей.

– Твоя мать до сих пор не догадывается о том, какие чувства ты испытываешь к ирландцу?

Джесси покачала головой:

– Нет. Кстати, Женевьева, как ты узнала о том, что я влюблена в него?

– Я догадалась по выражению твоего лица в ту памятную штормовую ночь. Ты смотрела на него влюбленными глазами.

– Мне, наверное, следует носить шляпки с густыми вуалями, – пошутила Джесси. Но на самом деле она испугалась слов подруги. Ведь о ее чувствах могли догадаться посторонние. – Если бы моя мать узнала… – Джесси помолчала, качая головой. – Я даже не знаю, что бы она в таком случае сделала. В одном я твердо уверена – она заставила бы Лукаса страдать. Она посчитала бы его виновным в том, что я решила расторгнуть помолвку.

– Когда истекает срок его наказания?

Джесси, понурив голову, тяжело вздохнула.

– Никогда. Он обречен до конца своих дней гнить на каторге, Женевьева.

Фрегат находился теперь так близко, что женщины слышали шум полощущихся на ветру парусов и плеск воды о корпус. Женевьева сжала руку подруги.

– Бедняжка Джесси…

– Он мне сказал… – нерешительно произнесла Джесси. – Он сказал, что существуют способы, с помощью которых женщины предохраняются от беременности или в случае необходимости прерывают ее. Ты что-нибудь знаешь о них?

Женевьева испытующе посмотрела на подругу. Она поняла, что в жизни Джесси произошли крупные перемены.

– Да, я помогу тебе.

Джесси кивком поблагодарила ее. В ее глазах блестели слезы. Она всегда выглядела уверенной, сильной и очень требовательной к себе. Даже в детстве Джесси редко плакала.

– Ты, наверное, хочешь предупредить меня о подстерегающей нас опасности. – Джесси старалась сдержать слезы.

Женевьева крепче сжала руку подруги.

– Да, вам грозит опасность, но ведь ты сама все знаешь.

Сердце Женевьевы разрывалось от боли. Она знала, что ее подругу впереди ждут страдания и беды, но ничем не могла помочь ей.

– Помни, дорогая моя Джесси, что бы ни случилось, ты всегда найдешь у меня поддержку и участие.


Мальчик сидел на земле, прислонившись спиной к стене дома из неотесанных камней. Его голову покрывала надвинутая на глаза старая шляпа.

– Она сейчас на лугу за домом пасет овец, – сообщил он, не глядя на въехавшего во двор Уоррика и не дожидаясь его вопроса.

– Спасибо, Диккен, – поблагодарил его всадник и хотел поворотить коня, но снова взглянул на мальчика.

Странный парнишка! Он казался Уоррику далеким от цивилизации дикарем. В последнее время Уоррик часто наведывался в домик на побережье и наблюдал за Диккеном. Мальчик так ловко управлялся с рогаткой, что без труда добывал с ее помощью дичь и даже кенгуру. Убивая птиц и животных, он всегда радостно улыбался. Уоррик подозревал, что именно Диккен заколол ножом Паркера Джоунса.

– Признайся, ты убил того чернокожего каторжника, которого я разыскивал? – неожиданно спросил он.

– Я?! – сдвинув шляпу на затылок и открыв один глаз, переспросил Диккен. – Нет, я предпочитаю пользоваться рогаткой. А ножи любит моя сестра Фиона.

Уоррик натянул поводья так, что его гнедой мерин запрокинул голову и жалобно заржал. Уоррик тут же успокоил коня, потрепав по холке, а потом направился туда, где паслись овцы.


– Почему ты скрыла от меня правду? – спросил он Фиону, когда они, насытившись ласками, лежали в объятиях друг друга на расстеленном под цветущей ивой плаще. – Почему ты не сказала мне, что убила чернокожего каторжника, которого я разыскивал?

Фиона повела худеньким плечом.

– Я же не знала, как ты отреагируешь на такое известие. – Она взглянула в лицо Уоррика. – И уж во всяком случае, тебе бы мое сообщение не понравилось, правда? Я убила его, потому что он беглый каторжник, разбойник да к тому же еще и негр.

– Не говори глупости. – Уоррик погладил девушку по щеке. – Ты убила его, потому что защищалась. Он, наверное, напал на тебя и попытался изнасиловать.

– Нет, все произошло иначе. Он не пытался меня изнасиловать. Чернокожий хотел забрать у нас ослика.

Уоррик оцепенел.

– Значит, ты убила человека из-за ослика? Ты вонзила Паркеру нож в спину?

Фиона легла на бок и подперла голову рукой.

– Ты не понимаешь меня. Ты понятия не имеешь, что такое бедность. Ты, наверное, думаешь, что мы целыми днями валяемся в траве, а по ночам занимаемся любовью под открытым небом, любуясь звездами, что мы беспечны и веселы, потому что нам нечего терять. Но видишь ли, ослик очень важен для нас. Я не могла позволить увести его со двора.

Уоррик внимательно посмотрел на Фиону. Он никогда не задумывался над тем, какая пропасть их разделяет. И теперь он впервые увидел существующие между ними различия. Да, Уоррик никогда не жил в бедности. Может быть, отличительной чертой бедных людей действительно является черствость и пренебрежение чужой жизнью?