Прислонившись к колонне, Джесси взглянула на прогуливавшихся по саду гостей.

– В Новом Южном Уэльсе[1], – заметила она, – бывшие преступники часто поступают на службу в дома и имения, и им разрешают жениться и выходить замуж. На самом деле отбывающие там наказание люди вступают в брак еще до истечения срока каторги.

– Да, но здесь не Новый Южный Уэльс. Слава Богу, мы живем на Тасмании, и здесь царят более строгие порядки. Так о чем ты хотела поговорить со мной, Джесмонд?

Джесси взглянула на жениха и вдруг поняла, что не сможет говорить с ним сейчас о свадьбе. Ее охватила паника. Джесси хотелось повернуться и убежать, но она не могла тронуться с места. Разве она способна покинуть вежливого уравновешенного Харрисона, скрыться от гостей матери, спрятаться от сладких звуков скрипки, на которой играл Галлахер?

– Джесмонд, что с тобой? – удивился Харрисон.

Сделав над собой усилие, Джесси улыбнулась:

– Давай сыграем в крокет.


На закате, когда в долине легли длинные тени, толпа гостей начала редеть. Джесси и Уоррик нашли время сыграть в крокет с Харрисоном и Филиппой.

– Ты неправильно делаешь удар, – горячился Уоррик, обращаясь к Филиппе. – Будь внимательнее!

Он быстро подошел к девушке и, обняв ее сзади, стал показывать, как надо делать замах деревянным молотком. Джесси украдкой бросила взгляд на хозяйственный двор, где стоял барак каторжников. Галлахер уже успел переодеться и теперь помогал гостям рассаживаться по экипажам и коляскам. Взглянув снова на Филиппу и брата, Джесси заметила, что Филиппа стоит ни жива ни мертва, затаив дыхание.

Да она, оказывается, влюблена в Уоррика! – удивленно подумала Джесси, наблюдая за молодыми людьми. Уоррик раздраженным тоном нетерпеливо учил Филиппу правильно держать молоток и делать замах, не замечая, какое впечатление производят на девушку его дружеские объятия. Глядя на залитое румянцем лицо Филиппы, Джесси вспоминала, как ее подруга в детстве поднимала паруса и пыталась править лодкой, когда Уоррик брал ее с собой в море. Филиппа ходила за ним по пятам, словно верная собака, носила его удочки, когда он шел на рыбалку, или подстреленных уток, когда он возвращался с охоты. Уже тогда, в детстве, она любила его, но никто не замечал ее чувства, потому что Филиппа как юная, хорошо воспитанная леди умела скрывать свое отношение к Уоррику.

Джесси внимательнее пригляделась к ним обоим. Уоррик выглядел беззаботным и ничего не подозревающим. А Филиппа, как всегда, блистала хорошими манерами и вела себя безупречно. Джесси удалось лишь один раз поймать ее страстный взгляд, обращенный на Уоррика, когда Харрисон пошутил и Уоррик, запрокинув голову, звонко рассмеялся. Его глаза искрились весельем, прядь белокурых, небрежно зачесанных назад волос упала на лоб. Джесси поняла, как сильно страдает Филиппа, и у нее сжалось сердце.

Джесси отвернулась. Она не понимала, как можно было так долго не замечать тех чувств, которые Филиппа испытывала к Уоррику. Возможно, причина состоит в том, что человек замечает чувства других лишь после того, как испытает их сам.


Поздно вечером Джесси отправилась на поиски брата и нашла его в бильярдной, он ходил с кием вокруг стола.

– Ты еще не спишь, Джесс? – рассеянно спросил Уоррик, склонившись над покрытым сукном столом и примериваясь, чтобы сделать очередной удар по шару.

В бильярдной горели лишь свечи в настенных канделябрах и царил полумрак. Джесси остановилась на пороге, она не могла разглядеть выражение глаз Уоррика, скрытых в тени. Он ударил кием по белому шару, тот стукнулся о красный, и последний скатился прямиком в лузу.

– Ты заработал три очка, – с улыбкой констатировала Джесси.

– Хочешь сыграть? – спросил Уоррик.

Она покачала головой.

– Я хотела кое о чем попросить тебя. – Джесси подошла к бильярдному столу. – Я решила устроить на следующей неделе небольшой пикник и пригласить Филиппу и Харрисона. – Джесси запнулась. – Может, ты тоже примешь участие?

Уоррик выпрямился и взял мел.

– Ты пытаешься сыграть роль сводни? – осведомился он.

Джесси рассмеялась.

– Конечно, нет.

– Поверь мне, если так, то ты впустую тратишь время. Я не намерен жениться на мисс Филиппе Тейт.

И Уоррик вновь нанес удар по шару. Джесси скрестила руки на груди. Она еще не сняла свое вечернее платье из изумрудно-зеленого атласа.

– А ты когда-нибудь задумывался о том, какие чувства испытывает к тебе Филиппа?

На губах Уоррика заиграла улыбка, но его глаза хранили серьезное выражение.

– О чем тут думать? Филиппа Тейт – истинная англичанка, воспитанная в лучших традициях нашей культуры. Она всегда поступает так, как того требуют правила приличия, принятые в обществе.

– Мне кажется, ты недооцениваешь глубины ее чувств к тебе.

– Не преувеличивай! – воскликнул Уоррик и снова склонился над столом. – Впрочем, я не сомневаюсь, что она по-своему привязана ко мне. Я тоже с нежностью отношусь к ней. Она всегда мне нравилась, ты знаешь. Но она не та женщина, которую я смог бы полюбить. Филиппа слишком правильная, слишком сдержанная, слишком предсказуемая.

– И ты уверен, что хорошо знаешь ее?

Уоррик самодовольно усмехнулся.

– Конечно. В том-то и проблема. Я слишком хорошо ее знаю. Разве можно жениться на женщине, в которой для тебя нет новизны, потому что ты знаком с ней всю свою жизнь? В отношениях двух любящих сердец должна заключаться какая-то тайна, элемент неизвестности, загадка.

Уоррик ударил по шару, промахнулся и тихо чертыхнулся с раздраженным видом.

– Филиппа для меня столь же привычна, как сапоги, которые я надеваю каждый день, – продолжал он. – Не могу же я влюбиться в свою обувь! Она совершенно не будит мое воображение!

Уоррик обошел вокруг стола, изучая расположение шаров.

– Неужели ты думаешь, что любовь основывается на чувстве волнения и тайне? – спросила Джесси.

Уоррик бросил на сестру хмурый взгляд через плечо.

– А ты думаешь иначе?

Подняв голову, Джесси взглянула на лепнину на потолке.

– Я думаю, что любовь основывается на взаимопонимании. Когда любишь, чувствуешь себя комфортно с любимым человеком и понимаешь, что он – твоя вторая половинка.

– А что делать со страстью?

– А ты когда-нибудь занимался любовью с женщиной? – спросила Джесси, все еще рассматривая потолок. Она стеснялась взглянуть на брата, задавая подобный вопрос.

Уоррик засопел.

– Что за вопросы, сестренка… – смущенно пробормотал он.

Джесси взглянула в его бледное ангелоподобное лицо.

– Так занимался или нет?

– Да, занимался.

– И что ты при этом чувствовал?

Уоррик нетерпеливым движением руки убрал волосы со лба. Джесси знала, что таким жестом он выражал раздражение. Пряча глаза от сестры, он чувствовал неловкость.

– Послушай, Джесси, мне кажется, будет лучше, если ты задашь свой вопрос маме.

– Я знаю, что думает мама. Она считает, что исполнение супружеского долга ничего, кроме отвращения, у женщины вызвать не может. По ее мнению, женщина в браке вынуждена терпеть ласки мужа.

Взяв кий, Уоррик снова склонился над столом, целясь в шар.

– Не все женщины так считают, – заметил он. – И не у всех близость с мужчинами вызывает отвращение.

– Но ты так и не описал мне своих чувств во время занятия любовью. Скажи, с чем их можно сравнить?

– С чем сравнить? Пожалуй, с едой. Представь себе, что ты страшно хочешь есть и тебе не терпится утолить свой голод. Или… – он лукаво улыбнулся, – ты предвкушаешь роскошный пир и ждешь, когда перед тобой выставят лакомства. Самое главное здесь те чувства, которые ты испытываешь к человеку, с которым занимаешься любовью.

– Ты хочешь сказать, что главное – это любовь?

Уоррик пожал плечами:

– Любовь или страсть, не знаю… Говорят, что любовь и страсть – разные вещи, но я не вижу разницы.

Обойдя стол, он подошел к сестре и посмотрел ей в глаза.

– Я знаю, что тебя тревожит, – продолжал Уоррик. – Ты поняла, что не испытываешь к Харрисону ни любви, ни страсти, не так ли?

Джесси кивнула и потупила взор. Уоррик погладил сестру по щеке.

– Что ты теперь собираешься делать? – тихо спросил он. От него пахло бренди и сигарами.

– Я не знаю.

Он поднял ее опущенную голову за подбородок.

– Я приму участие в пикнике, который ты устраиваешь.

Джесси улыбнулась.


На следующий день Лукас явился на лужайку сада с молотком и топором, чтобы снести установленные здесь навесы для гостей. Солнце сильно припекало. Он уже начал работу, когда к нему тихо подошла Джесси.

Лукас поднял глаза и увидел ее в темно-синем платье с белым воротником, пышными рукавами, собранными на запястьях и украшенными отделкой в виде белой полоски.

– Зачем вы подошли так близко, мисс Корбетт, – грубоватым тоном произнес он, – вы можете получить травму.

Но Джесси и не подумала уходить. Лукас окинул Джесси внимательным взглядом с ног, обутых в темно-синие ботинки, до головы, на которой красовалась изящная соломенная шляпка. Наряд очень шел Джесси.

– Я хочу прогуляться верхом, – заявила она.

– Но ваше платье не годится для такой прогулки, – возразил Лукас.

– Мне недолго переодеться.

Лукас отвернулся и снова принялся за работу.

– Я занят, – проговорил он, не глядя на девушку.

Она обошла вокруг опорного столба, который он сносил, и остановилась напротив Лукаса. На него пахнуло ароматом лаванды. Темно-синяя накрахмаленная юбка Джесси шелестела при каждом ее движении, покачиваясь вокруг бедер.

– Я уже сказала Уоррику, чтобы он поручил эту работу кому-нибудь другому, – довела она до его сведения.

Лукас, выпрямившись, посмотрел на нее.

– И куда вы собрались ехать?

Она кокетливо наклонила голову, и поля шляпки отбросили на ее лицо густую тень. У Лукаса перехватило дыхание.