На мгновение Вайре показалось, будто морщины на ее лице исчезли, годы словно отступили. Ее мать уже не выглядела старой, больной, измученной страданиями, а была, как когда-то прежде, молодой, оживленной, красивой. Глаза ее широко раскрылись, и голос, звонкий и отчетливый, прозвучал в комнате.

– Джон! Джон! – воскликнула она.

Она сделала попытку протянуть руки, но едва они поднялись в воздух, как в тот же момент упали на одеяло, ослабевшие и безжизненные.

Вайра поняла, что ее мать умерла.

Женщина, оставшаяся лежать на кровати, была не она. А мама, снова молодая и очаровательная, навсегда соединилась с пришедшим за ней мужем.

Вайра была уверена в этом, хотя и не сумела бы выразить это ощущение словами. Она безмолвно опустилась на колени у кровати и оставалась в таком положении, пока кто-то не помог ей подняться и не увел в другую комнату.

Теперь, сидя на деревянной скамейке в саду, она воображала себе свое возвращение в Лондон, в одиночестве, ощущала пустоту их маленькой квартирки, пыталась представить себе поиски новой работы, возвращение по вечерам, приготовление еды и долгие часы в молчании за чтением и размышлениями, пока не наступало время ложиться спать.

Она представила себе годы такой жизни и содрогнулась.

Она ни разу не говорила с Йеном, хотя ей передавали, что он звонил каждый день.

Она сама сказала доктору Бергеру, что не хочет ни с кем говорить и никого видеть.

Она была благодарна доктору за то, что он ее понял.

– Я должна завтра вернуться в Англию, – сказала она вслух.

Ее охватила слабость при мысли о путешествии, покупке билетов, необходимости решить, возвращаться ли ей поездом или самолетом.

И как раз когда она об этом подумала, она услышала за спиной чьи-то шаги.

Она обернулась и тут же вскочила на ноги, изумленно вскрикнув.

Перед ней стоял Пьер. Пьер, смуглый, темноволосый, красивый, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть.

– Не бойтесь, – сказал он. – Прошу вас, Вайра, не бойтесь меня.

Тон его был почти смиренным, и она с удивлением увидела, что он улыбается, но не обычной своей уверенной улыбкой победителя, которая была ей так хорошо знакома, но извиняющейся и просительной.

– Что вам нужно? – спросила она, едва справившись со своим волнением.

– Я пришел просить у вас прощения, – сказал он. – Вы не должны сердиться на доктора Бергера за то, что он впустил меня. Я звонил каждый день, с тех пор как вы здесь, умоляя его позволить мне увидеться с вами.

– Я… я не знала, – сказала Вайра.

Вайра сразу заметила на его лице кровоподтек, уже слегка побледневший, и свежий шрам на нижней губе.

– Мне было очень жаль узнать о смерти вашей матери.

От тепла и сочувствия в его голосе слезы подступили к глазам Вайры.

До этого момента она ни разу не заплакала, хотя и сознавала, что слезы принесли бы ей облегчение.

– Не будем об этом говорить, – сказал Пьер быстро. – Но я хотел, чтобы вы знали, как я сожалею. Я приехал сюда, чтобы сказать, что сожалею и о том, как я повел себя в тот вечер.

Вайра вздрогнула и постаралась не вспоминать о том, что произошло в замке.

– Я знаю, что мой поступок был непростителен, – продолжал Пьер, – но в каком-то смысле это была ваша вина.

– Моя вина? – удивленно переспросила Вайра.

– Да, ваша, – серьезно повторил он. – Понимаете, я только в тот вечер узнал о вас и Блейквелле. Я полагаю, это было в газетах раньше, но объявление о помолвке не попадалось мне на глаза. Я думал, что вы не похожи на других женщин. Я думал, что вы кристально чисты и невинны и выше всех этих фокусов, уловок и уверток, без которых многие женщины не мыслят своей жизни.

Вайра отвернулась, избегая его взгляда. Он продолжал:

– Я думаю, то, что вы не сказали мне о своей помолвке, не сказали о том, что вы любите другого настолько, что готовы выйти за него замуж, так подействовало на меня. Но это правда – я вас любил.

Он умолк на мгновение, а потом продолжал:

– Я знаю, у меня отвратительная репутация. Женщины! Все неприятности в моей жизни от них – вероятно, потому, что они мне всегда легко доставались. Женщины, которые мне нравились, без колебаний устремлялись ко мне, не останавливаясь на полпути. Поверьте, я не ищу себе оправданий, я лишь хочу быть искренним с вами.

– Вы не обязаны мне это говорить, – сказала Вайра, смущенная его откровенностью.

– Я должен! – возразил он. – Я должен заставить вас понять. Поймите, я полюбил вас всем сердцем. Вы не такая, как все женщины, которых, как мне казалось, я любил, но которые на самом деле ничего для меня не значили.

– Пожалуйста, Пьер, теперь уже поздно говорить об этом.

– Я знаю. Увы, я знаю, – сказал он печально. – Я знаю, что вы ко мне чувствуете. Я видел ваше лицо в ту ночь, когда я сказал вам, что девушка на фотографии – моя невеста. Я знаю, я сжег тогда мои корабли. Но я желал вас так отчаянно, что решил завладеть вами, хотите вы этого или нет. Это ваша вина, потому что вы ничего не сказали мне о Блейквелле.

– Это непростительно, вы правы, – сказала Вайра. – Но все совсем не так, как вы думаете. Йен и я не любим друг друга.

Произнося эти слова, Вайра чувствовала, что она совершает предательство, и все же она никак не могла допустить, чтобы Пьер думал, что она хотела его обмануть.

– Вы никогда его не любили? – спросил он.

Вайра отрицательно покачала головой.

– Нет, – отвечала она. – Для нашей помолвки были свои причины, о которых я не могу вам сейчас рассказать, поскольку они касаются Йена. Но раз вы были так откровенны со мной, я тоже признаюсь вам кое в чем, но пусть это будет тайной – Йен Блейквелл и я никогда не поженимся.

– Вайра!

Выкрикнув ее имя, Пьер протянул к ней руки.

Она покачала головой.

– Нет, Пьер, – сказала она твердо. – Слишком поздно.

Она увидела, что лицо его омрачилось, и ненавидела себя за ту боль, которую она ему причиняла. Но она не могла поступить по-другому.

Он убил в ней всю нежность, какую она могла к нему испытывать, когда его поцелуи терзали ее губы, когда она знала, что была бессильна ему противостоять и не могла ждать от него пощады.

– Выслушай меня, Вайра, – взмолился Пьер. – Моя помолвка – пустая формальность, не имеющая для меня никакого значения. В семье, конечно, будут неприятности, но я могу быть свободен завтра же, если ты согласишься стать моей женой. Клянусь тебе, я постараюсь сделать тебя счастливой, я буду преданно любить тебя до конца моих дней.

Вайра не верила своим ушам. Неужели он говорит это всерьез?!

Она знала, что еще неделю назад она бы ему поверила. Теперь, когда она осиротела и сразу повзрослела, теперь, когда стала чуточку мудрее и опытнее, она понимала, что Пьер не способен на долгую привязанность.

– Спасибо, Пьер, – сказала она мягко. – Но я никогда не смогу полюбить тебя. Теперь я это знаю.

– Я сделал бы все, чтобы ты меня полюбила! – воскликнул он. – Ведь я мог бы заставить тебя полюбить меня, мог бы!

– Увы! Я была увлечена, ослеплена тобой, потому что ты был так не похож на всех, кого я когда-либо встречала. Но на самом деле между нами нет ничего общего. Я хочу мира, покоя и любви человека, которому никогда и никто не будет нужен, кроме меня, и которого я буду любить до самой смерти.

– Я никогда не полюблю другую, – горячо произнес Пьер. – Я научился бы ждать, когда ты полюбишь меня, потому что я люблю тебя бесконечно.

Вайра слушала его и качала головой.

– Странно, – сказала она, – но все мои чувства к тебе испарились. Ты славный, ты, конечно же, нравишься женщинам. Я знаю теперь, что ты за человек, – я знаю о тебе и хорошее и плохое. Я хотела бы тебе помочь, но вряд ли бы во мне родились иные чувства к тебе, кроме симпатии. А тебе едва ли будет достаточно моей симпатии или дружеских чувств.

Пьер стоял перед Вайрой, покаянно свесив голову.

– Ну что ж, – сказал Пьер, словно очнувшись. – Мне все ясно. Я понимаю, что проиграл. Но я не верю, что я один виноват в том, что все так закончилось. По-моему, ты влюблена в этого спесивого англичанина. Быть может, ты еще выйдешь за него замуж, так что не зарекайся.

Наклонившись, он взял ее за руку.

– До свидания, Вайра, – сказал он. – Я никогда тебя не забуду. Ты навсегда останешься единственной женщиной в моей жизни, о потере которой я буду сожалеть. Значит ли это для тебя что-нибудь?

– Очень многое, – отвечала Вайра. – Но это не изменит моего решения. Прощай, Пьер.

– Прощай, малышка! – сказал он. – Благодарю тебя за то, что ты дала мне – пусть на миг – увидеть, какой бывает на самом деле весна; за то, что благодаря тебе я понял, что я искал всю жизнь и буду продолжать искать всегда. Я тебя обожаю.

Он поцеловал ей руку и, не сказав больше ни единого слова, повернулся и быстро пошел прочь. Вайра не смотрела ему вслед, но слышала звук его шагов, пока они не смолкли в отдалении.

Она почти жалела, что не вернула Пьера. Может быть, она напрасно прогнала его? Пусть она его не любит, но по крайней мере ей не грозило бы одиночество. И надо признаться, ей было так приятно слушать его комплименты. Но Вайра понимала, что ему нужно было все или ничего. Впрочем, ведь и ей тоже.

Она вздохнула и медленно двинулась к клинике.

В вестибюле к ней навстречу направилась секретарь доктора Бергера.

– Вот и вы, мисс Милфилд, – сказала она. – А я как раз собиралась вас искать. Вам звонили. Доктор не был уверен, пожелаете ли вы ответить.

– Кто звонил? – спросила Вайра, хотя уже знала, какой последует ответ.

– Мистер Блейквелл, – сказала женщина. – Он звонит каждый день.

– Я с ним поговорю.

Вайра зашла в маленькую комнату, в которую вела дверь из холла и где пациенты, сидя в удобных креслах, могли вести частные телефонные разговоры.

Вайра подняла трубку и тут же услышала щелчок, означавший, что секретарша доктора Бергера переключила сюда телефон.