– Как я смогу…

Анри не успел закончить, потому что месье Лаваль крепко обнял его.

– Ничего не говори, сынок, – шепнул хозяин.

* * *

Не только недосыпание заставило Анри подумать, что ему все это снится.

Наблюдая за тем, как мать внимательно слушает рассуждения Анны об искусстве и природе, слушая одним ухом, как месье Лаваль и преподобный спорят, может ли мораль и политика стать союзниками, и глядя, как увлеченно Мариетта с Шарлоттой листают «Гид по современной моде», Анри почувствовал какой-то экстаз, одновременно возбуждавший и успокаивающий его. Друзья, семья и те, кого юноша любил, а также шелк и его работа – все, чего он мог желать, было под этой крышей.

Все стулья в доме принесли в гостиную, где в камине весело потрескивали поленья. Отблески пламени играли на обшитых темным деревом стенах. Повариха подала чай, разлитый в чашки из лучшего фарфорового сервиза, и вкусное печенье «langues de chat». Этим угощением она хотела произвести впечатление на английских гостей.

Время от времени Анри и Анна переглядывались, улыбаясь друг другу. В такие моменты сердце юноши замирало. Он видел, что она чувствует себя счастливой с ним и среди его домочадцев.

Когда чай был выпит, месье Лаваль достал пакет с выпускной работой юноши, которую вернули из гильдии. Анри начал нервничать, гадая, что скажет Анна о его работе. Месье Лаваль достал шелковое произведение из пакета и передал гостям. Все хвалили Анри, восхищаясь изяществом и затейливостью полотна. Анне тоже очень понравилась композиция, хорошо передававшая настроение ее картины.

Он снова увидел, как мерцают шелковые нити при свете огня. Из-за этого казалось, будто стебли и цветы колышутся на ветру. Глубина цветов была намного насыщеннее, чем он помнил. Розовый, желтый, фиолетовый и зеленый выглядели ярко и живо.

Полотно попало в руки Анны, и она подошла к окну, чтобы лучше рассмотреть его. Все взглянули на нее, когда девушка поднесла шелк к лицу, внимательно разглядывая его. Анри не мог сдвинуться с места. Луч заходящего солнца отразился от стекла в соседнем окне и упал прямо на Анну, освещая голубое платье и нимб из золотистых волос, выбившихся из-под шляпки.

Анри почувствовал, что больше не может терпеть неопределенности.

– Вам нравится, вы одобряете мою работу?

Она повернулась к нему. Выражение лица Анны в ту минуту запомнилось Анри на многие годы. Казалось, она освещена изнутри. Ее глаза были широко раскрыты от удивления, а на губах играла довольная улыбка.

– Это чудесно, – просто сказала девушка. – Я бы никогда не поверила, что все эти детали можно перенести на ткань. Вы прекрасно передали мою очень далекую от совершенства картину и превратили ее в настоящее произведение искусства. Смотрите, даже жучок есть.

Одинокая слеза скатилась по щеке девушке, и она тут же смахнула ее тыльной стороной руки.

Все рассмеялись. Анри просто распирало от гордости. На секунду он снова оказался на рынке, как будто глядел со второго яруса на прилавок с цветами и наблюдал за тем, как на листе бумаги рождается настоящее искусство. С того момента как в его руки впервые попал рисунок Анны, он почти полностью занял весь его мир. Анри работал над тем, чтобы добиться наибольшей схожести с оригиналом, скрупулезно настраивая станок и выбирая цвета, старательно используя нити и с радостью наблюдая за тем, как появляется готовый продукт.

Все время, пока работал, юноша постоянно думал об Анне. И теперь она была рядом, в его доме, с его семьей, держала в руках его шелк, тот самый, что они создали вдвоем, шелк, в котором сосредоточилась вся его любовь к девушке. Он не мог представить места или компании, где чувствовал бы себя более счастливо, чем здесь. Анри поднял взгляд и понял, что все ждут его слов, но он не мог говорить из-за наворачивавшихся на глаза слез.

Шарлотта нарушила молчание.

– Анна, ты хотела спросить о шелке для… сама знаешь кого?

– Да, конечно, – ответила Анна, словно очнувшись. – Я почти забыла. – Она отошла от окна и протянула шелк месье Лавалю. – Дело в том, что у моего дяди Джозефа Сэдлера и кузена Уильяма есть для вас предложение. – Она посмотрела на Шарлотту, и та ободряюще улыбнулась ей. – У них будет встреча с придворными костюмерами, которые готовятся к свадьбе короля и королевы, – продолжила Анна. – Мои родственники спрашивают, согласитесь ли вы, чтобы они показали им эту композицию.

– Боже мой! – воскликнул месье Лаваль. – Это же просто как гром с ясного неба. Но они же сами еще не видели ее.

– Эту работу им рекомендовала мисс Шарлотта, – ответила Анна.

– Я удивлен и рад, конечно. Анри, ты позволишь им взглянуть на твою работу?

У Анри голова шла кругом. Эти Сэдлеры не уставали удивлять его. Сначала Уильям помог вытащить его из тюрьмы, теперь они хотят одеть королеву в его шелк.

– Как можно отказаться от подобной чести? – пробормотал он.

– Пожалуйста, передайте нашу благодарность. Мы очень польщены, – ответил месье Лаваль. – Анри отнесет ткань им утром, и, если они не откажутся от своего намерения, мы сможем обсудить все детали.

– Это чудесная работа, Анри. Я поверить не могу, что ты смог соткать такую сложную композицию, – добавил отец Анны.

– Хотите взглянуть на станок?

* * *

На чердаке, где стояли станки, почти не осталось свободного места, когда туда поднялись месье Лаваль с Мариеттой, Анри с матерью, Анна с отцом и мисс Шарлоттой. Анри не помнил, чтобы там когда-либо прежде находилось одновременно столько людей. Бенджамин опустился на лавку и начал ткать. Как обычно, возле станка сидел помощник и выравнивал нити. Собравшиеся внимательно следили за тем, как с каждым проходом челнока возникает очередной фрагмент материи.

Анри нервно посмотрел на Анну, стоявшую рядом с ним. Ее щеки покраснели, а глаза блестели от возбуждения. Казалось, она вот-вот снова расплачется.

– Вам нехорошо? – шепнул он.

– Я чувствую себя лучше, чем когда-либо, – шепнула она в ответ. – Просто… мне так нравится… смотреть, как моя картина возникает на материи. Я так счастлива, что сейчас запла́чу.

– По моему скромному мнению, это высокий уровень мастерства, – пояснял Теодору месье Лаваль. – И когда гильдия одобрит его работу, Анри сможет нанять других ткачей. Он будет заниматься моим предприятием, а я – отдыхать. Таков мой план.

Клотильда рассмеялась.

– Вы так просто не отойдете на покой, Жан.

– Должен признать, это звучит заманчиво, – ответил Теодор. – К сожалению, сельским священникам не разрешают уходить на покой, они должны следить за паствой до конца жизни, или их выбрасывают на улицу.

– Тогда ваша дочь должна сколотить себе состояние на рисовании, – сказал месье Лаваль. – Любому видно – у нее талант.

* * *

Анри сделал так, чтобы последней по лестнице спускалась Анна. Когда настал ее черед, он взял девушку за руку, чтобы помочь.

– Я хочу… я не знаю, как вас отблагодарить за все, что вы для меня сделали.

– Вы же не против? – спросила Анна. – Насчет того, чтобы мой дядя предложил шелк королевским костюмерам? Это была идея Шарлотты.

– Не против? Да я… – Анри попытался подобрать подходящее слово. – В восторге. Я очень польщен.

– Я рада.

Ее улыбка была для него самой прекрасной на свете.

– Но, кроме того, я хотел спросить… – он запнулся. – Думаю, вы знаете…

Она, кивнув, посмотрела ему прямо в глаза.

– Вы согласитесь… – Сердце гулко стучало в груди Анри.

А потом очень тихо, чтобы услышал только он, она ответила:

– Да, Анри, я согласна.

Он нежно взял ее за подбородок, и их губы на секунду встретились. Позже, пытаясь восстановить в памяти этот момент, Анри засомневался, что в самом деле поцеловал ее.

– Анна, ты идешь? – Анри услышал голос ее отца, донесшийся откуда-то снизу.

– Думаете, он согласится? – шепнул юноша.

Его губы, все его тело сжигало неудержимое желание.

– Вам придется спросить его об этом. – Анна улыбнулась в ответ и подобрала юбки, чтобы спуститься по лестнице.

Эпилог

Анна так живо помнила этот и следующие несколько дней, словно все происходило лишь вчера.

«Неужели прошло целых сорок лет?», – думает женщина.

Она поднимает взгляд от шитья и смотрит на Анри, который дремлет в своем любимом кресле с другой стороны камина. Когда-то это было любимое место месье Лаваля. Она улыбается, глядя на мужа. Его голова склонилась набок, а рот немного открылся, однако он продолжает крепко держать в руках газету. Теперь он старик, его лицо изборождено морщинами, а борода поседела, прежде густые темные волосы поредели под его любимой бархатной шапочкой.

«Мы стареем», – думает она, хмуро глядя на свои морщинистые пальцы, огрубевшую кожу и пигментные пятна на тыльной стороне ладони.

Она уже не помнит, когда в последний раз внимательно рассматривала себя в зеркале, предпочитая воспринимать свою внешность такой, какой она была много лет тому назад.

Кажется, дом почти не изменился за все это время. Пламя все так же отражается от обшитых темным деревом стен, как и сорок лет назад; часы тихо тикают в углу, ставни гремят, когда ветер дует с востока, а станки шумят и стучат наверху. Сладковатый запах шелка-сырца витает в воздухе.

На первом этаже, как и прежде, принимают клиентов. В передней части находится зал, а в задней – кабинет и студия, хотя их старший сын Жан недавно убедил отца поддержать аренду нового помещения: три просторные комнаты на другой стороне Брик-Лейн, где хранился шелк, работали шелкокрутильщики и мотались основные нити. Он считает, что так их работа будет организована более эффективно.

Жан хочет также поставить там свои собственные станки, надеясь выполнять условия новых законов относительно платы ткачам. Он говорит, так им не придется тратиться на то, чтобы ткачи работали у них дома, потому что они будут ткать на его станках и он сможет платить им за каждую штуку материи.