— Очень вкусно.

У Кэтлин словно все оборвалось внутри, но она не смогла оторвать взгляд от его пронзительных глаз. Он вовсе не имел в виду напиток. Таким образом он говорил ей, что помнит вкус ее губ и вкус этот ему очень нравится.

Кэти готова была расцеловать появившегося у их столика официанта.

— Итак, что я буду сегодня есть? — Она попыталась изобразить живейший интерес, заглядывая в меню. На самом деле она была уверена, что ей кусок в горло не полезет. Сердце так колотилось в груди, что Кэти с трудом справлялась с дыханием.

— Я уже выбрал — объявил Эрик, решительно захлопывая меню.

— Что? — поинтересовалась она.

— Жареного цыпленка. Только на Юге умеют по-настоящему готовить жареных цыплят.

— О, тогда вам нужно поехать в Алабаму. Думаю, там живут главные в мире специалисты по жарке цыплят.

Он смотрел на ее губы, пока она говорила, потом взглянул ей прямо в глаза.

— Я приеду.

Это было обещание, и вновь в груди у Кэти екнуло.

— На чем остановились вы? — спросил он, когда официант, державший наготове блокнот и карандаш, приготовился записывать их заказ.

— Форель. Отварную, пожалуйста. И к ней несколько ломтиков лимона, — сказала Кэти официанту.

Тот отошел, и Эрик снова наклонился к ней.

— Хотите еще «шприцер»?

— Нет, спасибо. Но вы можете заказать себе еще выпить, если хотите.

— Нет, на сегодня достаточно. — Он взял ее за руку, обхватил своими длинными пальцами ее запястье и впился страстным поцелуем в то место, где пульсировала синяя жилка. — «Ми-цуко». Вы всегда так хорошо пахнете? — Он прошептал это, почти не отрывая губ от ее руки, а его большой палец слегка массировал ее ладонь. Вопрос был риторическим и ответа не требовал, поэтому она промолчала. — Расскажите мне о себе, Кэтлин.

— Что вы хотите узнать?

— Все. Тяжело вам пришлось после гибели родителей?

Не отдавая себе в этом отчета, она положила другую руку на его пальцы, поглаживавшие ее ладонь. Потом долго смотрела на сплетенные руки, прежде чем начала рассказывать.

— Я тоже хотела умереть. Я ужасно разозлилась. Как мог Бог так поступить со мной? Я всегда была послушной, хорошо училась, ничего не оставляла на тарелке. Ну, вы знаете, что означает в детском понимании «вести себя примерно». — Кэти вздохнула. — Я в тот вечер была с друзьями, потому что у меня только что кончилась простуда и мама не разрешила мне поехать с ними кататься на лодке. Я ничего не знала, пока утром мама моей подружки не услышала сообщение по радио.

Кэтлин закрыла глаза. Она вновь почувствовала боль, которую испытала в тот день.

— Мне почти двадцать шесть лет. Я прожила с мамой и папой половину этой жизни, и они все еще остаются частью меня самой, — тихо продолжила она. — Воспоминания о них сохранились в моей памяти ярче, чем те события, что произошли после их смерти.

— Вас отдали в приют.

— Да, — криво улыбнувшись, подтвердила она. — Помню, я ужасно рассердилась на друзей моих родителей, которые говорили, что очень за меня беспокоятся, но не предложили мне жить у них. Они были очень добрыми. Теперь я это прекрасно понимаю. А тогда я страшно горевала, что моя жизнь полетела к черту. Я возненавидела весь мир.

— Думаю, у вас были для этого основания. — Он быстро поцеловал ее руку и спросил: — А в какой школе вы учились?

— В приюте. Это было «поддерживаемое церковью заведение». Господи, как же я ненавижу эти слова! Там мы учились до девятого класса. А потом я пошла в обычную школу. Это помогло мне подготовиться к жизни вне приюта.

— А колледж?

— У меня были хорошие отметки, и приют выделил мне стипендию из денег, которые жертвовали состоятельные покровители. Но я еще работала в магазине готовой одежды, ведь стипендия была совсем небольшая.

— Не считайте меня дураком, мисс Хэйли. — Он понимающе улыбнулся. — Вы работали потому, что вам не хотелось жить на подаяние.

— Может быть, — потупившись, признала она.

— Продолжайте.

— Об остальном вы знаете. Или можете догадаться. Окончив колледж, я работала продавщицей, потом стала потихоньку подниматься вверх по служебной лестнице, пока наконец два года назад не заняла свой пост в «Мэй-соне». — Кэти не хотелось обсуждать свой уход с работы, поэтому она резко сменила тему разговора. — А ваша семья? Судя по вашей фамилии, ваши предки были скандинавами.

— Да, отец у меня был датчанин. Он принадлежит к первому поколению американцев в нашем семействе. Его родители эмигрировали из Дании, когда он был младенцем. Дедушка мой работал часовщиком. Бабушка так и не научилась ни одному слову по-английски. Единственное, что я о ней помню, это белоснежные волосы, собранные в пучок, да домашнее печенье, вкуснее которого я никогда ничего не ел.

— Так всегда кажется. В детстве все вкуснее и интереснее, — улыбаясь, заметила Кэти.

— Наверное.

— А родители? Чем занимался ваш отец?

— Он был человеком сложным и очень упрямым. Учился в колледже, воевал, потом вернулся домой и женился на моей матери. Он работал в компании «Боинг» в Сиэтле. Там я и вырос. Он был большим, жилистым и обладал очень жестким, даже жестоким характером. Но однажды я видел, как он плакал, смотря сентиментальную мелодраму.

— Вы говорите о нем в прошедшем времени, — полувопросительно-полуутвердительно сказала Кэтлин.

— Да. Он умер десять лет назад. Мама — полная противоположность отцу, тихая, робкая — живет сейчас в Нортвесте.

Принесли заказ, и беседа прервалась. Ресторан отеля «Полумесяц» славился сочетанием отличной кухни с элегантным сервисом. Эрик отдал должное свежим ячменным булочкам и не уставал нахваливать своего цыпленка.

От десерта Кэти отказалась, но Эрик уговорил ее съесть оставшуюся булочку с душистым густым медом. Затем им подали кофе.

Когда принесли счет, она сказала, что заплатит за себя сама. Эрик свирепо глянул на нее.

— Но ведь не вы меня пригласили, это была идея Эдны.

— Мисс Хэйли, я за равенство между полами, но до известных пределов. Заплатить за обед с дамой — как раз один из таких пределов. Так что по счету плачу я.

Его упрямо сжатая челюсть и безапелляционный тон убедили ее, что тема закрыта.

— Где тут танцевальный зал? — спросил Эрик, когда они вышли в вестибюль.

— По-моему, нам не следует туда ходить, — торопливо запротестовала Кэти.

— Напротив, мы просто обязаны пойти. Эдна потребует полного отчета, и, боюсь, я упаду в ее глазах, если не протанцую с вами хотя бы один танец.

По выражению его лица Кэтлин видела, что возражать бесполезно, поэтому она просто сказала:

— Надо спуститься вниз.

Он повел ее по широкой лестнице с резными перилами, и они оказались в полупустом зале. Обстановка там была совсем простая, зал скорее напоминал деревенскую таверну. На стене за стойкой бара светились неоновые названия различных сортов пива. Людей там почти не было, но оркестрик из трех музыкантов наигрывал медленный танец в полумраке зала.

Ничуть не смущенный тем, что народу так мало, а танцующих пар и вовсе нет, Эрик вывел Кэтлин на середину и обнял.

Музыканты играли красивые старинные баллады. Эрик и Кэтлин станцевали два раза, их тела едва касались друг друга, хотя рука Эрика лежала на спине Кэти уверенно и прочно.

На третьем танце Эрик взял руки Кэтлин и положил их себе на шею, а сам обнял Кэти за талию. Наклонив голову ниже, он прошептал:

— Так мне больше нравится. Как будто занимаешься любовью под музыку.

Он прижался к ней всем телом, и на мгновение у Кэтлин перехватило дыхание: его готовность заняться любовью была совершенно очевидной. Он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая аромат духов. Губы его почти трогали ее ухо, когда он шептал ее имя. Ласково, едва касаясь, он поцеловал ее в губы.

— Как чудесно ощущать твое тело рядом с моим и двигаться с ним в унисон. Как мне нравится твое лицо, твой запах, вкус твоих губ. — Его язык совершал чудеса, и это заставило ее прижаться к Эрику крепче.

Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она сообразила, что музыка смолкла. Музыканты отложили инструменты и встали, намереваясь сделать перерыв. Кэтлин смущенно отстранилась от Эрика.

— Тащи-ка эту горяченькую штучку поскорее домой, приятель. Сдается мне, она уже на взводе.

Незнакомый голос, произнесший эти наглые слова, вернул их на землю.

5

Кэтлин развернулась в ту сторону, откуда прозвучал этот гнусавый мерзкий голос, и увидела двух молодых парней, сидевших за одним из маленьких столиков. Парни развалились на стульях, их физиономии не выражали ничего, кроме тупой наглости. Ковбойские шляпы были сдвинуты на затылок.

Лицо девушки залилось горячей краской. Резко отвернувшись и не дожидаясь Эрика, она почти побежала к двери. Треск ломаемой мебели заставил ее остановиться.

Эрик ринулся на столь опрометчиво пошутивших парней, словно ягуар. Одного он ударил кулаком в челюсть. Ковбой рухнул на пол, сраженный ударом, и замер без движения. Второй встал и попытался оказать сопротивление, но ему в живот врезался железный кулак, и незадачливый вояка, согнувшийся от боли пополам, получил полагающийся ему хук в челюсть.

Нелепо распластавшись на полу, он со страхом смотрел на Эрика.

— Выпей чего-нибудь холодненького за мой счет, приятель, — весело бросил ему Эрик и швырнул на столик бумажку в пять долларов.

Потом с поистине королевским величием подошел к Кэти и вывел ее из зала.

Они поднялись по лестнице, прошли через холл, и только у входных дверей Кэтлин дрожащим голосом спросила:

— Эрик, с вами все в порядке?

— Конечно. А что со мной могло случиться? Они заслуженно получили по своим безмозглым башкам, нечего было высказываться. — Он улыбнулся и успокаивающе погладил ее по руке. — Они будут жить, обещаю. Я соизмерял свои силы, насколько это было возможно.