За те несколько недель, что они вместе делили эти комнаты, она ни разу не осмелилась прикоснуться к веревочной кровати, но сейчас ей необходимо было ощутить его присутствие. Она легла на матрас и, прижав к себе подушку, отчаянно пыталась успокоиться.

«Что можно предпринять? Сегодня — ничего, ибо добропорядочные горожане не покидают своих домов по ночам, едва только барабаны эмира отстучат комендантский час. К Абдул Самут Хану обращаться бесполезно: то, что Шахид забрал Росса, означает, что наиб либо беспомощен, либо действует против Карлайла.

Вся надежда на Казимов, ведь они обладают огромным влиянием в Бухаре. Утром прежде всего надо будет пойти к ним. Кроме того, в городе находится персидский посол. Если я предстану перед ним в качестве Гул-и Сарахи, то посол, возможно, вмешается, ибо моя крепость в Сереване способствует укреплению восточных границ шаха».

Она хорошо использовала эти три недели в Бухаре и многое узнала про внутреннюю жизнь города. Стояла глубокая ночь, а Джулиет все перебирала возможности помочь Россу, рассматривала разные варианты, переходя от решимости к отчаянию. Она отказывалась думать о том, что случится, если Насрулла, повинуясь внезапному импульсу, уже приказал казнить ее мужа

Уже перевалило далеко за полночь, когда в дверь снова постучали, на этот раз намного тише. Джулиет мрачно побрела узнать, кто пришел: «Если это за мной, солдатам придется со мною сразиться. Мне теперь нет смысла сдерживаться. Скорее всего это не солдаты, а наиб. Пришел пролить крокодиловы слезы о своем госте и тем временем реквизировать имущество дорогого страдальца». Джулиет закрепила покрывало понадежней и, приподняв доску, отступила назад, одновременно потянувшись к кинжалу. Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел человек. При слабом свете из спальни Джулиет лишь через некоторое время увидела, что пришелец сияет, как золото.

Росс! Она так и вытаращилась на него, не веря своим глазам. Потом, не убедившись даже, один ли он, она бросилась к нему на шею. Сердце у нее громко стучало от радости.

Росс тотчас одной рукой обнял жену, а другой с силой захлопнул дверь.

— Я не сомневалась, что они забрали тебя в тюрьму или того хуже!.. — чуть ли не рыдая, произнесла Джулиет.

Мгновение он прижимался к ней щекой, затем неожиданно засмеялся и отпустил Джулиет.

— Именно такое впечатление и желал произвести Шахид. Впрочем, могло быть и так. — Муж снял сюртук и прошел в спальню, бросив одежду на диван.

Следуя за ним по пятам, Джулиет спросила:

— Что случилось?

— Меня доставили в приемную, там уже взад-вперед, как разъяренный тигр, расхаживал Насрулла. Будь у него хвост, он наверняка бил бы им об пол, — устало ответил Росс, стягивая ботинки. — После моего «салаам» он прорычал, что обдумал мою просьбу насчет того, чтобы забрать тело Иана в Европу, и решил отказать, ибо «майор Камерон был предателем и вероотступником, и даже смерти недостаточно для того, чтобы смыть с него позор».

— Очень жаль. — Вздохнув, Джулиет уселась на диване в нескольких футах от Росса и сняла покрывало. — Теперь важно живыми выбраться отсюда.

Росс размотал шейный платок и швырнул его на сюртук. Белая рубашка распахнулась у него на груди, открыв вьющиеся золотистые волосы. Джулиет внезапно пронзил чувственный восторг, она с трудом отвела взгляд. Все, что она пережила, пока муж отсутствовал, расстроило ее, обострило чувства. Еще чуть-чуть, и она не совладает с собой.

Не замечая ее реакции, Росс откинулся на подушки. Лицо его напоминало прекрасно выписанный портрет средневекового святого великомученика.

— Эмир радостно сообщил мне, что вместо костей Иана готов отправить на родину мои останки.

— Его чувство юмора так же отвратительно, как и он сам! — содрогнулась Джулиет.

— Не могу сказать, что меня развеселила его шутка. Он самый утомительный человек, с которым мне приходилось иметь дело, — заметил Росс. — Поскольку моя миссия — узнать о судьбе Иана — завершена, я попросил его разрешения покинуть Бухару. Тут уж Насрулла разразился очередной тирадой, суть которой сводилась к желанию знать, почему я пренебрегаю его гостеприимством после всего, что он для меня сделал. Из Герата прибыли послы с требованием казнить меня, но он не стал их слушать. Разве можно спешить уехать, когда он относится ко мне, как к родному брату?

— Насколько я припоминаю, — язвительно вставила Джулиет, — он казнил четверых своих братьев. Или пятерых?

— Все зависит от того, у кого ты спрашиваешь. — Росс прислонился к выбеленной стене. — Весьма тактично (мать гордилась бы мною) я сказал, что крайне признателен за его великодушие, но у меня очень старый и слабый отец, а я и так уже слишком долго отсутствую, могу не застать его в живых.

— По крайней мере это правда.

Росс удивленно поднял бровь и посмотрел на жену.

— Нет смысла что-то придумывать, если честность мне на руку. В любом случае мое заявление немного умиротворило эмира. Удивительно, учитывая, что он отравил собственного отца! По крайней мере так говорят.

Итак, эмир обиженным голосом спросил, как я предпочел бы покинуть Бухару — без чести и в позоре или с честью и осыпанный милостями.

Естественно, я выразил желание уехать, осыпанный милостями его величества, — я посчитал, что это единственный вежливый ответ. Насрулла же заявил, что если я запасусь терпением, то скоро смогу уехать с его благословения. Потом он повернулся и исчез за портьерами. Аудиенция закончилась. Шахид с явным разочарованием проводил меня назад.

Джулиет зарылась лицом в ладони. Ее знобило, хотя ночь была теплая: «Сегодня Россу повезло, но ведь Насрулла с такой же легкостью может приказать казнить его. Фортуна переменчива».

— Как ты думаешь, эмир позволит тебе уехать?

Росс долго молчал, потом ответил ровным голосом:

— Он ничего не выиграет, если будет держать меня в плену.

«Это правда, — подумала Джулиет. — Но поскольку британцев постоянно беспокоит Афганистан, Насрулла с таким же успехом может посчитать, что ничего не потеряет, если казнит своего „гостя“ — ведь хорошо известно, как он презирает европейцев».

Подняв голову, женщина сдавленно произнесла:

— Скажи честно, Росс. Ты думаешь, мы умрем здесь? Да?

Он, не дрогнув, встретился с ней взглядом. И в его застывших глазах она прочитала, что Росс готов принять собственную смерть.

— Скорее всего умру я, — тихо ответил он. — Но тебя и остальных не остановят, если вы захотите уйти. Я думаю, что вы со следующим же караваном должны уехать.

«Возможно, Салеху и Мураду так и надо сделать, однако я не могу представить себе, как брошу здесь своего мужа, пока он еще жив. — Она страдальчески посмотрела на мужа, и у нее перехватило дыхание. С тех пор как они встретились в Персии, она держалась от него на расстоянии, потому что не могла смириться с мыслью сблизиться с ним. Ей казалось, что он обязательно оставит ее. — У нас нет будущего, потому что, пожелай Росс возобновить наш брак, и мне придется сделать страшный выбор: жить во лжи или открыть страшную правду, которую Росс никогда мне не простит. Но теперь у нас и в самом деле нет будущего. Тень смерти сократила время до краткого, бесценного водопада мгновений. Какое значение могут иметь последствия, если нам остается прожить всего несколько часов или дней?»

— Время уходит, Росс, — сказала она полным муки голосом. — Не будем же тратить попусту ту малость, что нам еще отпущена.

В комнате воцарилась предгрозовая атмосфера. Росс точно оцепенел, ошеломленно и пристально вглядываясь в Джулиет карими глазами. Джулиет на миг показалось, что он не понял скрытого смысла ее слов или, хуже того, отвергает ее предложение. И утратив гордость, она произнесла:

— Ты вправе меня презирать, но на сегодня сделай вид, что забыл прошлое… Если ты по-прежнему хочешь меня из-за страсти, или ради спокойствия, или даже из злости… — она, в сущности, предлагала себя, умоляюще протянув к нему руку, — я твоя, и можешь делать со мной все что хочешь.

Неизвестно, вынесла бы Джулиет отказ Росса, но он не сделал этого. Он без слов потянулся к ней и поймал ее руку.

Едва пальцы их соприкоснулись, вся страсть, кипевшая в обоих, вспыхнула вновь и превратилась в испепеляющее пламя. Они прижались друг к другу губами, всем телом — не раздумывая и не колеблясь, как пылкие влюбленные.

Глупо было говорить о том, чтобы забыть прошлое, ибо память о прикосновениях Росса навек осталась в каждой клеточке Джулиет. Она всегда узнала бы его поцелуи — в темной ночи, в далекой земле. Голова у нее закружилась от счастья; ей казалось, что она падает, но не в ужасную пропасть, а на какую-то неизведанную прекрасную землю.

А через миг стало ясно, что они и впрямь падают — с дивана на туркменский ковер. Она, правда, повалилась на Росса. Не разжимая объятий и путаясь в ткани, они остановились у самой кровати. Ни один из них не разжал объятий, ибо что такое синяки от падения в сравнении с безудержной страстью, с тем, чтобы оказаться единой плотью, одним целым? Сильная страсть требовала таких же неистовых проявлений. Они лихорадочно покрывали друг друга поцелуями, жаждая слиться и срывая одежду. Неожиданно Росс замер, потом уткнулся в шею Джулиет и судорожно, неровно задышал. Спустя мгновение он оторвался от нее и выпрямился.

— Я ждал этого двенадцать лет. Будет хорошо. — Он наклонился и подхватил ее на руки.

Для Джулиет имело значение только одно — они снова вместе! Детали казались несущественными, но едва она открыла рот, желая что-то сказать, как Росс привлек ее к себе.

— Подожди, милая лисичка. — Он придержал ее одной рукой и принялся ласково гладить другой. — Ты как молния: возбуждаешь и в то же время слишком спешишь, чтобы ощутить полнейшее блаженство. И пусть у нас мало времени, но сегодня мы торопиться не будем, но и не будем тратить время попусту.

Джулиет сопротивлялась какую-то долю секунды, поскольку горела желанием слиться с Россом. Но он прав: не стоит торопиться, пусть их неистовое совокупление запомнится на всю жизнь. Джулиет обожала его терпение и мудрость, которые так отличались от ее собственного безудержного темперамента.