Под стук копыт они молча удалялись из города, который вскоре превратился лишь в скопление огней в темноте, огни становилось все меньше и наконец исчезли, уступив место серебряным точкам звезд. «Да хранит тебя Бог, Джамила…»

– Ялла, – внезапно крикнул Рашид, резко перейдя в галоп, и Майя последовала его примеру. Они мчались в ночь, и не было ничего прекраснее ветра, настигшего их на лошадиных спинах и шумно развевающего накидки. Свободна – я свободна!

– Помедленнее, – предостерег ее через некоторое время Рашид, и, глядя на него, Майя тоже перевела животное на более спокойный шаг. Она почувствовала, что земля под ногами стала более мягкой и вязкой, и из-под копыт вздымались маленькие фонтанчики.

– Нужно беречь лошадей, – пояснил Рашид, – нам предстоит три дня в пустыне.

– Почему не верблюды? – с озорным смешком спросила Майя.

Рашид издал негодующий звук.

– Верблюды хороши для дальней дороги по глубокому песку и с тяжелой поклажей. Но если нужно перемещаться быстро, нашим лошадям нет равных.

Он замолчал, словно Майя глубоко задела его самолюбие, и она больше не осмелилась произнести ни звука.

Всю ночь и следующий день продолжался изнурительный марафон, лишивший сил людей и животных. Каждый шаг давался с трудом, песок резко отражал слепящее солнце, раскаленный воздух дрожал. Майя хотела пить, но не решалась просить воды, на коротких остановках Рашид протягивал ей наполненную из бурдюка кружку, горячо надеясь, что воды хватит лошадям. Ужасно болела и кружилась голова, жгло глаза и горло, к тому же она постоянно засыпала от усталости, пока ее не будил толчок Рашида. Он не говорил ни слова, впрочем, и у Майи не возникало желания прервать молчание. Слишком тяжело ей удавалось удерживаться в седле и не выпускать поводьев. И это – цена свободы.

Солнце сверкало кроваво-красным светом, и в его пламенеющих лучах цвет песка менялся с желтого на розовый, словно океан растоптанных лепестков. Майя прикрыла глаза ладонью, чтобы лучше видеть. Вокруг темнели красно-бурые дюны, потом они остыли, став лавандовыми и льдисто-голубыми.

Рашид остановил лошадь и спешился, Майя последовала его примеру и сразу рухнула на колени – ноги больше не слушались. Она устало наблюдала, как он отвел обеих лошадей на несколько шагов в сторону и привязал их, воткнув в землю колышек. Раздался металлический лязг и скрежет, а потом – жадное чавканье. Майя поднялась на ноги и подошла поближе: любопытство пересилило усталость.

– Колодец, – удивленно выдавила она, увидев окантовку из плоских камней и прикрепленное к цепи ведро, куда по очереди опускали морды лошади. Рашид снова погрузил ведро в колодец, поднял его и протянул Майе наполненную до краев кружку.

– Грунтовые воды, – пояснил он, когда она осушила сосуд, закашлявшись от жадного питья залпом. – Он здесь не единственный.

Рашид снова наполнил кружку, и пока Майя сидела на корточках и пила, на этот раз медленнее, он достал из поклажи темный платок и в несколько приемов сделал маленькую палатку. Майя была слишком обессилена, чтобы предлагать помощь, но, похоже, он этого и не ждал. Удивительно, насколько хорошо он знал этот пустынный край. Казалось, ему знаком каждый камень, каждое переменчивое искривление пыльных дюн. Меньше, чем пейзаж: никакого пространства, лишь небеса да жесткие пески, среди которых он, однако, с легкостью ориентировался, хотя взгляду Майи там было не за что зацепиться. Поставив палатку, он побродил вокруг, периодически наклоняясь и вырывая что-то из земли.

– Здесь немного, – объявил он, вернувшись с охапкой сухого хвороста, – но на кофе хватит.

Они молча сидели у скудного огня, пили кофе и жевали кусочки похожего на резину лаваша. Лошади устало фыркали, и Майя начала понемногу приходить в себя.

– Куда мы едем? – спросила она, когда тишина стала невыносимой.

– Мы огибаем Рамлат эс-Сабайтан, нам нужно выиграть время. Потом вернемся на дорогу ладана. Если все будет в порядке, там мы встретимся с вашими людьми.

Его немногословность поразила Майю в самое сердце, и она не решилась спросить, что будет, если что-то пойдет не так. Она смотрела поверх своей кружки в темноту, где на черном ночном небе красовалась полная луна теплого шафранового оттенка. Взгляд передвинулся дальше, Майя запрокинула голову. Сияли звезды, такие яркие, ясные и роскошные, словно их можно было собрать – стоит лишь протянуть руку.

– И Аллах сказал, – послышался рядом тихий голос Рашида, – если бы не ты, Мухаммед, я не создал бы небосвод.

Майя замерла, позволив его словам, его голосу эхом отзвучать в окружившей их грандиозной, тревожной красоте небосвода и пустыни, и у нее на глазах выступили слезы. Слезы грядущего блаженства и мучительной тоски. «Три дня… Нет, всего два… А потом? Мы, наверное, никогда не увидимся…» Услышав, как зашевелился Рашид, она повернулась. Араб вытащил что-то из-за пояса и протянул ей.

– Это ваше.

Майя взяла монету времен Химьяров, и кончики их пальцев соприкоснулись. За одно мгновение успела вылететь искра, она поразила Майю в самое сердце. Она услышала, что Рашид задержал дыхание, заметила трещинку в его неприступной броне, прежде чем он с озабоченным видом успел отвернуться.

– Спасибо, – смущенно пробормотала она, зажав монету в кулаке, и плотнее завернулась в накидку. – Спасибо, – с ударением повторила Майя, – спасибо за все.

– Вам нужно поспать, – отстраненно ответил Рашид, – палатка – для вас. Ночью станет еще холоднее. А завтра утром мы продолжим путь.

Майя кивнула, поставила пустую кружку и молча встала. Уже у входа в палатку она замешкалась. «Еще два дня… Ведь никто не узнает». На какое-то мгновение Майя подумала о Ральфе, чувство вины легкой судорогой пронзило ее насквозь, но она отбросила его прочь. «Ведь никто не узнает…»

– Если, – начала она, сглотнула, поразившись собственной отваге, но потом собрала все свое мужество, – если сегодня ночью будет так холодно, то вы тоже могли бы…

Она осеклась, вглядываясь туда, где за слабым пламенем костра виднелся силуэт. Ничего не услышав, она закусила губу и скользнула в палатку, гневно отшвырнула сапоги, бросилась на расправленное Рашидом одеяло и спрятала пылающее лицо в ладони. Ее переполнил мучительный стыд. «Какая ты дура, Майя!»

Рашид так сильно вцепился в кружку, что глина в любой момент могла с треском разлететься на куски. Несколько мгновений назад он был уверен, что решился на этот риск только из-за рафига. Но пустыня, хотя и сама нередко бывает обманчива, не терпит лжи. Недаром она издревле притягивала святых и пророков, возжелавших принять слово и путь Господа. Пустыня предлагает лишь правду или безумие, и ничего между. Рашид, сын Фадха, сын сына Хусама аль-Дина из племени аль-Шахин, так и не разобрался, что именно он обрел, когда поставил кружку, встал и пошел к палатке, впервые в жизни следуя не чести и долгу, а своему сердцу, что завело его далеко за границы добра и зла.

Должно быть, Майя задремала, борясь с чувством вины, потому что она вздрогнула, услышав шорох и тихое шуршание. Замерев, среди ударов собственного сердца она смогла различить чье-то мягкое дыхание. Она протянула руку в кромешную тьму. Ладонь защекотало что-то теплое. Уголки ее рта неуверенно дернулись и растянулись в улыбку. Она протянула руку дальше и глухо вскрикнула, когда ее схватили за запястье и потянули к источнику заманчивого тепла. Майя искала его дыхание, склонив голову, она осторожно прижалась к его губам, сделав паузу, прежде чем подарить поцелуй.

Рашид лежал неподвижно, Майя было подумала, что он прогонит ее, но араб ответил на ее ласки. Сначала резко и грубо, словно обороняясь. Но Майя так увлекала и ласкала Рашида, что его губы стали мягче и наконец приоткрылись, чтобы слиться в горячем поцелуе. Она резко втянула воздух, когда он обвил ее плечи, ласково провел кончиками пальцев от шеи до локтей. Араб прижал ее к себе и затем отстранил, чтобы снять с ее головы платок, расчесать пальцами ее волосы, что застревали на его загрубевших от кожаных поводьев руках, как на репейнике. Прильнув ртом к его шее, она почувствовала его учащенный пульс, она купалась в его запахе, тяжелом, как у пропитанной морской водой древесины. Она испугалась, когда ее пальцы натолкнулись на холодный металл патронной ленты, из которой он сразу вылез. Майя услышала тонкий перезвон, когда он отложил ее в сторону, и замерла. Этот звук показался ей знакомым, хотя в последний раз она слышала его уже давно, и она беззвучно рассмеялась, когда вспомнила где. «Мой сон. Как во сне…»

Они раздевались, пока не осталась лишь обнаженная кожа. Майя легла на Рашида, прикрыв его своей наготой. «Какая нелепость, – пронеслось у нее в голове, – что же мы делаем?» Но эта мысль разлетелась на кусочки от блаженного стона, что вырвался из ее груди, когда его губы и руки блуждали по ее коже.

Как они встретились? Что было позади и ждало в их будущем? Все это стало неважно в маленькой палатке посреди пустыни, под шафрановой луной. Здесь были только мужчина и женщина, жаждущие друг друга. Когда он вошел в нее, сердце и дыхание Майи на мгновение остановились, прежде чем снова поддаться быстрому ритму, тому ритму, с которым они вместе двигались друг в друге. И Майе казалось, что с его рук она соскальзывает в пропасть: медленно и порывисто, в хрупком равновесии лежит на краю утеса, делает глубокий вдох и падает вниз, в глубокое, глубокое море.

На следующее утро она проснулась одна, ее нагота была заботливо прикрыта. Майя быстро оделась, но минуту неподвижно просидела в палатке, прежде чем выбраться наружу. Рашид стоял к ней спиной и загружал на лошадь последний наполненный водой бурдюк. Майя испугалась, что вчерашнее происшествие для него ничего не значит и при свете дня на смену ночному дурману пришло отрезвление. Но когда Рашид обернулся, она поняла, что все ее страхи напрасны. Его долгий взгляд и улыбка убедили ее: он чувствует то же, что и она.

Они провели вместе два дня и ночь. В эти дни они продирались сквозь пустыню на лошадях, от колодца к колодцу, в песке и пыли, встречая по дороге ящериц и змей. Они не разговаривали, потому что оказались за пределами всяких слов. Им хватало взглядов, того, как иногда сближались их лошади и касались колени. Как рука Рашида на мгновение сжимала ее руку. Ночью они прикосновениями сказали друг другу все, что могли. Мужчина и женщина, в стороне от мирских понятий добра и зла, за пределами границ, созданных людьми. Две души, что нашли друг друга, хотя и не искали. Рай среди песков, жары и пыли.