Дома Нисаба ясно виднелись в свете раннего вечера, они остановились неподалеку в песках и поставили палатки. Нисаб, бывший центр торговли предметами роскоши из Индии и Китая – специями, слоновой костью, нефритом, шелком и другими ценными тканями, известными высокоразвитым культурам Средиземного моря. С противоположной стороны, из Восточной Африки, везли на продажу драгоценные породы дерева, перо, меха, шкуры животных и золото. Раньше.

Здесь тоже остались каменные обломки, наполовину ушедшие в песок плиты. В вечерних сумерках Майя опустилась перед ними на колени, бережно сняла зернистый слой песка и провела кончиками пальцев по выточенному узору. Рядом забрезжил свет, и она подняла глаза. Из лагеря пришел Рашид, держа в руке самодельный факел из толстой ветви, воткнул его глубоко в землю меж каменных блоков и опустился рядом.

– Как жаль, что я не могу этого прочесть, – вздохнула Майя, глядя на надписи.

– Отец моего деда знал несколько слов старого языка, – поведал Рашид. – К сожалению, я его не учил.

Они немного помолчали, потом он повозился с ремнем и положил что-то на каменную плиту.

– Старая монета. Я нашел вчера. Может быть, вы захотите взять.

Майя подняла кусочек металла и рассмотрела его, покрутив под изменчивым светом факела. Филигранный рельеф изображал мужской профиль с короткой стрижкой и орлиным носом, увенчанный лавровым венком. Венок украшал и кромку монеты.

– Кажется, из Древнего Рима, – заключила Майя. – Она со времен Химьяров?

Рашид пожал плечами:

– Возможно.

– Мир так велик, – пробормотала Майя, – и все же между континентами всегда были связи. Во все времена. А если они обрывались, то завязывались новые. Спасибо, – восторженно прошептала она, заключила монету в ладони и прижала к груди. Не подозревая, сколь много воздала Рашиду за этот не слишком ценный кусочек металла своими словами, жестом и светом в глазах.

– Саид, – услышал Ральф впереди голос Мушина, высокий и тонкий от тревоги и страха, – нехорошо, если сегодня мы поедем дальше. Становится слишком холодно и слишком темно!

Без сомнения, он был прав. После жаркого дня утомительной езды холод грядущей ночи ощущался еще сильнее. Здесь, наверху, на крутом подъеме к перевалу, было так холодно, что и Ральф, и рядовой Фискер вопреки изначальному замыслу поддели под шерстяные накидки форменные мундиры. К тому же Ральф намотал на шею шаль Майи, завязав ее в тугой узел от резкого ветра.

– Идем дальше! – крикнул он в ответ. Лейтенант любой ценой хотел наверстать упущенное время.

– Но, саид, – продолжал причитать Мушин, – я не настолько хорошо знаю дорогу!

Ральф решил, что ослышался, пришпорил коня и галопом поскакал вперед, в начало колонны.

– Прости, что?

В Лахедже Мушин клялся, что знает дорогу в Ижар как свои пять пальцев! Чистая ложь, как выяснялось теперь.

– Я ее, конечно, знаю, – поспешно поправился Мушин, – но не настолько хорошо, как те, кто ходит здесь постоянно. Прошу, саид, – молил он, – останемся здесь до рассвета!

Ральф натянул поводья. Опасно было двигаться дальше по этой незнакомой местности в столь обманчивой полутьме. Но ночевка здесь будет весьма неприятной и означает новое промедление. Нерешительность лейтенанта передалась и мерину, который и без того предназначался для быстрой езды по равнинам, в крайнем случае по ровному песку, но никак не для гор, и к тому же не обрел в лице Ральфа всадника, способного уверенной рукой провести его по этой непроходимой местности. Ральф понимал, что его мерин никак не приспособлен для горных прогулок, его стихия – галоп по необозримой равнине…

Конь, нервно переминаясь на месте, скользнул копытом по гулящему камню и неловко вывернул сустав, ища равновесия. Он в панике перебирал ногами, ища привычную ровную поверхность, и Ральф позволил ему отойти назад, шепча в ухо успокоительные слова, но бесполезно. Животное, лихорадочно ступая копытами по каменистому грунту, оказалось слишком близко к крутому склону и окончательно потеряло равновесие. Ральф рванул поводья что было сил, в надежде вывести его на дорогу, и тут почувствовал, что конь под ним падает в пропасть.

Быстро выдернув сапоги из стремян, он отпустил сбрую и что было сил оттолкнулся в сторону…

Лейтенант сильно ушибся, а спустя мгновение раздалось полное ужаса ржание мерина. Ральф почувствовал, как сползает к краю обрыва, и едва успел зацепиться за услужливо торчащий камень, подтянулся и выбросил вперед руку.

Где-то внизу раздался глухой удар. Кто-то подхватил и вытащил Ральфа. Вопли животного продирали до костей. Недолго думая, лейтенант достал револьвер и по слуху начал палить вниз, в темноту, пока не опустошил весь барабан. Когда стихло многоголосое эхо последнего выстрела, наступила тишина. Мертвая тишина.

Рядовой Фискер отпустил Ральфа, ободряюще похлопал его по плечу и вернулся к своей лошади, которую успокоил один из людей Мушина. Ральф напряженно вглядывался вниз, в темноту, поглотившую не только его коня, но и спальный мешок, одежду, винтовку и боеприпасы.

– Где-нибудь перед Нисабом мы сможем раздобыть новую лошадь, саид, – послышался голос Мушина. Ральф кивнул, хотя Мушин не видел его. Все вещи можно возместить. «Письма. Я потерял твои письма…»

Трясущейся рукой Ральф провел по влажным щекам. Он был напуган. Эти горы сильно отличались от знакомых ему хребтов на севере Индии. Они были куда опаснее, чем показались на первый взгляд, как и многое в этой стране. Все путешествие, казалось, проходило под несчастливой звездой. Ральф невольно посмотрел на небо. Клочья облаков заслонили большую часть сверкающих точек. Он послан сюда в наказание? «Я исправлю, Майя, я все исправлю!»

Забравшись немного выше, они достигли небольшого скального плато, неудобного, но подходящего для ночевки. На следующее утро, сразу после восхода, люди Мушина на веревке спустили Ральфа вниз, к трупу лошади. Он смог спасти боеприпасы, спальный мешок и часть провианта. Но приклад винтовки был безвозвратно испорчен, а прикрепленная к седлу кожаная сумка с обеими рубашками и пачкой писем оторвалась и исчезла где-то в расщелине. «Прости меня! За это и за многое другое».

9

Дорога, по которой сотни лет ковыляли нагруженные сокровищами верблюды и которую Рашид выбрал для своего путешествия в Ижар, огибала темный, изрезанный впадинами конус горы, а с правой стороны простиралось песчаное море пустыни Рамлат эс-Сабатайн. По его волнам гулял ветер, накрывая горы нежной вуалью, что царапала всадникам глаза и раздражала кожу. Воздух над землей раскалялся и рябил. Майе все время казалось, что они подходят к лужам воды, но стоило подъехать поближе, и мираж исчезал – обман зрения, вызванный горячим воздухом. Немного позже Рашид остановил группу, убрал со рта платок и указал направо, на небольшой склон.

– Хотите искупаться?

Майя подумала, что он решил подшутить, прищурилась, присмотрелась, но водная гладь не пропала.

– Здесь?

Уголки губ Рашида дрогнули, он указал на другую сторону.

– Или там. Выбирайте сами.

Слева от пыльной, но твердой дороги тоже был водоем, причем еще большего размера. Маленькое озеро казалось глубоким, даже поблескивало голубизной. Оно переходило в похожий на реку поток, что расширялся до вади и терялся вдалеке, среди гор. Майя помедлила. Соблазн искупаться в чистой воде был велик, особенно после недели пути по горам, сквозь песок и палящий зной, без возможности очистить тело. Она посмотрела по сторонам.

– Прямо тут?

Рашид широким жестом обвел забытую Богом местность.

– Вокруг никого нет. Выбирайте сторону и отправляйтесь купаться с Джамилой, – он кивком указал на арабку. – Мои люди пойдут на другую сторону, а я покараулю здесь, наверху. Разумеется, к вам спиной, – добавил он, слегка склонившись к ней из седла и понизив голос до шепота.

Выслушав его образцовый план по соблюдению приличий, Майя не заставила долго себя упрашивать.

– Я выбираю правую сторону.

Она протянула Рашиду уздечку лошади, соскочила на землю, спустилась по склону, поспешно вылезла из сапог и отбросила их подальше. Подцепила под широкими штанинами застежки давно съехавших чулок, сняла их и тоже с отвращением выбросила подальше. Даже песок под босыми ногами был восхитителен, хотя и обжигал. Майя на цыпочках прошмыгнула к воде, где у нее вырвался блаженный вздох. Повернувшись, она увидела, что к ней направляется Джамила с льняным мешочком в руке, и сверху на дороге стоит Рашид, повернувшись к ним ровной спиной, его широкие штаны и рубашка развеваются на ветру. Майя поспешно стянула тюрбан, кинула его на берег и вытащила из волос шпильки – ей все же пришлось нехотя выбраться из воды и аккуратно положить их на темно-синий моток ткани. Она пальцами разобрала завязанные в узел пряди волос, помассировала их ноющие корни, сняла рубашку и брюки и побежала в воду в почерневшем от грязи нижнем белье. Вода оказалась теплее и глубже, чем она думала, посередине озеро доходило ей до груди. Майя зажала нос и окунулась с головой, снова и снова, пока могла сдерживать смех и детский восторг, что зародились в груди – так это было восхитительно. Она с фырканьем вынырнула и начала громко плескаться, пока ее взгляд не упал на все еще одетую Джамилу, неподвижно стоящую на берегу.

– Таали, иди, – крикнула она по-арабски и жестом позвала ее к себе. Вместо ответа Джамила с немым предложением подняла мешочек. – Что это? – задыхаясь, спросила Майя, вернувшись к Джамиле.

Та поспешно развязала льняной мешочек, вытащила зеленоватый восковой брусок и протянула Майе.

– Мыло, – неожиданно вырвалось у нее по-английски, и она засмеялась над собой, потому что это прозвучало, будто она видела мыло первый раз в жизни или, по крайней мере, впервые за долгое время.

Джамила тоже весело прищурилась.

– Таали, – повторила Майя, маня, и сделала шаг в воду.