– Дом в Монпелье, в нескольких милях от Челтенхема, неподалеку от деревни с таким же названием, принадлежащей господскому дому, – отвечал Ральф на расспросы хозяйки дома за супом из бычьих хвостов.

– Вам принадлежит деревня? – Глаза Ангелины, сидящей справа от Ральфа, недоверчиво округлились от восторга.

– Не целиком, мисс Ангелина, – поспешил уточнить он. – Лишь некоторые земли и поля – они принадлежат не только мне, но и моему старшему брату Томасу, он унаследовал титул и имение после смерти отца. Я не был дома больше пяти лет – уверен, за это время многое изменилось. Мне предстоит познакомиться с супругой брата и моим маленьким племянником.

– Значит, вы наверняка привыкли к гораздо большей роскоши, чем наше скромное жилище, – вставила с нервным смешком сидящая напротив Марта Гринвуд.

– Что вы, мадам, все звучит куда более значительно, чем есть на самом деле. В Блэкхолле мне все очень понравилось. И я очень ценю, когда вокруг меньше – хм – формальностей, чем у нас дома.

Судя по тому, как обиженно Марта Гринвуд выдохнула носом, она посчитала это весьма сомнительным комплиментом. Воцарилась неловкая пауза, слышался лишь тихий звон столовых приборов о посудный фарфор. Ральф почувствовал себя неловко. Дело было не только в допущенной им маленькой бестактности – ему явно доставляли неудобство все эти расспросы о происхождении, как будто он переступил порог дома в качестве серьезного кандидата на руку Ангелины. В Майе, сидящей по левую руку от матери, шевельнулось сочувствие, и вместе с тем ей очень понравилась скромность, с какой он рассказывал о титулах и владениях своей семьи. Она послала ему приободряющий взгляд через освещенный свечами стол, и Ральф благодарно на него ответил.

– А что подвигло вас отправиться в армию, мистер Гарретт? – спросил сидящий во главе стола Джеральд Гринвуд, пытаясь спасти положение.

– Семейная традиция, – пояснил Ральф, пока Хазель собирала со стола опустевшие суповые тарелки прекрасного веджвудского сервиза и расставляла подогретые тарелки для горячего. – Вот уже пять поколений хотя бы один из сыновей Гарреттов служит в армии. Мой дядя, брат отца, тоже отслужил в Индии. Но не буду отрицать, в армии меня привлекают товарищеские отношения, карьерные перспективы и не в последнюю очередь приключения, – добавил он со смущенным смешком. – Защищать границы Британской империи в дальних странах – в этом есть определенное очарование.

– Наверное, там ужасно опасно? – Ангелина одарила соседа по столу беззаветно преданным взглядом.

Слуги принесли поднос с аппетитно пахнущим ростбифом и тарелки с хрустящей тушеной капустой и сливочным картофельным пюре. Главное блюдо дополнялось панировкой со специями и знаменитым соусом из горячего молока, масла и сухарей, приправленным луком, солью, гвоздикой, перцем и лавровым листом. Хазель в форменной одежде – черном платье, белом переднике и чепце – сделала реверанс и пожелала всем приятного аппетита, прежде чем увезти сервировочный столик.

Ральф смущенно поправил лежащую на коленях салфетку и ответил, ни к кому конкретно не обращаясь:

– В мире так много опасностей… Разве не все мы в каком-то смысле мечтаем стать героями? Прожить жизнь по-особенному? – Он встретился взглядом с Майей, и они обменялись мимолетными улыбками, прекрасно понимая друг друга. Увидев, что слева Джеральд сделал приборами приглашающий к ростбифу жест, Ральф поспешил передать тарелку.

– Ну, вот мой сын и дома, – Джеральд бросил через стол взгляд на Джонатана, а тот в это время, приняв на себя роль хозяина дома, раздавал всем нежно-розовые ломтики жаркого, – думаю, он вам рассказывал, в нашем роду врачебное дело в почете. Правда, Джонатан первый, кого привлекли приключения в армии. Что бы он ни говорил, его мотивы…

– Отец, прошу тебя, – Джонатан с деланым гневом закатил глаза, – ты опять начинаешь!

– Папа считает, – поспешила пояснить Майя в ответ на растерянный взгляд Ральфа, передавая Джонатану блюдо с овощами и протягивая руку за соусницей, – что английскому врачу опыт лечения экзотических болезней вроде малярии или тропической лихорадки…

– Майя! – испуганно шикнула на нее сидящая рядом Марта. – Это неприлично! Мы же за столом!

– …не слишком нужен, – с безмятежным спокойствием закончил за нее Джонатан, старательно сооружая половником у себя на тарелке пирамиду из овощей. – Между тем я, напротив, считаю умение лечить холеру весьма полезным и для наших широт. Вспомнить хотя бы, какая эпидемия разгорелась здесь, в Оксфорде, в сороковых – она забрала более шестидесяти жизней.

Он передал блюдо дальше, Ангелине. Только самый внимательный глаз мог заметить заговорщицкие взгляды, которыми обменялись из-под опущенных ресниц Джонатан и Майя, внешне совершенно сосредоточенные на своих тарелках.

– Ну, – Джеральд Гринвуд коротко кашлянул, прикрыв рот рукой, уголки его губ предательски дрогнули, и он успокоительно положил руку жене на предплечье, – три года обязательной службы подошли к концу, и я надеюсь, Джонатан найдет подходящее штатское место. Мой брат работает в местной больнице и подумывает уйти на пенсию в следующем году. А у одного из моих кузенов очень доходная практика в Лондоне.

– Но официальный срок моей службы еще не вышел, отец. Только через четыре месяца, когда закончится отпуск. Тогда мы сразу же вернемся к этой теме. – Джонатан положил нож на край тарелки и задумчиво провел кончиками пальцев по рифленому узору на бокале. – Честно говоря, сначала я хочу посмотреть, как будут развиваться события на арене мировой политики. Если Англия действительно объявит России войну, я с удовольствием запишусь добровольцем. В военное время власти более чем рады врачам.

Марта Гринвуд опустила приборы и встревоженно посмотрела на приемного сына.

– Но, Джонатан, ты ведь только приехал. Разве обязательно прямо сегодня…

Она посмотрела на супруга, ища поддержки. Ангелина с Майей тоже обменялись долгими расстроенными взглядами.

Джеральд Гринвуд сдержанно кашлянул, вытерев салфеткой рот.

– Судя по тому, что говорят и пишут, война практически неизбежна.

Обстановка на Востоке накалилась уже давно. «Больной у Босфора», как неоднократно называли Османскую империю турок, был ослаблен внутренними мятежами. Русский царь Николай I решил этим воспользоваться, чтобы расширить сферу влияния в Европе, получив доступ не только к стратегически важным объектам на Средиземном море, но и к проливам Босфор и Дарданеллы. Россия и раньше пыталась обрести влияние на Англию и Австрию, уничтожив Османскую империю. Англия и Франция воспрепятствовали планам царя. Они не могли допустить попадания ключевых позиций в жадные руки русских и возникновения силового вакуума с колоссальным военным потенциалом в случае совершенного развала Османской империи.

Но царь Николай не давал покоя. Он начал борьбу за освобождение православных славянских народов от гнета османского господства. Направил ко двору Константинополя дипломатов, предъявив султану совершенно дикие требования. Наибольшие споры вызвал вопрос, какая страна станет хранителем христианских святынь в османском Иерусалиме. Царь Николай считал, что это должна быть исключительно Россия и православная церковь, но с ним никак не могла согласиться католическая Франция и император Наполеон III. Султан не удовлетворил требований Николая и тем самым дал русским повод для военного вторжения. В июле русские войска вступили в дунайские княжества Молдову и Валахию. После этого было предпринято еще несколько неудачных попыток примирения, и в итоге последовало официальное объявление войны Османской империи. Теперь война бушевала на Балканах, что беспокоило как Францию, так и Англию.

– За пятьдесят лет Россия почти удвоила область влияния на территории Европы, – начала Майя, не обращая внимания на предостерегающие взгляды Ангелины. – От Вены, Берлина, Дрездена, Мюнхена и Парижа ее отделяет всего восемьсот пятьдесят миль. От Константинополя – четыреста пятьдесят и всего несколько миль от Стокгольма. Тысяча миль от Британской Индии и столько же – от Персии.

– Все верно, мисс Гринвуд, – Ральф с уважением кивнул. Указательным пальцем он отмечал на белой скатерти воображаемые пункты.

– Русский полк, размещенный на западном побережье Каспийского моря, находится на большем расстоянии от Санкт-Петербурга, чем от Лахора в Пенджабе. И русским батальонам на границе с Персией до Дели ближе, чем до родной базы в столице.

– К счастью, царя еще отделяет от Индии несколько буферных государств, – добавил Джонатан. – Но в Вестминстере считают, что каждое наступление русских дает новые поводы для недоверия.

– Большая игра, – пробормотал Джеральд, сделал глоток вина и, поставив бокал на место, принялся задумчиво его вращать. – На северо-западной границе Индии сталкиваются интересы России и Англии. России нужны незамерзающие гавани в Индийском океане. А Англия – крупнейший торговый партнер Османской империи и прежде всего хочет контролировать соединительные пути в Индию. Раньше нам было все равно, красуется ли над Святой Софией в Константинополе полумесяц, теперь – нет. Дорога в Индию проходит по старым караванным маршрутам, через горы Малой Азии и вниз, в долину Евфрата. А наикратчайший путь – морем до Александрии, вниз по западному Аравийскому побережью до занятой англичанами гавани Адена и в Индийский океан – даже он частично проходит по Османской империи. Если Россия захватит эту территорию, то сможет отрезать от Востока всю Европу.

– А потому отправленный на Босфор английский флот – неплохой дипломатический ход, – рассуждал Ральф за бокалом вина.

– Очевидно, это не слишком впечатлило царя, иначе он не сжег бы в конце ноября своим черноморским флотом в Синопской гавани турецкие корабли и часть города, – пылко отозвалась Майя. И тут же вздрогнула от резко ткнувшей ее под коленку туфли Ангелины.

– Разумеется, – согласился с ней Ральф.

На его губах заиграла тонкая улыбка, и он одарил Майю таким долгим взглядом, что та покраснела и быстро опустила голову. Хазель собрала пустые тарелки, и Ральф продолжил, откинувшись назад: