— Конечно же. Я нанял тебя. — Папа дует на ложку с едой, прежде чем попробовать.

— Я вроде как подала документы кое-куда. — Я смотрю вниз, избегая взглядов родителей, хотя все еще вижу их периферийным зрением.

Папа кладет ложку, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. О боже, я в беде.

Мама смотрит вверх и улыбается. Я не говорила ей, что происходит. Ну, кое-что она знает, но не об этом предложении, которое я получила.

— Где? — спрашивает папа, его челюсть напрягается. Он смотрит на Сальваторе, как будто это его вина.

— Эм, вроде как в очень хорошем ресторане.

— Это не ответ. Я спросил тебя «где»?

Я с трудом сглатываю.

— Это в городе, — медленно говорю я, не сообщая о том, в каком городе.

— Что за место? Если оно мне не понравится, то ты не получишь моего разрешения, — он потирает подбородок рукой.

— Я... э… это… э…

— Говори уже, Эмма! — Он встает, достает свой телефон из кармана и смотрит на меня, ожидая ответа.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, указывая на его телефон.

— Я должен поговорить с владельцем и убедиться, что они знают о том, кто ты.

— Папа, ты не можешь этого сделать.

— Oui, конечно, могу. — Он хмурится и проводит рукой по волосам.

— Пьер, — предупреждающе произносит мама, продолжая есть свой ужин на удивление спокойно.

— Ну, что за место?

Была не была! Я знаю, что он с ума сойдет.

— Это «Кюпидитэ», — шепчу я.

Ложка мамы ударяется о тарелку, а рот папы открывается по мере того, как его глаза округляются.

— «Кюпидитэ»? — спрашивает папа, усаживаясь на стул.

— Да, — шепчу я, пока Сальваторе сжимает мое бедро.

— «Кюпидитэ»? — повторяет папа, уставившись на меня диким взглядом.

— Да.

— Но... это... но... — первый раз в моей жизни папа и мама потеряли дар речи.

— Это в... вроде... как в Париже. И это один из двадцати лучших ресторанов в мире. Я разговаривала с ними по скайпу, и они предложили мне годовую стажировку. Я уезжаю во Францию через две недели.

Мама и папа смотрят друг на друга. Мама несколько раз открывает рот, но ничего не произносит. Папа смотрит на меня. Сначала он кажется злым. Но потом черты его лица меняются, плечи расслабляются, и он улыбается мне.

— Мы будем скучать по тебе, — наконец-то умудряется сказать мама, прежде чем папа успевает сказать хоть слово.

Папа смотрит на стол, пока сам светится от радости и счастья. После долгой паузы он делает огромный вдох и смотрит на меня.

— Я думал, вы собираетесь сказать мне о своей помолвке. Фух, я рад, что это не так. Не то чтобы я был против, но только через несколько лет, а пока вы слишком молоды.

Я смотрю на маму, и теперь ее очередь выглядеть робкой и обеспокоенной.

— Ну, папа, есть еще одна новость…

Конец…

— Пьер, — говорит Холли, когда мы лежим в постели. Сегодня был эмоциональный день. Мы отвезли Эмму в аэропорт и отправили ее изучать кулинарное искусство под руководством одного из самых талантливых шеф-поваров мира. Ее помолвка с Сальваторе не должна была быть шоком, но я не мог вымолвить ни слова. Но я очень рад, что он уехал с ней, потому что знаю, он любит ее и будет заботиться о ней.

— Oui, mon chéri, — отвечаю я, обнимая ее великолепное обнаженное тело и оставляя поцелуи на ее спине.

— У меня на завтра назначена встреча с моим гинекологом, — говорит она тихо, пока прижимается своей аппетитной попкой к моему паху.

— Мне ненавистно, что ты переживаешь менопаузу, но я люблю любой наш секс.

Я переворачиваю Холли на спину и накрываю ее соблазнительное тело своим. Она раздвигает ноги и обхватывает мои бедра, пока я скольжу в ее влажную и теплую киску.

— Да, насчет этого, — стонет она, прижимаясь своей грудью к моей, а ногтями глубоко впиваясь в мою спину.

— Все в порядке. Я все еще люблю тебя, даже с твоими безумными перепадами настроения.

— Хорошо, потому что у меня не менопауза.

Я мгновенно замираю.

— Что? — спрашиваю я, мое тело дрожит от беспокойства.

Ее глаза наполняются слезами, и она улыбается, пытаясь сократить любое расстояние между нашими телами.

— Ничего страшного нет.

— Тогда в чем дело?

— Подожди восемь месяцев и узнаешь.

* КОНЕЦ *