— Сэр, мы не можем даже надеяться сравниться с вашими стандартами моды; тем не менее делаем все, что можем. Некоторые из нас не позволяют себе отставать от моды, наша верность лондонской моде, как видите, преобладает. Мы стараемся выглядеть на уровне.

Слегка удивленный, джентльмен одарил ее насмешливым взором. Она наверняка возбудила его любопытство. А по выражению его лица она заключила, что он очарован. Настал нужный момент! Мисс Денхэм внесла мгновенные коррективы в свои планы на будущее. Состоятельный муж чина — лорд, следовательно, влиятельная особа. Это еще лучший вариант, поскольку его реакция на нее свидетельствовала об открывающихся перед нею возможностях.

Она быстро размышляла, взвешивая все «за» и «против». Ей больше не придется унижаться, добиваясь расположения ее светлости. Ей больше не нужно будет гнаться за все ускользающей целью.

Ей следует обратить свои взоры на что-либо другое, она изобретет новый план и претворит его в жизнь. Разве не желали наши молодые люди в течение всех этих прошедших лет добра леди Денхэм в надежде на то, что она поможет одному из них — сэру Эдварду, занять место, которое принадлежит ему по праву? И разве не прилагала сама Эстер все усилия, чтобы обеспечить его будущее? И даже в том случае, если бы их тетка завещала все ему, разве не сохранила бы Эстер привязанность к своему иногда неосмотрительному и неумелому брату? Но зависеть от милости такого человека, пусть даже это ее собственный брат, — слишком мрачная перспектива для женщины, лишенной всяческих средств.

Перед ней открывался намного более приятный пейзаж. Она увидела более удобную и прямую дорогу к тому, чтобы занять в жизни подобающее ей место. Именно лорд Коллинсворт должен стать тем человеком, кто поможет ей пройти этот путь. Мисс Денхэм всегда была предприимчивой особой. Вместо того чтобы вернуться домой в Денхэм-парк, она поведала всем желающим, что возвращается в свои апартаменты в Лондоне. Наш джентльмен, будучи достаточно благовоспитанным человеком, дал обещание навестить леди и ее брата, как только они прибудут в столицу.

Дальнейшие размышления в тот вечер укрепили Эстер в ее намерениях, когда она остановилась, чтобы повнимательнее рассмотреть нищую кузину своей тетки, Клару Бреретон. Для нее не было новостью, что это создание ухитрилось заманить в ловушку сэра Эдварда, однако же в последнее время поведение девушки изменилось, и теперь в ней чувствовалось радостное возбуждение. От нее исходило такое сияние, какое бывает, только если тобой восхищаются, тебя ценят, обожают и любят больше всех на свете.

Неужели ее брат оказался настолько очарован и околдован этой девушкой? Кто мог сказать, какую глупость он еще выкинул и какие необдуманные обещания успел дать?

Говоря правду, между нашей парочкой не произошло ничего экстраординарного. Но мисс Бреретон в ее отчаянном и одиноком положении была благодарна за любое проявление внимания, сколь бы ничтожным оно ни было. Не ожидая от жизни ничего, она довольствовалась тем малым, что выпадало на ее долю. Если знаки внимания этого джентльмена были всего лишь мимолетной прихотью, если он только развлекался от нечего делать, она все равно воспримет это с благодарностью. Если же дела сложатся так счастливо, что их отношения смогут перерасти в настоящую любовь, или хотя бы искреннюю привязанность, она должна будет попытаться стать счастливой.

Подобная скромность совсем не входила в планы мисс Денхэм, которая рассчитывала ни много ни мало на то, чтобы заполучить восхищенного ею и хорошо воспитанного лорда Коллинсворта.

Эстер Денхэм никогда не начинала действовать, не продумав своих планов до мельчайших подробностей; точно так же она никогда не отказывалась от свои намерений. Крайняя необходимость только укрепила ее в решимости действовать. Кости были брошены.

Часть пятая

Глава двадцать первая

Как обычно в солнечные дни, мисс Хейвуд пораньше вышла на прогулку. Солнце светило нежарко, воздух был свеж и мягок, и на голубизну моря приятно было смотреть. Вокруг нее царило благословенное спокойствие, поскольку в этот ранний час встали еще немногие. Но как раз этим утром, к величайшему изумлению Шарлотты, среди стоящих на якоре рыбацких лодок она наткнулась на последнее прибавление к их колонии — на ту самую леди, ради которой в Сандитон-хаусе был устроен столь грандиозный прием.

В гордом одиночестве миссис Эммелин Тернер пробиралась сквозь заросли песчаного тростника и крушины, растущие выше береговой линии. Она не отрывала глаз от земли, полностью погрузившись в свои мысли, и не заметила, что стала объектом чьего-то интереса. Тем не менее, когда две женщины столкнулись лицом к лицу, Шарлотта поняла, что должна заговорить первой.

— Примите мои извинения, дорогая миссис Тернер, — начала она, — я вижу, что вы далеко унеслись мыслями, и вам не нужен голос назойливого пешехода, чтобы заставить вас вернуться к действительности. Я просто пожелаю вам доброго дня и продолжу свою прогулку.

Однако миссис Тернер с подобающей вежливостью заверила молодую леди, что узнала ее, и предложила задержаться. Разве не она — та самая мисс на вечере у леди Денхэм, которая оказалась настолько храброй, что спасла ее от скуки и принесла всем им облегчение?

— Дорогая мисс Хейвуд, — взмолилась она, — вы не можете взять и вот так просто убежать, я очень рада вас видеть. В чудесном свете нынешнего утра вы кажетесь мне еще более восхитительной. Вы всегда так рано встаете подышать морским воздухом? С тех пор как я приехала в Сассекс, я не упускаю такой возможности. В самом деле, я уверена, что изо всех видов лечения, которые так широко рекламируются — хотя я не рискнула бы заговорить об этом в Сандитоне, — более всего для нас подходят самые простые. Поэтому я, подобно остальным, так люблю уединиться на берегу в любую погоду! Не стоит обращать внимания на хитроумные советы таких светил медицинской науки, как доктор Релхан и доктор Рассел. Или же, если на то пошло, любых их коллег. Я убеждена, что только природа, сама природа, раскрывает мне свои объятия и облегчает мое состояние; именно природа наполняет меня надеждой.

При этих словах она подняла голову, чтобы вдохнуть соленого воздуха.

Шарлотта Хейвуд окинула леди внимательным взглядом.

— Да, я обратила внимание, мадам, как изменилось ваше состояние со времени нашей первой встречи. Вы как будто родились заново! Кто знает, может быть, как раз именно море и солнце Сассекса, сияющее с небес, и станут вашим ангелом-хранителем. Солнечный свет способен приободрить любого, он оживляет и одухотворяет. Я нахожу простое удовольствие в том, чтобы пройтись по этой полоске берега, и с готовностью подчиняюсь его магии. Но наш добрый мистер Паркер не устает повторять о вновь обнаруженной гармонии между нашим телом и его скрытыми глубинами и так красноречиво описывает чудесные случаи исцеления, свидетелем которых он становится почти ежедневно! Но наверняка, дорогая мадам, ваши собственные недуги не могут быть столь серьезными, как утверждают те, кто ими страдает.

Леди весело рассмеялась.

— В самом деле, дитя мое, несмотря на наш скептицизм, его экстравагантные заявления вполне могут сбыться! Просто подумайте о нашем собственном настроении. Разве не изменилось оно в результате этой невинной экскурсии? И разве не свидетельствует это в пользу теории мистера Паркера? Увы, мы опутаны сетями Вселенной, хотя сами почти не отдаем себе отчета в ее силе и неистовстве! И мы должны подчиняться этим силам, хотя бы ради сохранения собственного здоровья. Так давайте же так и поступим. Наш обретший успокоение разум последует за нашим бедным телом, как и должно быть. Во всяком случае, нам остается на это надеяться. — Она сделала паузу, прежде чем продолжать, словно бы для того, чтобы почерпнуть уверенность в свежести морского бриза. — Но, мисс Хейвуд, как замечательно вы выступили в мою поддержку в Сандитон-хаусе. И как удивительно то, что вам вполне понятны опасности, подстерегающие художника. Столь полное понимание творчества такой молодой особой, как вы, восхищает меня, должна признаться. Немногие способны представить себе те трудности, с которыми приходится сталкиваться людям искусства — преодолевать их! Я имею в виду это постоянное стремление угодить тому, что в последние годы получило название «широкой публики». Ах, есть целые легионы обожателей романов, у которых одна цель — доставлять удовольствие, хуже того, льстить и вводить в заблуждение! Быть заложницей читателей, которые никогда не обременяют себя мыслью, а хотят только того, чтобы их утешали и умиротворяли, убаюкивали до сладкого комфорта и удовлетворения. Что до их аплодисментов созерцанию жизни и размышлениям над ней — то это напрасная надежда. Сейчас я вынуждена искать читателя — такого, с которым нянчатся в библиотечных кругах Лондона. Потворствование им, боюсь, заведет нас в тупик. Кроме того, мисс Хейвуд, я полагаю, что не стоит говорить о ежедневных препятствиях, чинимых нашему полу на пути к созданию художественных произведений. Наш негромкий голос, едва ли вообще когда-либо приветствуемый на рынке, редко бывает услышан, сколь бы велики ни были наши достижения.

Шарлотта вслушивалась в эти рассуждения с большим интересом, пораженная искренностью и прямотой этой леди. Она не привыкла к серьезным разговорам или к размышлениям на серьезные темы; во всяком случае, не здесь, на побережье. А сейчас она столкнулась со знающим, глубоко мыслящим человеком, прекрасно излагающим свои взгляды.

Шарлотта пришла в полный восторг, оттого что ее отметила эта замечательная леди, да еще представила в столь выгодном свете. Следует признать, что Шарлотта оказалась полностью покорена ею.

Возражая леди Тернер и объясняя, что ее слова за столом у леди Денхэм стали всего лишь реакцией на услышанные экстравагантные высказывания — и признавшись в своем неприятии бессмысленного и преувеличенного восхваления, — Шарлотта скромно отметила отсутствие у себя какого-либо предубеждения. Она надеялась, что о ней будут думать всего лишь как о читателе, дилетантке, и не более того.