— Похоже, вечеринка затихла, — говорю я, думая, что это самая безопасная тема для разговора. В стены больше не долбит музыка.

— Я придурок, — таков ответ Кольта. Да, он такой… и в то же время нет. Его ладонь по-прежнему под моей футболкой, губы прижимаются к моей шее. Мне кажется, что так проще — в нашей темноте, как он сказал. Проще спрятаться и проще для нас очиститься в этом полумраке.

— Да… но я понимаю. Ты просто защищал свою маму.

— Нет. — Кольт перекатывается на спину. Я следую за ним, ложась на бок и обнимая его рукой. Мы полностью одеты, за исключением обуви. — Я вел себя как придурок по от-ношению к ней. Я защищал себя. Не должно было быть ничего серьезного в том, чтобы сде-лать ей чертову татуировку.

— Почему…

— Потому что это конец. — Его рука сжимается, ногти впиваются в мою кожу. Не могу удержаться, чтобы не подумать, значит ли это, что я тоже что-то для него делаю. Как-то по-могаю ему, как и он — мне.

— Мне жаль. — Порой слова так нелепы. По сути они ничего не значат, но кроме них у меня ничего нет. — Ты должен знать, что она сделала это, потому что любит тебя. И не смотря ни на что, она знает, как сильно ты ее любишь.

Снова молчание. Его рука слегка расслабилась, большой палец снова движется. С ка-ждым скольжением я чувствую себя ближе к нему, что не имеет смысла, но это правда.

— Мне нужно было это компенсировать ей… У меня просто в голове был такой бардак. У нас состоялся этот безумный разговор, а потом я просто мотался, где попало. Затем меня остановили. Обыскали. Отвезли в тюрьму. Поэтому ты позаботилась о ней в то время, как я был заперт. Я чувствовал себя дерьмом и сорвался на тебе.

Его слова поражают меня. Да, Кольт всегда честен. Он ничего не утаивает, но обычно, именно когда ведет себя как придурок, он не откровенничает. Я не ожидала услышать от не-го эти слова. Не знаю, что и думать о них. Я лишь знаю, что от них у меня будто сердце рас-ширилось. Они, как кровь, накачали этот важный орган жизнью, потому что я знаю, что де-ло во мне. Ему комфортно обнажаться передо мной.

— Ты через многое проходишь.

— Фиговое оправдание. Не люблю оправдываться. Что я сказал тебе в тот первый ве-чер? Ты сказала, что твоя мама бросила тебя, а я ответил «Ну и что?». Так оно и есть, и я должен это знать. — Его голос звучит так твердо. Он напряжен, но в то же время кажется, будто он принял решение и теперь знает, что ничего не поделать, только смириться.

В этом я ему завидую. Я знаю, как отношусь к нему, но переживаю, пытаясь выяснить, сказала ли я эти слова вслух и слышал ли он. Я не могу спать из-за кошмаров. Я знаю, что мамы нет, но не могу с этим справиться.

— Не позволяй этому добраться до твоей головы, ты сильнее, чем думаешь.

— Как и ты, Маленькая Танцовщица. — Кольт взмахивает рукой и скидывает с нас одеяло. — Под ним чертовски жарко.

Я думаю, что с легкостью переживу смену темы разговора, но так же быстро, как ис-чезло одеяло, он тянет меня к себе, и я оказываюсь на нем сверху.

— Что с тобой произошло? — Он смотрит на меня, а я — на него. Я лишь вижу его сла-бые очертания в пробивающемся из окна свете.

Кольт убирает прядь моих волос за ухо. Такое характерно для парня. А не для того, кто спит с тобой ради развлечения. Меня это одновременно и пугает, и возбуждает. Может, он чувствует то же самое…

Страх одерживает победу.

— Этот парень разозлился на меня и выбесил меня саму.

— Будь со мной настоящей.

Он серьезнее, чем я когда-либо видела. У меня перехватывает дыхание.

— Я думала, это игра, — напоминаю я.

— Больше нет, и ты это знаешь. В моей жизни полнейший бардак. И это единствен-ное, что является настоящим.

Я вздыхаю. Именно это я и хочу услышать. То, что мне нужно услышать. То, что я чувствую в своем каждом биении израненного сердца.

— Я устал бежать. — Кольт касается моих волос. — Я хочу хоть что-то, что не разруше-но… что не испоганено и не умирает. Мамина жизнь всегда была разрушена. Ее мать была наркоманкой и жила на системе. Мой старик был придурком и наркоманом. Только это ре-ально. Не уходи от меня, Моя Маленькая Танцовщица.

Каждое его слово питает мое сердце — такое большое и полное, что мне кажется, оно может взорваться. Или это просто правильное давление.

— Я никуда не ухожу, — говорю я ему. Мне кажется, уголки его губ дергаются вверх в сексуальной улыбке с ямочками. — С тобой я более настоящая, чем была с кем-либо в своей жизни.

И это правда. Как долго я была с Грегори, а он даже не знал о панике? Тетя Лили зна-ла, но я все время как можно лучше это маскировала. Даже с врачами.

Только Кольт видел меня в самом моем худшем состоянии, но он по-прежнему здесь. Хочет еще больше тьмы из моего прошлого. Глядя на его затененные очертания подо мной, я осознаю, что хочу с ним ею поделиться. Что я впервые, возможно, готова признать, что мне нужен кто-то, кто мог бы помочь мне выйти на свет.

Я кладу голову ему на грудь. Чувствую под своей щекой стук его сердца. Как бы мне хотелось, чтобы мы были настолько же физически обнажены, как и эмоционально.

Одна рука Кольта скользит под мою футболку, дразня чувствительную кожу на пояс-нице, пока другая проводит по волосам. Я снова поражена тем, как мы близки. Я гадаю, по-нимает ли он, как много сейчас мне дает.

— Моя мама была самой младшей… испорченной и упрямой. Она ввязывалась во множество неприятностей, а мои бабушка с дедушкой все время ей в этом потворствовали. Она так и продолжала и, по словам моей тети, убежала с парнем, когда ей было восемна-дцать. Она еще не закончила среднюю школу. Конечно, она забеременела мною, поэтому долго это не продлилось. Она вернулась домой, но желание веселиться было слишком вели-ко, так что она снова ушла, забрав меня с собой.

— На самом деле, я не помню своих бабушку с дедушкой. Когда они погибли в авто-мобильной аварии, я догадалась, что ей стало хуже. Тетя Лили говорит, что они не знали, где мы находились большую часть времени, а потом мама появилась со мной. Она оставила меня с ними на несколько дней, вернулась и снова меня забрала.

Ненавижу, как звучит эта история. То, как она изображает ее. Не знаю, хорошо это или нет.

— Хотя она была веселой. Она все время меня смешила.

Кольт такой тихий, что, если бы не его безостановочно движущиеся руки, я бы поду-мала, что он уснул. Я благодарна за молчание. Не знаю, смогла бы я продолжить, если бы он меня перебил.

— Короче говоря, ей все равно нравилось тусоваться, и она приводила меня с собой. На одной из вечеринок она ушла — наверно, с парнем или еще с кем-то. Она сказала мне ос-таваться в комнате.

Я утыкаюсь в него, надеясь, что его сердце у моей щеки наполнит меня силой.

— Было темно… так темно, и тут вошли эти мужчина с женщиной. Они смеялись и целовались. В доме громко звучала музыка. Я попыталась спрятаться, но они включили свет и увидели меня. Они засмеялись, и я убежала.

Я напрягаюсь, знакомая волна паники накрывает меня.

— Я тебя понял. — Кольт сжимает меня. Я никогда не была так близка ни к одному человеческому существу, как в данный момент.

— Было людно… очень людно и громко. Из-за музыки я ничего не слышала. Я всего лишь хотела найти маму. Я протискивалась между людьми. Они проливали на меня пиво и сбивали с ног, но я не могла ее найти. Она потерялась.

Я сделала несколько глубоких вздохов.

— Я наткнулась на задний двор и, наконец, наконец, смогла слышать. Музыка звучала на заднем фоне, но я все равно не могла ее найти. Я начала плакать. Вот тогда меня нашел какой-то парень… он был большим, с большой неопрятной бородой, никогда ее не забуду.

Кольт выругался. Я никогда не слышала его голос таким строгим.

— Он сделал тебе больно?

Я чувствую, как он с трудом сглатывает, его живот — под моей щекой.

Скатываются несколько слезинок.

— Почти, — шепчу я.

Я помогу найти твою маму.

— Он сказал, что поможет мне найти ее. Сначала он схватил меня, и я испугалась, но потом он сказал, что знает, где она, и я пошла с ним. Я не знала. Клянусь Богом, я не знала, Кольт.

Теперь я плачу сильнее. Слезы текут, моча его футболку. Руки Кольта вокруг меня на-прягаются. Он успокаивает меня и целует в макушку.

— Тебе не нужно больше ничего говорить, малышка. Боже, мне так жаль. Так чертов-ски жаль, что я спросил.

Я мотаю головой, потому что теперь мне нужно выговориться. Мне нужно рассказать об этом впервые в своей жизни.

— Мы находились в старом захудалом районе. Дом по соседству пустовал, и он привел меня к нему. Я помню, что у меня так сильно колотилось сердце. Не думаю, что оно когда-нибудь так стучало, но я лишь хотела к маме. Мне хотелось найти ее и пойти домой, где мы могли смеяться, и все было бы по-прежнему.

— Как только за мной закрылась дверь, он толкнул меня к стене. Я ударилась головой и упала. Я помню, что замерзла. Я знала, что мне нужно встать и что-то сделать. Бежать, но я не могла себя заставить.

— Он наклонился.

Пожалуйста. Пожалуйста, перестань.

— Его борода царапнула мое лицо. От его дыхания меня затошнило.

Кольт настолько тих, что я даже не знаю, дышит ли он еще. Он крепко до боли меня обнимает, но мне это нужно.

— Сколько тебе было?

— Семь.

Он снова ругается.

— Его руки оказались на моих брюках, Кольт. Они расстегивали пуговицу и молнию. Я пыталась пнуть его, но он ударил меня. Он снова принялся за мои брюки.

Боже, это трудно. Так, так трудно.